Окна Воздушных Замков

Глава 5 (b)

Первый нежный снег покрывал темную дорогу белым покровом. Слишком хрупко и тонко, легкими касаниями. Первые снежинки тонули в грязи, но вскоре она замерзла, не в силах сопротивляться их холодным душам.
Снег кружил в воздухе белыми мошками, путаясь в еще не опавшей с деревьев листве и оседая на щеках слезами. По широкой дороге шел мужчина, оставляя за собой следы, но и они вскоре исчезали, покрываемые снегом, щедро падающим с темного неба. Он остановился, опустив голову и глядя на тонкую алую ленту, которая не хотела исчезать под хрупкой белизной. Он нагнулся, чтобы поднять ее, и когда выпрямился, увидел девочку, бегущую к нему. Она словно вынырнула из снежного омута. Приблизившись, девочка благодарно улыбнулась, забирая из рук мужчины свою алую ленточку. Подвязав ею свои черные длинные волосы, она опять улыбнулась, обернувшись, и вновь исчезла за снежной стеной. Маленькие следы растворялись в мгновения, скрывая ее существование. Мужчина едва заметно усмехнулся, медленно выдыхая. Снежинки таяли от его дыхания, падая на землю тяжелыми неровными каплями.
Излишне ранняя зима скрывала мужчину со всех сторон, обнимая его и словно желая забрать с собой. Ее холодные поцелуи таяли на коже, слегка покалывая, а прикосновения оставляли в темных волосах ледяные нити. Тишина окружила слишком нежно и незримо, зовя в самые темные края. Но в краткий миг нарушилась гулом выстрела и секундой воя. Звук притягивал к себе, хотелось приблизиться к нему, но он слишком быстро рассыпался в безмолвии зимы.
Мужчина оглянулся, словно кто-то позвал его. Слишком тихо и почти беззвучно, будто шепча. Свернув с дороги, проходя по тонкой тропинке, еще не успевшей утонуть в снегу, он скрылся за широкой веткой ели. Несколько шагов… и белоснежное полотно зимы позволило узреть на себе словно россыпь алых и бордовых роз, разбросанных по снегу бутонами и лепестками. На снегу лежал волк, истекая кровью. Она разливалась вокруг его пробитого дробью тела, словно шикарное шелковое покрывало. Множество брызг вокруг выглядели алым бисером и растрепанными цветками гвоздик, каждая из которых взяла от красного свой оттенок, смешиваясь со снегом.
Будто алая душа раскрыта на безгрешно белом облаке.
Животное умерло, не успев увидеть, насколько прекрасна ранняя зима и его почти замершая кровь, подернутая инеем.
Мужчина отступил на пару шагов в сторону, скрываясь за так и не опавшим кустом жасмина. Где-то впереди слышались голоса и поскрипывание мягкого снега под грубыми сапогами. Двое, вышедшие из снежной пелены, довольно улыбались, глядя на убитого волка и обсуждая его шкуру.
- Нет ни дня, ни ночи… солнце блекло, а душа так ярка… - шепот мужчины растапливал снежинки, которые он поймал на ладонь, облаченную в черную кожу перчатки.
Тело волка встрепенулось, заливая новым потоком крови уже почти замерзшую на снегу. Два человека, пришедшие за ним, трусливо переглянулись… и прежде чем первый успел вскрикнуть и попросить о помощи - второй уже бежал прочь, откидывая от себя ветки деревьев, больно бьющие по лицу. Волк одним рывком бросился на своих убийц, вгрызаясь в горло одного из них. Горячая кровь ярким потоком коснулась снега, растапливая его и беспощадно пачкая собой. Когда человек сопротивлялся, пытаясь оттолкнуть зверя, тот лишь сильнее сжимал свои челюсти, разламывая шейные позвонки. Постепенно попытки освободиться утихли вместе с хриплыми криками, а волк расцепил зубы, с которых стекала человеческая кровь, смешиваясь с его собственной. Он чуть попятился и осел на снег, постепенно опускаясь всем телом. Он безжизненно быстро замерзал в легком снегу, покрывающем инеем сердце, переставшее биться в первые же минуты после выстрела.
Мужчина, стоявший за кустом, вышел к зверю, с печалью глядя на его окровавленное тело.
- Я не убиваю людей… но слышал, как твоя душа молила о возмездии, - ровно произнес он, наклоняясь и осторожно гладя волка, касаясь не запятнанной кровью шерсти.

Луитер распахнул глаза, ощущая на своей щеке легкое поглаживание. Рядом сидел человек, которого он мгновение назад вновь видел во сне, а это прикосновение отчего-то казалось слишком схожим с тем, каким эта ладонь касалась шерсти убитого животного.
- Доброе утро… - Эдвард провел кончиками пальцев от его щеки к виску, убирая с влажной кожи тонкую прядь волос.
Луитер лишь кивнул, внимательно глядя на него, хотя и весьма сонным взглядом. Этот сон был самым ярким из всех, что он видел… но и настолько же загадочным.
- Ты опять видел дурной сон? - поинтересовался Эдвард. Его голос играл сотней тонов, отдающихся во все еще спящих мыслях, но постепенно обретал истинный.
- Там опять был ты… - привстав, Луитер прикрыл глаза, словно вновь видя перед собой ту картину.
- Иногда мне кажется, что это неправильно… но в моей жизни нет ничего, что бы я хотел скрыть. Что ты видел? - протянув руку, Эдвард откинул одеяло, заставляя повернуться к себе спиной.
- Ты убил человека… - вздрогнув, едва слышно отозвался Луитер, когда холодные и тонкие пальцы коснулись его спины.
- Тебе показалось, я не убиваю людей, их смерть окружает меня слишком в большом количестве для того, чтобы еще и я прикладывал к этому руку, - Эдвард почти усмехнулся, отвечая. Он всегда по-своему ценил человеческую жизнь для того, чтобы оборвать ее своими руками. Каждый заслуживает той смерти, которая ищет его.
- Нет, ты убил его, заставив волка напасть! - Луитер резко повернулся, принимая слова за ложь, но тут же поник, вспоминая о своем положении, в котором из всех отношений стоит проявлять лишь покорность.
- Хм, тогда… зимой… - Эдвард сложил руки на коленях, улыбаясь едва ощутимой улыбкой, от которой веяло такой же прохладой, как и от того снега во сне. - Я видел нечто одинаково ужасное и прекрасное. И слышал шепот отчаявшейся души, жалеющей свое тело…
- Души?
- Да, они есть не только у людей, хотя подчинить их гораздо сложнее: они весьма горды и строптивы. Но ту душу не пришлось подчинять, и я лишь позволил ей сделать то, чего она желала в последний раз. Когда тело погибает от чьей-то руки, душа больше всего хочет отплатить тем же.
- Но разве так не должно быть? Люди убивают животных, чтобы прожить… - почти сомневаясь, произнес Луитер, натягивая на себя одеяло, скрывая под ним обнаженное тело. Он подсознательно ощущал жжение в тех местах, где его кожи касался взгляд Эдварда.
- Люди давно живут в мире, где убивают не для того, чтобы выжить, а для того, чтобы показать, что они стоят выше, потому что у них есть оружие. Шкура волка ценна лишь для тех, кто любит гордиться перед другими собой, рисуясь якобы бесстрашным охотником, а на деле убивая зверя наугад, просто стреляя в ту сторону, откуда слышал шорох, - Эдвард сдвинул брови, вспоминая о том, что почти забыл. Чувство злости в нем давно стало безразличием, а остальные - лишь прахом вокруг. - Но и от этого выстрела смерть волка была прекрасна…
- Это было жутко… - поведя плечом, Луитер ощутил неприятную дрожь в спине.
- Это стало грязным и потеряло весь свой шарм, когда кровь человека залила все собой. Снежное полотно, украшенное рубинами крови зверя и потоками его сердца… и человек, настигнутый душой этого зверя, - Эдвард чуть опустил голову и взглянул на Луитера исподлобья. - Служа в церкви, ты не замечал, насколько грязны души людей? Хотя едва ли… каждый замаливает свои грехи ложью, даже мысленно не сознаваясь в большей их части.
- Почему ты так относишься к людям? - Луитер замер, с трудом выдыхая свой вопрос, когда Эдвард протянул руку и вновь откинул одеяло, скользя ладонью по его груди, чутко ощущая под ней гулкое биение сердца.
- Потому что я видел слишком много… на этом, думаю, закончим. Подобные разговоры в утренние часы - словно песок… слишком рассыпчаты, - Эдвард приблизился, будто на слух пытаясь воспринять удары взволнованного сердца. - Жаль, что ты видишь меня в своих снах… было бы гораздо лучше для тебя, если бы ты видел то, чего хочешь.
- Я… ничего не хочу… почему я вообще вижу тебя? - Луитер уперся рукой в плечо Эдварда, когда тот наклонился слишком близко, почти вдыхая его мысли.
- Потому что я отдал тебе то, что было моим… не бойся, я ничего не сделаю с тобой, - осторожно взяв его руку за запястье, Эдвард отвел ее, прижимая к подушке на уровне лица Луитера. Ему все еще не перестал нравиться тот запах, что так тонко лился из юной души, отказываясь исчезать в грехе.
Луитер лишь шумно сглотнул и закрыл глаза, с горечью в мыслях признаваясь в том, что уж лучше пусть его касается человек, чем какие-либо существа. Вздохнув, он ощутил запах, вполне несвойственный Эдварду: от него пахло не медикаментами или формалином, а цветами и дождем. Этот запах был более чем знаком и даже спустя годы своего безвестия остался не настолько далеко в памяти, чтобы показаться новым. Луитер запомнил этот запах, витавший в воздухе, когда стоял над могилами своих родителей. В день похорон шел мелкий моросящий дождь, а на кладбище было множество цветов, которые словно оживали от легких капель воды, падающих с небес.
Поддавшись порыву души, Луитер обнял Эдварда, бессознательно сжимая в руках его рубашку на спине, точно так же, как когда-то сжимал полы сутаны настоятеля, когда провожал любимых в последний путь. Он крепко прижимался щекой к плечу Эдварда, забывшись в мире своих воспоминаний, и вернулся лишь тогда, когда рука коснулась его затылка, успокаивающе поглаживая. Тогда никто так не прикасался и не жалел в душе, а лишь лживо, на словах. Всем было все равно, ведь это никак их не касалось, и настоятелю пришлось взять на себя опеку над ребенком, оставшимся в полном одиночестве.
- Как горько… в твоих мыслях, - прошептал Эдвард, садясь и привлекая Луитера к себе. Он чувствовал каждую его мысль на осязание, и они горечью оседали где-то под кожей. Луитер не плакал ни тогда, ни сейчас… его слезы так и остались солью в сердце, которые он оставил лишь для себя, не желая проливать их. - Твои слезы… словно бриллианты… покажи их мне.
Луитер коротко вздохнул и отстранился, глядя на Эдварда отрешенным взглядом, лишь начиная осознавать, что сделал.
- Нет, - он отрицательно помотал головой, отстраняясь, осознавая еще и то, что находится в полностью обнаженном виде подле мужчины. - Я пообещал себе, что сохраню их…
- Я не заберу их… - Эдвард протянул одну руку и, не глядя, взял тонкое покрывало, лежавшее на краю, и прикрыл им тело Луитера, вновь привлекая его к себе.
- Зачем они тебе? - приподняв голову, глядя снизу вверх, Луитер вновь глубоко вдохнул знакомый запах.
- Они красивы и слишком искренни…
- Ты и так видел мои слезы, и сам спровоцировал их…
- Это были слезы твоей боли и страха, а не души и сердца… ведь ты так трепетно хранишь все эти воспоминания, хотя и мог бы забыть, как бывает в большинстве случаев. Похоже, я наконец-то понял, что так манило в твоей душе… - Эдвард легко скользнул пальцами под его подбородком, заставляя еще немного приподнять голову и посмотреть в глаза. - Они не дают осквернить тебя, ибо занимают слишком много в тебе…
- Возможно… - едва слышно произнес Луитер, словно повинуясь немому приказу.
- Какая хрупкая и изящная загадка сердца… никогда не встречал подобного. Искренность и нечто, настолько сильно пропахшее грехом, что нельзя различить. В этом есть твое чувство вины… ты был виноват в том, о чем так грустишь? - Эдвард задавал вопрос, хотя ответ уже слышал в фибрах чужой души, в ее трепете и подрагивающих ресницах, и Луитер кивнул, закрывая глаза. - Это не вина, а лишь обвинение… хотя истина и скрывается за пеленой твоих мыслей, которые будто не помнят ничего из этого.
- Я не знаю… когда я вошел в дом - они были мертвы. Если бы я тогда не ушел, то бы смог что-то сделать… - Луитер чуть склонил голову, сопротивляясь пальцам, которые заставляли его не опускать лицо.
- Нет, не смог бы. В этом есть нечто странное, и я не вижу ответа в тебе, хотя… разве он нужен? Тебя самого привлекает эта тайна… - убрав от него руки, Эдвард внимательно осмотрел его. - И я пришел не за этим…
- Чего ты хочешь? - тяжело вздыхая, сдерживая так трепетно охраняемые слезы души, Луитер попятился от изучающего взгляда, который ровно скользил по каждому дюйму лица.
- Ничего особенного, я пришел лишь для того, чтобы узнать одну деталь... и узнал. Встань и оденься, я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, - Эдвард указал рукой на кресло, где лежали вещи.
Луитер, ничего не говоря и не спрашивая, смотрел на него: слишком неприятно незнание чужих намерений, особенно когда видят всю душу, словно вскрытое письмо. Помедлив, он все-таки встал, прикрываясь покрывалом и, взяв вещи, вновь вернулся к кровати. Он накинул светлую рубашку, неотрывно глядя на Эдварда, который внимательно наблюдал за ним, очерчивая взглядом тонкие пальцы, неуверенно застегивающие пуговицы. Медленно Луитер надевал брюки, осторожно натягивая штанины, и слишком неохотно и стеснительно встал, все-таки надев их. На сей раз одежда была не так велика: брюки не спадали, а рубашка не висела, словно на вешалке.
- Размер подошел? Думаю, так тебе будет удобнее… - Эдвард довольно улыбнулся, рассматривая Луитера: его хрупкое и изящное тело, красивое лицо и волосы, спадающие по плечам спутанными прядями. - Прибери волосы и иди за мной.
- Что ты хочешь сделать со мной? - опасливо поинтересовался Луитер, надевая ботинки, стоявшие под креслом, на которые Эдвард указал взглядом, словно напоминая о том, что он босой.
- Ничего особенного, не бойся, - вновь улыбнувшись, Эдвард открыл дверь, стоя подле нее, ожидая, когда юноша закончит собирать волосы в привычную свободную косу. Поспешив под пристальным взглядом, Луитер шел за Эдвардом, оглядываясь вокруг.
Вскоре темный коридор сменился лестницами и белыми больничными коридорами, в которых иногда даже попадались люди. Они вежливо здоровались с Эдвардом и, казалось, не обращали никакого внимания на его спутника.
- Можно… спросить? - подойдя ближе, спросил Луитер, когда они были уже почти у выхода.
- Конечно, - Эдвард остановился, приоткрывая дверь.
- От тебя… пахло цветами… почему? - Луитер подошел и замер в паре шагов от него, упорно глядя в пол.
- Сегодня утром я был на похоронах нашего губернатора, там было слишком много цветов, а дождь лишь больше впитал их запах в кожу и одежду, - протянув руку, Эдвард жестом указал пройти вперед.
- Ты всегда ходишь на похороны тех, кого… вскрываешь? - Луитер неуверенно посмотрел на Эдварда, который обошел его, проходя вглубь достаточно просторного помещения.
- Нет, лишь тогда, когда хочу на что-нибудь посмотреть, - Эдвард зажег неяркий свет, вытесняющий мрак плотно зашторенного окна.
- Это же не спектакль и не представление, чтобы смотреть на чужое горе… - Луитер решил не терять возможности поговорить, пока его не заставляли замолчать. Подсознательно он опасался общества этого человека, но так же и был во многом категорически c ним не согласен.
- О нет, это именно спектакль… умело сыгранный и поставленный. Нельзя описать человеческую сущность, не видя того, с каким натуральным видом они говорят о сожалении, при этом мысленно едва не радуясь. Губернатор внезапно умер от сердечного приступа, однако на его теле обнаружилось множество ссадин и даже перелом грудины. Когда он испустил последний вздох, то жена не раз ударила его в грудь и живот. Затем, когда она сообщила о смерти супруга, почтить его пришел друг и, оставшись наедине, так же одарил ударами. А подчиненные, когда везли тело в морг, несколько раз уронили его по пути. А как плакали его родственники над гробом… их слезы были от осознания счастья наживы, ведь все, что он заработал, досталось им, хотя все и было так умело скрыто за отчаянием и печалью, - взяв ключ с невысокого стола, заваленного множеством бумаг, Эдвард открыл им весьма массивный шкаф. - Я наблюдал за тем, как люди, до этого буквально пресмыкающиеся пред ним, искусно изображали скорбь, при этом всеми мыслями проклиная его. Подобный спектакль нельзя увидеть в театре и нельзя сыграть по сценарию.
Луитер хотел сказать о том, как это ужасно, но замолчал, когда Эдвард достал из шкафа большой футляр и открыл его, показывая черную виолончель.
- Сыграешь для меня? - достав смычок, Эдвард плавно провел им по воздуху. И когда Луитер отрицательно помотал головой, то Эдвард почти разочарованно улыбнулся. - Сыграй для меня… я видел в твоих мыслях воспоминания о том, как ты играл на виолончели в церкви.
- Тогда ты должен был увидеть и то, как я на ней играл… учитель всегда кричал на меня, говоря, что я играю неправильно, - Луитер скромно сложил руки перед собой, чуть поводя плечами, ему всегда было стыдно, когда учитель был недоволен его игрой в церковном хоре и больно ударял смычком по пальцам.
- Этого я знать не могу, пока не услышу, - Эдвард подошел к нему, аккуратно беря за руку и вкладывая в ладонь смычок. Он видел, что Луитер умел играть, но услышать этого в чужой душе не мог. Будучи ценителем музыки, тем более столь изысканной, как сыгранной на виолончели, он давно скучал по ней.
- Я не уверен, что смогу, - Луитер неуверенно сжал вложенную в его руку вещь, на осязание вспоминая, каково это.
- Попробуй, никто не осудит.
Луитер подошел к музыкальному инструменту и, достав его из футляра, провел пальцами по грифу, дрожа. Он думал о том, что, при всей извращенности взглядов Эдварда, едва ли ему понравится неумелая игра.
Собравшись с мыслями, силами и тайным желанием все-таки попытаться сделать это, Луитер осторожно коснулся струн смычком. Его размеренные движения превращались в легкую и плавную мелодию, грустную и прозрачную, проходящую сквозь мысли. Он не ошибался в нотах, играя и помня ее лишь отдаленно.
Эдвард не столько слушал, сколько наблюдал, как Луитер плавно и грациозно управлялся с инструментом. Его руки совершали настолько ровные и мягкие движения, что завораживали.
Постепенно Луитер играл более уверенно, искренне стараясь. Его сердце билось в унисон мелодии, сплетаясь с ней. Он никогда не думал, что способен на это, ведь обычно всегда ошибался, либо рука сама соскальзывала со струн. Но сейчас он не боялся, что его кто-то осудит, ведь учителя здесь не было.
- Это было прекрасно, - Эдвард поаплодировал исполнению Луитера, когда тот закончил. Хотя мелодия прошла почти мимо, он смог уловить куда более яркую и красивую мелодию чужой души, воплощенную движениями рук, подчиняющихся ей.
- Спасибо, - щеки Луитера залились по-детски алым румянцем смущения, ведь никто и никогда не хвалил его игру. Он играл не настолько часто и хорошо, потому что его учебу в этом приходилось откладывать, когда учитель ударял по рукам слишком сильно.
- Музыка описывает многое из жизни… как ты думаешь, как бы звучала смерть? - подойдя к нему, Эдвард провел пальцами по струнам виолончели.
- Есть погребальные мелодии… - Луитер вздрогнул, заглянув в глаза, которые смотрели словно в самое сердце.
- Не погребение, а сама смерть.
- Смерть? Наверное, что-то громкое и резкое, ведь умирать больно… или наоборот, простая тишина.
- Тишина вполне вероятна… ведь смерть заставляет замолчать, - Эдвард опустил взгляд к рукам Луитера, наблюдая за тем, как тот сильно сжимает смычок.
- А ты… смертен?
- Как и все, - он лукаво улыбнулся, возвращаясь взглядом к смущенному лицу, наблюдая в нем странное смятение и задумчивость, граничащую с нерешительностью.
Все внутри Луитера начинало дрожать, ощущая нечто недоброе со стороны Эдварда, словно он хотел сделать что-то плохое.
- Зачем ты захотел послушать, как я играю? - отступив на шаг назад, выпуская смычок и виолончель из рук, Луитер еще более четко ощутил нечто странное, холодящее сердце.
- Чтобы запомнить это в тебе до того момента, пока мы снова не увидимся, - Эдвард не поймал инструмент, позволив ему с гулким ударом упасть на пол.
- Что?.. О чем ты? - отступать больше было некуда, и Луитер уперся спиной в стену, глядя на источник своего страха.
- Сейчас ты еще слишком боишься меня… и слишком скучаешь о том, чего лишился, хотя многое и не помнишь. Я хочу позволить тебе прожить жизнь еще раз… но мы обязательно встретимся, и мне будет приятно, если ты узнаешь меня. Должен ли я сделать что-то, чтобы это напомнило обо мне… даже в другой жизни? - достав из рукава тонкое лезвие, вполне серьезно произнес Эдвард. Ему не хотелось отпускать то, что он случайно нашел, но ему казалось, что так будет лучше.
- Пожалуйста, не делай… этого, - Луитер судорожно вздрогнул, когда Эдвард резко приблизился.
- Не бойся, больно не будет… твоя смерть будет тишиной, и мы увидимся быстрее, чем ты думаешь.
Тонкое лезвие плавно вошло в плоть, проникая между ребер и вонзаясь точно в сердце. Смерть была мгновенна и почти безболезненна, как Эдвард и обещал. Луитер не смог даже вскрикнуть, сохранив нерушимую тишину комнаты.
Его тело упало в объятия Эдварда, которое он ловко поймал и поднял на руки. Луитер, будучи безжизненным, не потерял плавности и грации тела, даже когда его рука откинулась, плавно свисая.
Запрокинутая голова, закрытые глаза, еще теплые губы и кожа по-прежнему притягивали взгляд.

Принеся тело Луитера в морг, Эдвард осторожно уложил его на кушетку, почти с сожалением откидывая от его лица волосы, касаясь уже остывающей кожи.
- Кто это? Я только что из приемной, сегодня же никого не было указано в счетах?! - вошедший мужчина в белом халате негодующе всплеснул руками.
- Это патер, пропавший почти полгода назад… помните, о нем спрашивали служители церкви, заходя к нам? - Эдвард, не обращая внимания на недовольство мужчины, закрывал тело Луитера белой тканью.
- Что?! Откуда он здесь?! - воскликнул мужчина. - Где ты нашел его?!
- Подле ворот морга.
- От чего он умер?
- Удар ножом в сердце.
- М-да-а… нужно церковь уведомить… вот черт, опять работать бесплатно… - мужчина недовольно потирал пальцами подбородок. Будучи главным в данном морге, он больше всех огорчался трупам, за которые некому было заплатить.
- Не волнуйтесь, я обо всем позабочусь. Можете записать его на мой счет, - Эдвард накрыл тело с головой и чуть приподнял край ткани, убирая под него длинную косу, до этого свисавшую с кушетки.
- Да? Ну, как хочешь… так и запишем, - довольно улыбнувшись, мужчина вышел, хлопнув дверью.
Эдвард стоял перед кушеткой, упираясь в ее край руками, осматривая тело, покрытое тканью. Он не сомневался, что обязательно встретится с Луитером еще раз… и узнает его.
Спустя десяток часов тело уже полностью остыло и кожа приобрела излишне бледный оттенок, и он впервые не казался Эдварду привлекательнее теплой и живой кожи.
Эдвард не стал вскрывать тело и тем более допускать отпевание. Он лишь расчесал длинные волосы и поправил одежду, которую сам же и попросил Луитера надеть.
Утром Эдвард уже стоял над могилой: в ней лежало лишь тело, а душа не обрела вечный сон.
- У тебя же были на него какие-то планы… - стоявший рядом мальчик повесил тонкую цепочку с крестиком на большой деревянный крест на свежей могиле.
- Я от них не отказался, а лишь немного отложил… он был к этому не готов, - Эдвард улыбнулся краем губ, кладя к кресту цветок.
- Как это понимать? - Дэмиен, вполне прижившийся в новом теле, с удивлением взглянул на Эдварда.
- Его душа вновь родится в этом мире, и я смогу узнать ее.
- Души людей очень редко перерождаются… кроме того, если это и возможно, то до того момента пройдет не меньше века, - мальчик скрестил на груди руки, подчеркивая свое превосходство.
- Знаю… я отдал ему свои крылья, и он обязательно вновь будет жить в этом мире, даже если спустя век. А пока я буду ждать… пытаясь не забыть о нем.
- Ха-ха, ты так в этом уверен? Твое тело не вечно! К тому моменту оно развалится, - Дэмиен усмехнулся, оставаясь недовольным выбором Эдварда.
- Думаю, ты поддержишь в нем жизнь, как делал до этого… разве тебе не интересно будет посмотреть на то, что получится?
- Не столько интересно, сколько заманчиво пробыть здесь еще век, - показав язык, мальчик улыбнулся.
- Едва ли люди изменятся за это время… и посмотрим, насколько душа Луитера раскроет свои тайны, родившись вновь, - отходя от могилы, Эдвард окинул ее последним взглядом.
Алая роза, перевязанная лентой в тон, чуть дрожала на ветру, а первые снежинки ранней зимы ложились на ее лепестки.

Продолжение следует…