Ребенок

Часть 7-4

По широкому коридору растекались тени от угловатой бутылки и высокого бокала, стоявших на полу перед панорамным окном. Солнце уже садилось, а редкие капли дождя, смешанные со снегом, замирали на стекле, дрожа от холодного ветра и отражая свет из окон соседних зданий.
Навалившись спиной на стену и скрестив на груди руки, Дэвид смотрел на свое почти прозрачное отражение на мокром стекле. Его напряженный взгляд иногда отвлекался на множество мелких капель, но каждый раз безвольно возвращался к отражению. Дэвид испытывал отвращение, глядя на себя. И чем больше он смотрел, тем больше начинал ненавидеть... все, от корней длинных волос, до свежего шрама на боку.
Он закрыл глаза и, глубоко вздохнув, отвернулся от окна, прижимаясь затылком к стене. Медленно выдыхая и открывая глаза, Дэвид окинул взглядом пустую просторную комнату, когда-то бывшую его кабинетом. Отстранившись от стены, он наклонился и уже почти коснулся полупустого бокала на полу, но передумал и взял бутылку, на дне которой переливалось темное содержимое. Он сделал пару полных глотков прямо из ее горлышка и, отпрянув, зажал рот ладонью. Спиртное жгло язык, который бы уже должен был привыкнуть к этому.
Алкоголь давно блуждал по крови, но так и не оказывал ожидаемого эффекта. От него тошнило, а мысли оставались так же связны.
Вновь подойдя к стене возле окна, держа бутылку в руках, Дэвид прислонился лбом к холодному стеклу, а плечом навалился на стену.
В коридоре послышались четкие размеренные шаги, а вскоре в комнату вошел Рафаэль и поставил на пол небольшой кейс.
- Не думал, что ты здесь... - произнес он, наблюдая столь неожиданного гостя, смотрящего куда-то за темный горизонт.
Рафаэлю хватило всего одного взгляда, чтобы понять, что Дэвид занят самокопанием в мыслях, которым крайне редко позволяет всплывать в памяти. Чаще он забрасывает такие мысли подальше от себя и старается не вспоминать о них, но иногда они все же находят его. Обычно Дэвид подавляет их, если кто-то нарушает его уединение, а сейчас же он отвлекся от окна и взглянул на Рафаэля тяжелым и до невозможности усталым взглядом.
- Ну да... - фыркнул Дэвид. Еще недавно он злился и не испытывал ни малейшего желания возвращаться в дом, который не так давно отдал человеку, бывшему самым близким, но сейчас ему было уже просто все равно.
- Понятно, - вздохнув, Рафаэль мысленно выругал себя всем матом, который знал.
Повисшую тишину разрушил звук бьющегося стекла.
Дэвид бросил бутылку с такой силой, что она, пролетев всего в десятке дюймов от Рафаэля, ударилась о стену и разбилась на множество частей.
По гладкой отделке стены остатки спиртного стекали к полу, заливая осколки.
И не звука больше.
Воцарившуюся на довольно долгое время тишину нарушил вопрос, озвученный спокойным и беспристрастным тоном:
- Ты знаешь того, кто сможет удалить шрамы с моего тела?
- Что?.. - Рафаэль расслышал вопрос, но его смысл казался слишком спонтанным и размытым.
- Меня воротит от одного только взгляда на них, - серьезность заявления нарушил разве что отсутствующий взгляд Дэвида, устремленный в окно. - Ты не занимаешься пластикой, но, вероятно, должен знать того, кто занимается.
- Знаю, но такие шрамы нельзя удалить полностью. Да и... с чего вдруг такое резкое желание? - Рафаэль несколько раз быстро моргнул.
- Надоело чувствовать себя тряпкой, собранной и сшитой по кускам, - зло бросил Дэвид. Подобное, на его взгляд, было очевидно.
- Ты пьян? -в удивлении приподняв бровь, Рафаэль подошел ближе.
- Нет.
- Тогда это весьма странное заявление для тебя, - в какой-то степени он даже облегченно вздохнул, потому что вполне ожидал полное игнорирование себя, после того как проявил такую неподобающую слабость.
- Что в нем странного? - сведя брови, Дэвид тяжелым взглядом смерил стоявшего рядом человека.
- Столько времени прошло... мне казалось, ты никогда не обращал внимания на эти шрамы.
- Ты умеешь читать мысли?
- Нет.
- Тогда откуда тебе знать, на что я обращаю внимание, а на что нет? - Дэвид даже не пытался скрыть резкость тона и вновь перевел взгляд к окну.
- Если бы я знал, то спросил бы об этом же, - Рафаэль слегка улыбнулся, наблюдая на скулах Дэвида легкий румянец, который говорил о немалом количестве выпитого спиртного и буре эмоций, раздражавшей мысли.
Вновь возникшая тишина словно давила со всех сторон, а полумрак скрывал пустоту комнаты.
- Для тебя это просто шрамы. Рубцы на коже, - Дэвид прислонился спиной к стене и опустил голову. - Но для меня это отпечатки того, насколько я слаб и ничтожен. Вся моя слабость навсегда отмечена на мне унизительным клеймом боли, которую я испытал, получив эти шрамы. Они напоминают о том, чего бы могло и не быть... ты тоже приложил к этому руку. Ты зашивал раны и смотрел на меня сверху вниз.
- Я никогда этого не делал... - неуверенно протянув руку, Рафаэль замер, но все-таки решился и прикоснулся к Дэвиду, осторожно и по-отечески нежно гладя по голове. - Невозможно смотреть сверху вниз на того, кто не проронил и звука, испытывая такую боль. Я всегда смотрел на тебя с восхищением, но ты, похоже, не видел этого, потому что либо закрывал глаза, либо сидел ко мне спиной... и я всегда был более чем рад, зная, что ты доверяешь мне.
- Я терпел молча, чтобы от себя же скрыть слабость и боль, - подняв голову, Дэвид встретился с мягким и утешающим взглядом, отчего тошнота лишь усилилась. Единственное, чего меньше всего хотелось, так это сожаления и утешения. - Тебе не понять, с чем я мирюсь и живу. И мне не нужна твоя жалость.
- Я не вижу причин для жалости. Да, мне не дано знать, о чем ты думаешь, но... если ты расскажешь, то я попытаюсь понять. Кроме того, держать все в себе - не лучший выход, особенно если ты хочешь что-то забыть, но не можешь, - последние слова Рафаэля заставили Дэвида едва ли не вздрогнуть. Похоже, большую часть чужих мыслей он все-таки знал, или же только догадывался.
- Ну да, - Дэвид убрал от себя его руку, хотя она так приятно гладила волосы. Резко откинув ее, он вновь отвернулся и взглянул на полупрозрачное отражение. Но теперь оно было не одно. Рядом стоял человек, который много лет помогал и с пониманием относился к каждому поступку и слову, даже слишком резкому в свой адрес. Но, сколько бы он ни старался поддержать, он все равно не разбавлял одиночества в душе.
- Как бы ты не изменился, для меня ты навсегда останешься тем сильным юношей, которого я когда-то увидел. Твои шрамы не клеймят тебя. Они подчеркивают то, насколько ты сильный, - уверенно произнес Рафаэль, упираясь рукой в стену чуть выше плеча Дэвида.
Он помнил, как куда-то шел, бездумно шагая по улицам, и меньше всего хотелось идти домой или же вернуться на работу. Дома его ждало разве что неподписанное заявление о разводе, а работа казалась пустой тратой времени. Он был весьма талантливым хирургом, но до его вмешательства редко доходило. Всегда находился тот, кто громко заявлял о своем умении и стаже и отталкивал в сторону, а в итоге пациент становился клиентом патологоанатомов. Жена, бывшая когда-то уступчивой и любящей, стала головной болью. И единственного, что обычно в таких случаях сохраняет брак, не было. Она отказывалась от ребенка, аргументируя это порчей фигуры и жизни. Поэтому все, что было нужно от нее в последнее время - это подпись в согласии на развод.
В памяти Рафаэля ярким пятном отпечаталось тело, лежавшее на дороге в луже крови. Голос разума просил не лезть не в свое дело, ведь раны на этом теле говорили, что все не так просто, но что-то сжалось внутри, когда Рафаэль наклонился к незнакомцу и, отведя от его лица мокрые от крови пряди, увидел, настолько тот был юн. Голос разума затих, когда Рафаэль осторожно поднял его и услышал болезненный всхлип. Еще пару минут назад он думал о том, что бросит медицину, но, держа на руках едва дышавшего юношу, он расхотел забывать все, чему научился. Опыт говорил о том, что шансы выжить если и не равны нулю, то явно минимальны, но чувство, родственное жалости, не позволило оставить столь юное создание наедине со смертью. Вскоре это чувство переросло в удивление стойкости и выносливости юноши, а после - в восхищение его гордостью и силой. Рафаэль испытывал самое настоящее восхищение, наблюдая за тем, как юноша молчал, испытывая адскую боль, а его юность вызвала ощущения, которых тогда так не хватало.
- Ты никогда не думал о том, что на самом деле я слабак? О том, что я всего лишь притворяюсь сильным и проклинаю тот день, когда изменил свою жизнь этим притворством? Мне не нужно ничего из того, что у меня есть... то, чего я хочу, нельзя купить за деньги или получить властью. За них можно получить только притворство ради выгоды и ложь... но на все это я уже не обращаю внимания, - Дэвид смерил свое отражение отрешенным взглядом, с судорогами в мыслях вспоминая пережитое в юности. Он пережил разочарование и боль, подтолкнувшие его к жестокости и силе, которую он черпал, казалось, из бесконечной ненависти в сердце. Дэвид ненавидел своего отца за все, что тот сделал. За каждую пощечину и оскорбление, за алчность, не позволившую ему расстаться с деньгами ради сына. Дэвид ненавидел всех, кто считал его недостойным всего того, что он получил однажды удачно выстрелив. И всегда сталкивался с таким же отношением к себе.
- Скорее, ты хочешь так думать, что ты слабак, и жалеть себя. Нельзя притвориться сильным, - это слишком тяжелая ноша, а твои чувства больше похожи на обиду. Ты забудешь об этом только тогда, когда поймешь, что многое пережил и принял это достойно. Кроме того... однажды я помог тебе, ничего не желая взамен. Ни твоих денег, ни влияния. Мне всегда было более чем достаточно и того, что, отталкивая всех, ты позволил мне быть рядом... - на мгновение приблизившись, Рафаэль поцеловал Дэвида в висок, мимолетно касаясь губами, и плавно отстранился.
Дэвид закрыл глаза, ощущая мягкое и теплое прикосновение к своему виску, дополнившее сказанное. Вероятно, он услышал именно то, чего и не хватало, чтобы забыть и перестать себя пилить. А причина, по которой он позволял себе принимать помощь от Рафаэля и при этом не чувствовать себя обязанным ему, была прозаично проста. Собой Рафаэль восполнял то, чего Дэвид никогда не видел в отце. Понимая это, он ощутил себя как никогда одиноким, когда Рафаэль отстранился. От этого хотелось поежиться, как от холодного потока воздуха, но Дэвид лишь приоткрыл глаза и проводил его холодным взглядом из-под опущенных ресниц.
- Разочарован? - нарочно тихо спросил Дэвид, когда Рафаэль уже почти скрылся в темноте коридора.
Не получив ответа, Дэвид в пару резких шагов подошел к бокалу, все так же стоявшему на полу у окна, и, подняв его, с размаха кинул в стену. Осколки бокала присоединились к осколкам бутылки, которые отбрасывали резкие тени на пол перед собой от переливающегося света за окном.
Он знал, что сам создал тот образ, в котором его все воспринимают. И этот образ был не только явным преимуществом, но и большим минусом. Когда проявляешь безразличие и терпимость, то всем так и хочется взглянуть на их отсутствие, точнее, заставить показать это. Поэтому, если уж занял именно такую позицию, то придется выстоять и вытерпеть до конца. Или же остальным придется смириться с этим, потому что смена позиции будет означать поражение. Истинная сущность не так проста, как может показаться на первый взгляд.
- Нет... - остановившись и оглянувшись через плечо, Рафаэль так же тихо ответил на едва слышный вопрос. - «Просто ты наконец-то позволил себе побыть ребенком, пусть и слегка капризным...» - мысленно закончил он, скрыв в темноте коридора свою меланхоличную улыбку.