Окна Воздушных Замков

Глава 2

- Прекрасный плач, без всхлипов и рыданий… чистый и беззвучный. Он ласкает мой взгляд… так может плакать лишь мужчина. Неистово, но смиренно; прекрасно, но постыдно; склоняясь, но не падая; несправедливо, но искренне… - прослеживая пальцем мокрую дорожку, оставленную слезой на чужой щеке, маленькая белокурая девочка лучезарно улыбнулась.
Стоя перед мужчиной, сидящим на коленях посреди церковного зала, она оглаживала нежными руками его грязное от пота и крови лицо. Он смотрел в ее яркие глаза, при этом чувствуя, как по его щекам стекают слезы. Они капали на пол алыми каплями, собирая в себе кровь и отчаяние.
- Ты старался, я знаю. Ты сделал все, что мог… и даже больше. Так было суждено. Предначертанное не изменить. Как бы ни было больно, знай, что если бы не ты, то он бы не умер… Это твоя судьба, - отходя от мужчины, она скрыла улыбку, сиявшую еще пару секунд назад.
- Я… отдал ему все… я лишь хотел вечно видеть его… я все отдал! - закрывая глаза, мужчина стиснул зубы. Боль сжигала его изнутри, не давая возможности выстоять.
- Все, что ты отдал, было не зря. Я покажу тебе то, что ты действительно полюбишь, - протягивая руку, девочка окинула его многообещающим взглядом.
Приняв ее руку, он встал и медленно пошел за девочкой. Открыв большую дверь одним легким движением, она зашла в большой зал, в котором когда-то пел церковный хор. Одинокий луч света, пробивающийся через старые доски заколоченного окна, освещал человека, лежавшего на полу. Он не двигался и не дышал.
- Лишенный крыльев… слушай мои слова и чужие голоса. Подчиняйся мне, но верь себе, - властно произнесла девочка, подходя к телу и пиная его в плечо, заставляя перевернуться. - День и ночь в моих руках, иди за мной.
Тело вздрогнуло, зажимая руками лицо, как только она прошептала последние слова и замерла в легком поклоне. Оно металось в судорогах, будто противясь себе же, но в одно мгновение остановилось и спокойно встало на ноги.
Разорванная одежда на нем обнажала раны, мокрые волосы липли к лицу, а босые ноги были разбиты и ранены до костей.
Глядя на него, мужчина широко распахнул глаза, не веря тому, что видит. Перед ним стоял тот, кого он навсегда потерял. Тот, кто умер на его руках, захлебнувшись собственной болью и кровью.
- Это невозможно… - беззвучно произнес он, не в силах отвести взгляд.
- Человеческая жестокость всегда умещается в правила, запреты и благие намерения. Чувство, превосходящее дружескую симпатию к мужчине - грех. Все, что приносит наслаждение - грех. Грех - оправдание любого поступка, - накручивая на палец светлую прядь длинных волос, девочка испытующе смотрела на мужчину. - Грех… твоя любовь к красоте. Сейчас, видя того, кто воплощал твои желания, но отвернулся от тебя ради других, чего ты хочешь?
Мужчина молчал, не зная, что ответить. Он чувствовал лишь то, как с каждым мгновением его сердце бьется все медленнее и медленнее.
- Делай то, что ты хочешь, а взамен… лишь умри, - взяв мужчину за руку, девочка вдавила в его раскрытую ладонь тонкий клинок.
- Кто ты?.. - даже не вздрогнув от боли, поразившей руку, он с удивлением посмотрел в глаза ребенка, стоявшего перед ним.
- Я? Тот, кто не карает за грех. Я могу выглядеть так, как захочу, у моей сущности нет настоящего лика. Сейчас я лишь милая девочка, оскверняющая грехом порока чужие души. Люди слишком слабы перед банальными желаниями, - отпустив руку мужчины, она вновь улыбнулась. - В твоих руках его тело, делай что хочешь, он послушается любого приказа твоих мыслей и движений, - отступив на пару шагов, она расправила складки на платьице, умолкая, наблюдая.
Подойдя чуть ближе к бездыханному телу, он плавно провел рукой по воздуху. Истерзанная рука того, кто был обязан подчиниться, судорожно повторила это. В это мгновение в глазах мужчины вспыхнуло невообразимо прекрасное чувство, и он восхищенно улыбнулся.
Еще один жест… и его повтор. Шаг в сторону, и снова повтор.
Вздох, и…
Тело, поддавшись неозвученному приказу, резко метнулось в сторону заколоченного окна. Ослабленные временем гнилые доски не выдержали удара и рассыпались в труху, а тело вылетело вслед за ними в окно. Упав на сырую после дождя траву подле стен часовни, оно последний раз вздрогнуло и замерло, заливая землю под собой остатками гнилой крови.
Глядя на это, мужчина скрыл ладонью улыбку, чувствуя в руке тяжесть и холод, словно она онемела. Окинув раненную ладонь взглядом, он осознал, что не чувствует боли.
- Вижу, тебе понравилось. Твоя улыбка - доказательство твоего восхищения красотой смерти. Отсутствие боли - доказательство твоей смерти.

«Этот шрам в форме креста… обычай церкви?»
«Нет…»
«Поранились?»
«Да…»
«Подобный шрам идет вам, патер… достойная отметина для того, чье тело так маняще пахнет грехом».
Луитер сидел на кровати, перебирая в руках концы своих длинных волос, расплетая свободную косу. В мыслях раз за разом крутился разговор с Эдвардом, его тон и то, как он лизнул свою ладонь, которой до этого провел по груди, прислушиваясь к чужому сердцу. Этот жест казался Луитеру возмутительным, так же, как и слова, но он не стал что-либо возражать.
Тонкие пальцы холодных рук… их прикосновение к своей коже Луитер вспоминал с дрожью, кутаясь в одеяло. Он лежал неподвижно, прижав к шраму в форме креста ладонь, стараясь не думать о том, что видел и чувствовал, убеждая себя, что все это иллюзия, а шрам… просто раньше он его не замечал. И ловил себя на мысли, что не испытывает к виновнику всего этого никаких эмоций. Абсолютно. Ни ненависти, ни отторжения. Ничего. Так, словно этого человека не существует.

Первые солнечные лучи рассекали собой комнату, постепенно освещая ее. Луитер привстал и коснулся босыми ногами холодного пола.
Прошла ночь, но он так и не смог уснуть, даже когда мысли потеряли направленность и смысл. Он вслушивался в каждый звук темноты и каждый раз вздрагивал, слыша мертвые голоса, зовущие его. Они то шептали, то кричали, повторяя его имя, о чем-то говоря. Солнечный свет казался спасением от этого, ведь с первыми же лучами голоса умолкли.
Встав и одевшись, Луитер быстрым шагом вышел из комнаты и, пробежав по коридору, распахнул большие двустворчатые двери. Яркий свет слепил, заливая все вокруг.
Закрывая глаза, Луитер глубоко вздохнул, вдыхая холодный утренний воздух. Открыв глаза, он осмотрелся и тут же вновь их закрыл, потирая рукой, словно не поверив увиденному. Но зрение его не обмануло, и возле часовни действительно был Эдвард. Он стоял напротив большого окна и смотрел вниз, на землю; на влажную, уже пожелтевшую траву.
Солнце вот-вот встало, все еще спали, а он, похоже, здесь уже давно. Подойдя ближе, Луитер наблюдал за ним из-за большого дерева, стоявшего неподалеку. Он и сам не знал, зачем это делает. Было четкое желание уйти подальше, но что-то словно противилось этому.
Эдвард поднял голову вверх, глядя в безоблачное небо, приобретающее яркие краски наступающего дня. Но вскоре ему наскучило, и он повернулся в сторону дерева, улыбаясь, от чего Луитер тут же отвернулся и прижался спиной к широкому стволу. Переведя дыхание, он осознал, что сделал глупость, ведь все совсем не так: он и не думал наблюдать за кем-то, а просто рано проснулся, желая пройтись. Луитер вновь выглянул из-за дерева, но Эдварда уже не было. Вздохнув, он вышел на узкую дорожку, ведущую к часовне.
- Не спится? - ровный голос, прозвучавший за спиной, заставил резко остановиться.
Луитер в мгновение обернулся и увидел Эдварда всего в паре шагов от себя. Что-то определенно было в нем, от чего все внутри начинало дрожать.
- Я всегда встаю рано… - ответил патер, застегивая верхние пуговицы рубашки. Рядом с этим человеком хотелось скрыть свое тело, даже от его взгляда.
- Понятно. Сегодня вы зайдете ко мне? - понимающе прикрыв глаза, Эдвард остановился возле него лишь для того, чтобы получить ответ.
- Н-не думаю… ведь на сегодня нет похорон.
- Верно, но я бы хотел, чтобы вы зашли не для этого, - едва заметно улыбнувшись, Эдвард прошел мимо, медленным и размеренным шагом.
- А для чего же тогда? - бросил вслед Луитер, не решаясь пойти за ним.
- Зайдете - узнаете. Но я уверен, это заинтересует вас… - не оборачиваясь, ответил Эдвард. - Приходите вечером, я буду ждать.

Луитер не придал значения его словам, ибо и думать не мог о том, чтобы прийти в морг без особой надобности. Возможно, он и убеждал себя, что все увиденное было лишь иллюзией, но это претило нахождению в подобном месте. Оно слишком угнетало.
- Патер, вы должны зайти в морг и отнести туда вот эти бумаги, - монотонно произнесла женщина, протягивая небольшую папку.
- Сейчас? - взяв ее, Луитер указал взглядом на большие часы, висевшие в зале.
Около семи вечера и уже темнеет. Осеннее солнце не так долго, как летнее.
- Да, это не займет много времени, - тем же тоном проинформировала женщина.
- Хорошо… - вздохнув, Луитер пересилил себя.
«Идти в морг, вечером… нет, не то чтобы я боюсь, ведь я уже бывал там ночью… просто неприятно находиться рядом с этим человеком…» - стоя на пороге небольшого здания, думал Луитер, искренне надеясь, что ему не откроют и он сможет уйти. Но стоило лишь постучать - и дверь без лишнего ожидания открылась, а на ее пороге возник тот, кого не хотелось видеть.
- Здравствуйте, меня просили передать вам это, - на одном дыхании произнес Луитер, протягивая папку.
- Да? Благодарю… - Эдвард взял ее и удивленно изогнул бровь, осматривая стоявшего перед ним патера. - Зайдете? Раз уж пришли.
- Нет, спасибо, - отрицательно помотав головой, Луитер слегка поклонился и, обернувшись, пошел обратно.
- Не беспокойтесь, я не сильно задержу вас, - холодные ладони легли на плечи, останавливая. - Я хочу вам кое-что показать… это касается ваших родителей.
Последние слова заставили обернуться и непонимающе посмотреть на человека, произнесшего их.
- Что? - заинтересованно спросил Луитер, быстро моргая.
- Пойдемте со мной… - прошептал ему на ухо Эдвард и отошел, увлекая за собой.
Он остановился у небольшой двери в конце коридора и, открыв ее, предложил Луитеру войти первым.
Длинная лестница вела куда-то в подвал; а там еще одна дверь и небольшой зал за ней. И, как только Луитер переступил порог, зажегся неяркий свет. Он оглянулся и встретился взглядом с Эдвардом, который закрыл за своей спиной дверь.
- Что вы… - подавшись чуть назад, патер удивленно посмотрел на него.
- Скажите, вам нравится искусство? Что вы считаете самым прекрасным? - подступая ближе на шаг, Эдвард скрестил на груди руки.
- Что?.. Вы же сказали, что хотите…
- Всему свое время. Просто ответьте на вопрос.
- Д-да… мне нравится музыка, - не понимая, к чему эти вопросы, Луитер все так же отступал назад.
- Какая именно?
- Классическая…
- Какие инструменты?
- Флейта… и скрипка…
- Понятно. А вам нравятся венецианские карнавалы?
- Не знаю…
- В таком случае… - Эдвард обошел его и, подойдя к массивным портьерам, раздвинул их, открывая некое подобие сцены и двух людей, стоявших на ней. Они были одеты в роскошные платья, украшенные перьями и вышивкой, а лица скрывали расписные маски. - Я хочу показать вам это.
Двое театрально поклонились, придерживая маски кончиками пальцев в белых перчатках. Один из них, одетый в мужской костюм с шикарным плащом чернильного цвета, присел на колено перед дамой в помпезном платье.
Щелчок тонких пальцев - и двое покорно исполнили немой приказ. Дама отвернулась, прикрывая глаза рукой; кавалер печально опустил голову.
Щелчок - и оба синхронно обернулись, глядя на Луитера. Он вздрогнул и, подавшись назад, натолкнулся спиной на Эдварда, хотя даже и не заметил, как тот отошел от этой странной пары.
- Посмотрите… прекрасно, не правда ли? Прекрасные платья и хрупкие маски, - Эдвард провел ладонями по плечам Луитера, замечая, как он напрягся, слыша тихие слова возле уха. - Всего лишь ткань и фарфор, но они способны скрыть все, что тот или иной человек не хочет показывать. Под одеждой скрываются не только тело, но и чувства… она ограждает. По ней можно судить, но ею же можно и обманывать. Бродяга, надевший мантию и корону - станет королем… а король, надев лохмотья - будет никем. Маска скроет любое лицо, закрыв его своим поддельным ликом. Единственное, что маска не может скрыть - это глаза. Но ведь и они умеют лгать. Все носят маски, но это глупость. Они ничего не могут скрыть, за исключением человеческого облика, придав ему образ куклы. А куклами так легко управлять… - Эдвард плавно обхватил его руки за запястья и приподнял, раскрывая ладони, проводя по ним пальцем, поднося их к груди.
Луитер слышал каждое слово и чувствовал каждое прикосновение, но противиться не мог.
- У кукол, безусловно, есть свои эмоции и чувства, но они ведь куклы… они делают то, что прикажет хозяин. Они будут верны ему, пока он их не бросит. Они будут верить, пока не узнают, что нет ничего, - Эдвард довольно улыбнулся, отпуская руки Луитера.
Двое медленно танцевали, иногда ошибаясь в движениях, угловато поводя руками.
Шаг назад, неосторожное движение, и с одного из них спала маска, открывая тусклому свету гниющую плоть человеческого лица: отвратительные пятна, глубокие загнившие раны и мутные глаза.
- Они тоже лишь куклы… но они так много хотели сказать тебе, - произнес Эдвард на выдохе, проводя рукой по волосам Луитера. - Выслушай их, - добавил он, толкая в спину, заставляя пасть возле тех, кого назвал куклами.
Дама, подобрав пышный подол, присела возле Луитера, но он попытался оттолкнуть ее, случайно задев рукой маску. И маска спала, открывая еще более омерзительное лицо, проеденное червями и улитками, иссохшее и заплесневелое.
- Отпустите меня! - Луитер пытался встать, но нечто удерживало его, крепко схватив за ноги. Оно смотрело мутными глазами, иногда разжимая руки и царапая. Белые перчатки окрашивались в цвет тлена, скользя по ткани. Брючины быстро разрывались в клочья, все больше и больше открывая светлую кожу, которую пытались ранить гниющие создания.
- Ты хочешь сбежать от них? Но ведь ты всегда хотел увидеться с ними. В каждой своей молитве ты вспоминал о них, а они уповали на волю божью, гния в могилах, - Эдвард подошел ближе. - Это твои родители, они так много хотели сказать тебе, но слишком долго ждали и теперь не могут… они прогнили насквозь.
"Куклы" судорожно хватались за Луитера, разрывая на нем одежду, неосознанно царапая и раня, удерживая за руки и ноги, пресекая сопротивление. А он смотрел на них широко раскрытыми глазами, полными ужаса и удивления. Чем сильнее он сопротивлялся, тем сильнее его держали, и он знал, что кричать и просить о спасении бесполезно. Но даже если бы и хотел позвать на помощь, то не смог бы произнести ни слова. Увиденное не предполагало каких-либо слов.
Крепко зажмурив глаза, Луитер зажал в руке крест с цепочки на шее и начал молиться, мысленно произнося каждое слово, моля об упокоении этих душ.
- Молитвы не помогут. У них нет души, так же как и нет того, кому ты молишься. Хотя даже если он есть, то не сможет помочь тебе. Все вы созданы лишь для того, чтобы страдать во имя его. Но не в этом суть… Они были прекрасны, не так ли? Облаченные в роскошные платья и маски, а без них… они лишь гниющие тела. Но это тоже прекрасно, в своей мере извращенности и отвратительности, - Эдвард глухо хлопнул в ладоши, и "куклы" замерли, постепенно опадая и отпуская. - Я хотел показать тебе их, ведь ты так скучал по ним. От твоих мыслей всегда пахнет грустью и слезами, а этот запах совсем не подходит такому, как ты.
- Что?.. - Луитер едва заметно выдохнул, не моргая, глядя на труп, лежавший в его ногах, и пытаясь убрать от себя прогнившие руки, сжимавшие шею.
- Ты служишь церкви, но не думаешь о ней. Я чувствую твои мысли на запах, они прекрасно пахнут… редко чьи мысли настолько прозрачны. Обычно от них пахнет гнилью или углями, - подойдя и убрав от него тела, Эдвард присел рядом, заглядывая в стеклянные от ужаса глаза.
- Отпустите меня… - проскулил Луитер, отворачиваясь от тонких пальцев, оглаживающих лицо.
- Хм, этот воротник похож на ошейник... он привязывает к надежде, - Эдвард скользнул пальцем под "римский воротник", оказавшийся нетронутым. Вся одежда на Луитере была изорвана, а он остался на шее. Эдвард расстегнул сзади пуговицу, и воротник упал на пол, освобождая из своих оков. - Он держит на земле, не позволяя взлететь в небеса, а собственная вера и жизнь служат цепью, прикованной к идеалам.
Луитер лишь вздрогнул, когда холодные руки коснулись подбородка, заставляя приподнять лицо. То, что он чувствовал, невозможно было передать или описать даже тому, кто слышал его мысли и их запах. Луитер отвел взгляд и вновь взглянул на тела, лежавшие на полу. Он узнал в их мертвых лицах своих родителей и даже не пытался убедить себя в обратном. Но это были уже не они, а лишь бездушные тела.
- Они умерли… много лет назад… умерли… - едва слышно повторял Луитер, обхватывая руками свои плечи и закрывая глаза.
- Смерть - это еще не все… есть вещи гораздо более могущественные, чем смерть… - кладя руку ему на ногу, Эдвард медленно провел по ней ладонью, - … и куда более прекрасные.
Встав, он взял Луитера на руки и покинул комнату, начинающую наполняться запахом тлена и смрада.
Четкие шаги разносились по пустым коридорам, освещенным ярким светом ламп, иногда подрагивающим из-за непостоянства электричества.
Эдвард зашел в одну из палат и, откинув покрывало на кушетке, положил на нее Луитера, который, почувствовав свободу от чужих рук, крепко сжал в руках подушку, вжимаясь в нее лицом. Луитер предпочитал не думать об увиденном и услышанном, потому что это сводило с ума.
Сняв с него остатки разорванной одежды и прикрыв покрывалом, Эдвард вышел из палаты.
Его отсутствие было недолгим, и, вскоре вернувшись с большой чашей воды в руках, он присел на край кушетки, обводя взглядом вздрагивающие от всхлипов плечи Луитера.
- Тот, в кого ты веруешь, превращал воду в кровь, - удерживая чашу одной рукой, Эдвард поднес вторую к губам и, прокусив край ладони, опустил в воду. - Моя кровь оскверняет даже святую воду. Все, чего она касается - становится несмываемо грязным, а тот, кого коснулись мои руки - будет подчиняться мне. Мои слова вселяют грех в каждую душу, касаясь ее глубин.
В чаше расплывались витые узоры крови, исходящие от укуса, окрашивая воду в алый цвет. Мгновение спустя после того, как он убрал руку, вода приняла бурый цвет гниющей крови и постепенно темнела.
- У каждого есть крылья, но кто-то их сам себе вырывает, а кто-то - не умеет их использовать… но у тебя их нет, - откинув покрывало, Эдвард провел рукой по спине Луитера, останавливаясь на лопатках. - И ты всегда знал, что живешь не своей жизнью, словно испытывая чужие эмоции и привязанности. У тебя безгрешное тело, но от него пахнет грехом… этот запах источает твоя душа, ее самая сокровенная и дальняя часть.
Луитер обернулся, глядя в беспристрастные глаза, увлеченные изучением его тела. Он не желал верить в эти слова, но верил… верил, что они озвучивают истину. Не раз он чувствовал, что все должно быть не так, словно знал все, что должно произойти, и страдал, когда выходило совсем иначе. Он считал, что должен быть любимым сыном, но потерял родителей, как только эта мысль окрепла; жаждал распутства и греха, но был пленен церковью, которая уничтожила эти мысли.
- Откуда вы знаете?.. - он проводил взглядом руку Эдварда, кончики пальцев которой тот опустил в чашу.
- Это более чем очевидно, - Эдвард поставил чашу на пол и коснулся второй рукой плеча Луитера, вжимая его в кушетку и поворачивая к себе спиной. - Ты сам не знаешь, что должен чувствовать и зачем, и просто ждешь, когда это закончится. Твои молитвы усерднее других, их слышат усопшие души и находят покой, потому что за твоей душой стоит нечто, чего нет ни у одного из всех епископов.
Луитер ощутил холодные пальцы, касающиеся спины, рисующие плавные линии на бледной коже. Вязкая субстанция, в которую Эдвард опускал пальцы, ложилась темными разводами, с каждой новой линией приобретающими более четкий контур и форму.
- Через страдания лежит путь к знаниям и неминуемому концу, - Эдвард неспешно оставлял на спине очертания крыльев. - Когда-то жил отец, желавший счастья себе и своей семье, он любил свою жену и сына. Мальчик не был воплощением его идей или гордости, но через свои страдания делал отца счастливым и богатым, равно как и всех тех, кто окружал его. Каждый раз, когда ему было больно, он плакал… и слезы, стекая по щекам и падая в его кровь, превращались в бриллианты. Отец считал это даром небес и возносил им хвалу, не обращая внимания на то, что стоимость этих бриллиантов была совсем не в количестве уплаченных за них денег, а в том, как сильно страдал мальчик. В любви и алчности последняя всегда сильнее. Отец желал все больше и больше и поэтому сам брал в руки плеть и выбивал ею драгоценные камни из слез своего же ребенка. А тот плакал до тех пор, пока не затягивались раны и не иссыхали слезы. Каждый молился за свою душу и восхвалял небеса за столь щедрый дар. Люди считали это божественной хвалой за их веру и не замечали того, что истязают ребенка. Мальчик отрекся от их веры, испытывая новую боль от удара… Дьявол смилостивился над ним и лишил божественного дара. Люди, ждущие бриллиантов, все сильнее и сильнее ударяли мальчика розгами по спине, но слезы, капающие в эту кровь, так и оставались слезами. Алчная вера убила этого ребенка, ведь каждый ударял с такой силой, что они выбили жизнь из измученного тела. И, когда он умер, никто не сожалел о его смерти, все корили лишь за то, что он лишил их права на счастливую жизнь, - рассказывая, Эдвард закончил рисунок и погладил Луитера по плечу. Он находил в этом рассказе свою красоту, отличную от той, что все привыкли видеть.
Эдвард никогда не признавал веры и ее служителей, заинтересованных в алчности, и никогда не признавал того, в кого они верили, потому что их Всевышний Спаситель посылал страдания, за которые другие должны были платить.
- Зачем вы мне это рассказываете? - не оборачиваясь, спросил Луитер, находя в этих словах скрытый смысл.
- Ты такой же, у тебя есть то, чего нет у других, но они пользуются тобой. В счет своей собственной души ты даришь свободу другим, открывая им покой и тишину, - склонившись над ним, Эдвард повернул его к себе лицом и остановился взглядом на приоткрытых губах.
- Вы тоже хотите использовать это в своих целях? - Луитер опасливо дернулся, пытаясь отвернуться.
- Нет, меня это не интересует … меня привлекает совсем другое. Если хочешь, то я лишу тебя участи жить чужой жизнью, и заберу этот божественный дар, - проводя второй рукой по его длинным растрепанным волосам, Эдвард стянул их на затылке, притягивая Луитера ближе к себе. - Тот, чьих губ коснутся мои, навсегда будет отмечен грехом, который будет невозможно искупить. Ни в Аду, ни на Небесах его не простят. Этот грех разрушает все, что было дано свыше.
Выслушав его, Луитер, не раздумывая, подался навстречу и получил тот поцелуй, о котором слушал. Он жег губы и язык, а холодные губы впивались все сильнее и сильнее. После того, что узнал и увидел, он не видел смысла в своих страданиях ради других. То, что раньше убеждало в обратном, истлевало и исчезало.
Эдвард отстранился, чувствуя, что Луитеру не хватает воздуха, сжимая его плечи, постепенно ослабляя хватку и гладя их, спускаясь к локтям; отпуская их, проводя ладонями по телу, заставляя его податливо выгнуться, откидывая покрывало. Луитер не сопротивлялся и отстраненно принимал каждое прикосновение. Все внутри него переиначивалось, а от крыльев на спине разносилась неимоверная боль по всему телу.
- Меня интересует твое тело... и ничего больше. Твои плавные движения и ровные шаги привлекают мой взгляд… я знаю, ты удовлетворишь мою тягу к прекрасному, - приподнявшись, Эдвард прикоснулся ладонями к лицу Луитера, глядя в него, довольно улыбаясь. - Трупы исполняют мои приказы, но они лишены грации и такта, а ты жив… и твоя душа будет подчиняться мне.

Продолжение следует...