Эдвард Нортон — не идиот. Это мы знаем точно. Откройте любую публикацию о Величайшем Актере Своего Поколения — там будет в превосходных степенях расписан его мощный интеллект. Он преподавал историю в Йеле. Он говорит по-японски. Короче, очень умный мужчина, очень. Вот кое-что, чего вы не знали: Эдвард Нортон — очень забавный. Говорит, что "Born to Run" — превосходный альбом, а „40-летний девственник“ — отличное кино. К его автоответчику подключен кассетный магнитофон — Нортон хранит сообщения. "я этим занимаюсь с начала 90-х: там записаны слова людей, которые давно уже умерли; там есть просто смешные, есть истерически смешные, есть очень резкие. Я переслушиваю эти записи — это такая, знаете, эмоциональная волна, которая запускает множество воспоминаний..."
Total Film за последний год провел с Нортоном немало времени: готовя феерическое "Ретро" про "Бойцовский клуб", мы с ним проехали от польской границы до Праги, где шли съемки финальных сцен романтической мистерии "Иллюзионист" и встречались в Каннах, чтобы обсудить гипнотический квази-вестерн "В долине".
Сегодня мы в Нью-Йорке — в нескольких кварталах от нортоновских апартаментов, завтракаем омлетами и говорим обо всем: от дешевого цинизма до войны с террором. Здесь, между прочим, обнаруживается еще одна нортоновская характеристика: он рассказчик, storyteller. Помните Нарратора в "Бойцовском клубе", бесноватого идеолога в "Американской истории Икс"?.. Вот это — настоящий Эдвард Нортон.
Нортон может показаться "злым молодым человеком" — не в смысле личной, а в смысле поколенческой дефиниции. В реальности его слова пересыпаны улыбками, усмешками и ухмылками разной степени интенсивности; когда после нескольких часов разговора нам приносят счет, он просматривает его и вскидывает бровь: "Смотрите-ка, весь наш чай и кофе был бесплатным! Кажется, для этого мира еще не все потеряно..."
Понравилось играть ковбоя?
Ага, было здорово. Я ничего не делаю, если не знаю, что будет здорово. И под этим словом я понимаю "сложно". На этом этапе своей жизни я пришел к пониманию того, что если я не вполне понимаю фильм или он немного меня пугает, значит, за него стоит взяться. Между „В долине“ и вашим последним фильмом, „Царство небесное“, лежит пропасть... Это же как „Лоуренс Аравийский“, тысячи актеров. Я тусовался в испанском отеле со всеми английскими актерами и ждал своего съемочного дня... Боже мой, конечно, это было здорово! Я тут недавно выяснил, что бюджет костюмов „Царства небесного“ был больше бюджета всего „В долине“ целиком. Это меня... сдуло. Мы еле выпросили у финансистов $240.000 на три дополнительных дня съемок. Скотт, наверное, потратил в Марокко $240.000 на одну минералку, понимаете?..
У некоторых актеров вроде Роберта Де Ниро или Шона Пенна есть определенный устойчивый экран ный образ — мы и о вас так всегда думали. Но в "В долине" вы совершенно новый...
Обожаю этот фильм. Есть что-то в этом импульсе — снять вестерн, современный периоду. Это очень редкая штука. "Хад" — хороший фильм, обязательно его посмотрите. Превосходное кино. Когда мы снимали „В долине“, я его пересмотрел и поразился царящей в нем тьме. Ньюман там просто бескомпромиссный, полный говнюк. И он не отступает, не пытается вам понравиться. Все время с этой ухмылкой, понимаете? Хад — такой антиковбой. Никаких моральных ценностей. Ленивый, избалованный техасский дундук. Прото-Джордж Буш! Живой символ современного Запада. Вам не кажется, что "В долине" так релевантен именно из-за ковбойского имиджа Буша? Да, да, конечно! Мы с Дэвидом [Джейкобсоном, режиссером/сценаристом] очень смеялись, потому что мы начали работать над фильмом пару лет назад — и тут Буш начал вдруг превращаться в такого всемирного шерифа. Мы думали — ничего себе, это же за пределами нашего самоощущения; именно так нас воспринимает весь мир... Но мне кажется, что "В долине" — не столько политический, сколько духовный фильм. В большей степени это исследование духовной составляющей современных моральных дилемм...
Иными словами, как „Бойцовский клуб“?
Да, во многом. Это о темном бессознательном, вторгающемся в людскую психику, когда окружающий мир заставляет их чувствовать себя потерянными. Когда мы начинали, я сказал Дэвиду: „Ты сейчас делаешь для Запада то, что Скорсезе сделал для поствьетнамского общества своим „Таксистом“. Мы все еще идентифицируем себя через ковбойскую мифологию. Но насрать на Запад Джона Форда и насрать на Запад Клинта Иствуда — где наш собственный Запад?“ Если вы сегодня захотите проехаться по прерии, то через каждые полкилометра наткнетесь на скоростное шоссе. Вы потерятесь в бетонном ничто типовой застройки... На самом деле, этот фильм о детях [Эван Рейчел Вуд и Рори Калкин] и их одиночестве. И плевать, если вы никогда не были в долине Сан-Фернандо — такие дети живут во всех безнадежных пригородах планеты. Вы хотели добиться некоей универсальной правды... Если говорить о людях, оформивших мое мировоззрение, нельзя умолчать о Джозефе Кэмпбелле, который написал „Героя с тысячей лиц“ и „Силу мифа“. То, что Кэмпбелл говорит о функционировании нарратива — это как Библия. Лукас об этом осведомлен — он создал „Звездные войны“, опираясь на архетипические формы, которые обозначил Кэмпбелл. Он говорит о феномене прозрачности — когда вы смотрите сквозь историю и понимаете, что речь идет о вас; затем вы погружаетесь в более глубокие уровни сознательного, в медитативную практику. Понимать эту прозрачность истории очень важно. Иногда мне кажется, что я помогаю людям, с которыми работаю, перейти на этот второй уровень.
И вы сознательно этого ищете?
Знаете, иногда я говорю: "Ну ее в жопу, эту романтизацию интуитивного артиста". Посмотрите на Боба Дилана, Брюса Спрингстина, Роберта Де Ниро — любого, кого принято считать интуитивным гением, — я гарантирую вам, что вокруг своего таланта они выстроили броню очень осознанного мастерства. Часть мастерства — понимать, как функ "Я никогда не отрицал идею кино как развлечения…" ционирует история. Мне говорят: "О, вы такой интеллектуал, вы так тонко подходите к роли". Я отвечаю: "Да все хорошие актеры такие". Я тут был в Китае по работе [над экранизацией романа Соммерсета Моэма "Разрисованный занавес", которую Нортон снимает и в которой снимается] и читал интервью с Дэвидом Боуи. Так вот, он абсолютно не претенциозный. Даже когда репортер пытался заставить его признать уникальность его собственных работ, Боуи сказал: "Это просто в людях заложен миф о Прометее". Такие вещи не разочаровывают — в моих глазах он даже еще вырос после этого. Или вот Боно. Сейчас у него, кажется, непростой период двойственности, он ищет путь между жизнью рок-звезды и борца за лучший мир... Я им очень впечатлен. Он последователен в своем стремлении изменить мир к лучшему — это лучшее, что есть во всех религиозных традициях, от христианства до буддизма. В двух словах это „подставь другую щеку", "ненавидь грех, но люби грешника". Очень непросто понять, какой внутренней храбрости требует следование этим постулатам — ведь быть злым всегда проще.
В том смысле, что злость становится извинением, своего рода оправданной импотенцией?
Да. Чтобы связать это с кинематографом — вы видели "Сириану"? Люди, которые ругают этот фильм, обычно называют одну причину — его, мол, слишком трудно понять. Так это и не было целью! Смысл "Сирианы" — оставить вас перепуганным, смятенным и ошарашенным. Вот в такие моменты меня бесят критики... Для людей нашего возраста — не только актеров, для критиков, для всех — важно обозначить свою позицию. Вы с вашим журналом, люди нашего поколения, режиссеры вроде Стивена Гэгана, мы с Дэвидом — всем нам наша работа обеспечивает определенные возможности. Вы можете включиться в поколенческую битву. Знаете, я читаю критиков и думаю: "Блин, что у них в голове творится, а?" Нам приходится задавать непростые вопросы и смотреть глубже... Но в то же время мы обожаем "Звездные войны". Ну да, это же Total Film — "Атака клонов" параллельно с "Сирианой". Знаете, я никогда не отрицал идею кино как развлечения. Я не думаю, что энтертейнмент провоцирует апатию — по-моему, это одно из немногих стоящих жизненных удовольствий. По-моему, "40-летний девственник" — абсолютно fucking потрясающее кино. В смысле, я так хохотал, что разбудил всех пассажиров моего рейса. И потом, когда вернулся домой, посмотрел его еще раз — это же, блин, истерика просто. Но поверьте мне, в том, что касается актерской игры, я прохожу циклические стадии. Сначала я думаю: „Это же просто идиотский бред какой-то. Почему я должен тратить на это время?“ Потом приходят такие мысли: "Кино вообще, в целом, — такая дрянь... Это как смотреть на реальность через розовые очки; самообман..." Частично, думаю, в этом виновата периферийная реальность селебрити-культуры, которая меня тем или иным образом задевает. Таблоиды, награды... Боже мой! Все эти церемонии меня просто бесят. Я их искренне ненавижу. В смысле, хорошо, что кто-то обращает внимание на фильмы вроде "Капоте", "Сириана" или "Спокойной ночи и удачи", но в остальном все, что происходит между ноябрем и мартом, напоминает оргию. Абсолютно неконтролируемую. Это лучше всего демонстрируют отвратительные эксцессы, окружающие этот бизнес. Отвратительное, абсолютно непропорциональное возвышение артиста. Я ненавижу это ощущение собственной значимости, каждый раз начинаю думать: „Надо сегодня пойти куда-нибудь в другое место“. Но если откинуть в сторону всю эту мишуру и посмотреть на потенциал фильмов вроде "Сирианы", кажется — ладно, в жопу награды, в жопу журналы, в жопу этот стиль жизни на продажу. Где-то на ином уровне восприятия такие работы ведут со зрителями совершенно другой диалог — показывают, что не так с реальностью. Это очень хорошая штука. Это помогает мне смириться со всем вышесказанным.
Ваши фильмы делятся на те, что вызывают сильную реакцию и те, что Финчер называет „субботним„
Такие фильмы приходят и уходят, и ничто о них потом не напоминает“ кино“: „Первобытный страх“, „Медвежатник“, „Красный дракон“ — они не плохие, но... „Народ против Ларри Флинта“, „Американская история Икс“, „Бойцовский клуб“, „25-й час“ и „В долине“, даже „Фрида“ в определенной степени (я там поучаствовал как соавтор сценария) — ни один из этих фильмов не был успешным в финансовом смысле. Ни один. Но по своей внутренней шкале я страшно ими доволен — каждый из них произвел на зрителей ощутимое впечатление. Тогда как „Первобытный страх“, „Медвежатник“, „Красный дракон“ — почти все они стали большими хитами и слова „субботнее кино“ — это такое довольно мягкое для них определение. Это хорошее жанровое кино, но они очень ровные, понимаете? В смысле, у „Красного дракона“ превосходный кастинг, он очень грамотно сделан, но он просто... исчезает. Такие фильмы приходят и уходят, и ничто о них потом не напоминает. Я не сомневаюсь, что „Бойцовский клуб“, „Американская история Икс“ и „25-й час“ останутся в памяти сильно дольше, чем „Медвежатник“ или „Красный дракон“. Было бы здорово, чтобы „В долине“ окупился, потому что тогда я смог бы доказать — производство подобного кино не обязательно адекватно разорению его инвесторов.
У вас выработались какие-то преференции в рабочем смысле? С Тони Кэем [режиссер "Американской истории Икс"] вам сработаться не удалось...
Да, конечно. Это как и все в жизни: с годами, глядя на отношения любого рода, вы начинаете доверять внутреннему радару — с кем-то сразу включается симпатия, с другими понятно, что ничего хорошего не получится. Время от времени я бьюсь с режиссерами в креативном смысле, и мне не кажется, что это плохо. Это, по-моему, вообще необходимо. Производство кино — в высочайшей степени коллективный процесс, этого никак не избежать. Я слышал, как Рассел Кроу говорил: "Ответственность актера — защищать свою работу и свое собственное чувство этой роли — даже если это противоречит инструкциям режиссера". И он прав, иногда в самом деле приходится отстаивать свое ощущение персонажа... Но это сопряжено с определенной репутацией… Есть четкая грань между упертостью и защитой своего видения. Когда люди говорят, что Рассел говнюк, что с ним непросто работать, все такое, я всегда думаю — да идите в жопу, сделайте сами лучше, если сможете. У меня челюсть падает, когда я слышу некоторые вещи. Как-то при мне кто-то подошел к Роберту Де Ниро и сказал: „По-моему, вам в этой роли недоставало интенсивности“. Вы вообще сами понимаете, что несете?! Если споры с режиссером являются непременным условием производства одной прекрасной роли за другой — а Рассел именно такой — то, ну что я могу сказать, се ля ви. Я не завожу дружбу с кем попало, мне этого не нужно. Но все режиссеры, с которыми мне приходилось работать, были готовы спорить, обсуждать. В вашем материале про „Бойцовский клуб“ Финчер верно сказал, что актеры — не марионетки. Мне кажется, главная дефиниция действительно великого режис сера — это когда они не заглядывают в сценарий и раскадровки, а смотрят, что на самом деле перед ними происходит. Даже очень жесткие режиссеры вроде Финчера на очень просчитанных фильмах вроде „Бойцовского клуба“ никогда не закрывают глаза на актерские импровизации…
Финчер считает, что работа режиссера — "собирать моменты"…
Мне кажется, вы поняли главную штуку относительно Финчера. Меня многие считают занозой в заднице, ненавидящей режиссеров; Финчера многие считают тираном и склочником. Типа, ну да, так и есть, но… Мы с Финчером не считаем, что это плохо. Я его достаю, он начинает злиться и огрызаться — но это часть творческого процесса, причем та, которая гарантированно принесет результат. И главная штука о нем, вы ее поймали, он понимал, что „Бойцовский клуб“ — это главный дар его жизни. И только от него самого зависело — просрать его или сделать великий фильм. Вы говорили о таланте и мастерстве. Сэм Голдуин как-то сказал: „Чем больше я работаю, тем счастливее становлюсь…“ Слушайте, это здорово! Чем больше я работаю, тем счастливее становлюсь… Чем активнее вы готовитесь к роли, тем больше у вас права на импровизацию. TF