Вот, буду выкладывать по частям...
Предупреждения - Яой, Драма, Романтика, Смерть героев

Глава 1
Чарльз обвел глазами зал, полный народа, и вздохнул. Более скучного общества видеть ему не доводилось – политики, члены парламента, важные чиновники, состоятельные дельцы, аристократы, представители лучших фамилий, их жены, некрасивые дочери, самоуверенные отпрыски, одним из которых был и сам Чарльз, лорд Честертон, сын известного государственного деятеля Альфреда Честертона. Отец настоятельно просил сына посетить этот прием, важный и интересный, но прошло не более часа, как Чарльз прибыл в Уиллсон-хаус, а он уже умирал от скуки. Богатые знатные дамы, усыпанные драгоценностями, в дорогих платьях и с фальшивыми улыбками представляли Чарльзу своих дочерей – серых и унылых девиц с большими планами на будущее и видами на его состояние. Лорд Честертон улыбался, был мил и обходителен, великолепно танцевал и очаровывал несмышленых дебютанток, считавших, что лорд восхищен ими, лорд обратил на них свое пристальное внимание. Им это льстило, но Чарльзу давно наскучило. Он был молодым, приятным, образованным человеком с вполне зрелыми рассуждениями для своих двадцати двух лет. Красивая внешность, изысканные манеры, высокое положение, большое состояние обеспечивали лорду блестящее место в обществе, он был завидным женихом, и многие мамаши уже видели его своим зятем, считая Чарльза самой подходящей партией. Знатные молодые дамы присматривали юного лорда в качестве украшения для своей постели, и иногда Чарльз позволял им это маленькое удовольствие, только если самому было не слишком в тягость. Чарльз был не первым из дворян, кто разочаровался в светском обществе, но лорд, в отличие от многих своих ровесников, и не пытался этого скрывать. Чарльз ужасно не любил подобные приемы, балы, званые вечера. Его больше привлекали неформальные сборища, где люди, не обращая внимания на ранги и сословия, запросто общались, делились своими мыслями. Лорд любил искусство, литературу, музыку, в которых, как человек, не наделенный талантами, неплохо разбирался и умел отличить истинную ценность от подделки.

Не будучи высокомерным и эгоистичным, Чарльз иногда радовал высший свет своим присутствием, но в умеренных пределах. Сейчас он выразил почтение хозяевам дома, пригласил на танец особо знатных и достойных, по словам его отца, дебютанток и решил, что может с чистой совестью удалиться с приема и поскорее забраться в постель с томиком хороших стихов. Чарльз уже размышлял, что бы ему выбрать из своей богатой библиотеки, когда к нему подошел старинный приятель граф Саймон МакГрегор, представитель знатнейшей шотландской династии. Саймон, как всегда, был на подъеме и искренне наслаждался балом, как и любым другим местом, где бы он ни находился. Граф похлопал Чарльза по плечу и добродушно заметил:

- Мой друг, я вижу, что прием тебе уже наскучил.

- Признаться, я ожидал большего, - с отчаянным вздохом произнес Чарльз, он уже благодарил небо за то, что ему был послан Саймон, как спасение от скуки, - мой отец заверил, что вечер будет интересным, но главное развлечение на сегодня – карты и разговоры о политике, а меня не интересует ни то, ни другое.

- Выше нос, Чарльз, - улыбался Саймон, не привыкший скучать, - а как же танцы с прекрасными юными леди?

- У меня сложилось впечатление, что на этот бал пригласили самых скучных и безобразных девиц.

-Ну, по-моему, леди Виола Гарретс очень мила, просто очаровательна.

- Но ужасно глупа, - небрежно произнес Чарльз, вспоминая свой разговор во время танца с Виолой, - она не произнесла ни слова, только хлопала ресницами и нелепо улыбалась, будто я сказал что-то смешное.

- Да, ни одной настоящей женщины, - согласно кивнул граф, - разве только леди Донован, но она так благопристойна и верна своему мужу, что даже танцевать ни с кем кроме него не желает.

- Она слишком чопорна и высокомерна, но под этой холодной маской и умными разговорами скрывается набитая дура, которая заучивает целые тома наизусть, не понимая их содержания. Она, видите ли, увлеклась Мольером! Скажи на милость, кто сейчас увлекается Мольером?

-Ты слишком строг, Чарльз. Что плохого в классике? – удивился граф.

-Классику нужно понимать, а эта леди понимает лишь то, что ей говорят модистка или парикмахер.

-Откуда такой цинизм? – поразился Саймон, - ты ведь такой доброжелательный человек.

-Не люблю фальши, - кратко заявил Чарльз.

Саймон решил переменить тему, потому как беседовать с Чарльзом о светском обществе было сущим наказанием.

-А как продвигается твой роман с леди Гриншип? Вы все еще пишите друг другу пылкие письма?

Чарльз улыбнулся.

-Похоже, Бристоль действительно находиться довольно далеко от Лондона, и моя дорогая Хелен предпочла заменить меня моряком, который был несколько ближе.

-Моряком?! – изумился Саймон.

-Капитаном какого-то судна, если быть точным.

-А когда капитан уйдет в плавание, заблудшая овечка вернется к тебе?

-Придется ей поискать кого-то другого, - хмуро заметил Чарльз.

Саймон понял, что и эта тема его другу не по душе. Постоянные любовные неудачи разочаровали Чарльза в женщинах, и граф искренне сочувствовал ему, такому-то красавцу приходиться проводить ночи в постели с книгой.

-Кажется, я вспомнил, - Саймону показалось, что у него возникла блестящая идея, - у Джорджа собирается сегодня компания.

-Сегодня? – удивился Чарльз, - я не знал.

-Ну, ты же знаешь, Джордж ничего не планирует заранее. Так, собрал друзей, творческую элиту, так сказать. Он хочет представить своего друга, скандального художника, который недавно приехал из Франции.

-От чего же скандального?

-Я слышал, что он писал портрет графини Ричмонд, этой ледяной глыбы. Граф Ричмонд даже спрятал это полотно в своем кабинете. Говорят, что там леди так вызывающе соблазнительна, какой муж ее никогда не видел, - тут Саймон приблизился к уху Чарльза и прошептал с двусмысленной улыбочкой, - поговаривают, что этот портрет удовлетворяет сэра Ричмонда гораздо больше, чем его жена.

Чарльз ухмыльнулся.

-Полагаю, леди Ричмонд было куда приятнее быть соблазнительной для художника, чем для своего мужа.

Саймон расхохотался, но осекся под недовольными взглядами.

-Ну что, пойдем знакомиться с художником?

-Ну, если он творит такие чудеса, стоит познакомиться с этим человеком.

Саймон довольно улыбнулся.

-Ты прав, дружище. К тому же, мне тоже уже порядком надоели танцы и пустые разговоры. Хочется пообщаться с богемой. Пошли?

-Я предупрежу отца, что уезжаю, - сказал Чарльз.

-Чарльз, дружище, что ты как маленький? – удивился Саймон, - ты уже три года не живешь с отцом, а продолжаешь докладывать ему обо всех своих делах.

Чарльз ничего не сказал. Он просто считал, что невежливо уходить, не попрощавшись с отцом и хозяевами дома.

К счастью, он нашел их всех за столом для игры в вист, где любило проводить время старшее поколение. Леди Уиллсон, нелепая старуха, наряжающаяся в модные туалеты, более подходящие для молодых дам, притворно расстроилась:

-О, как жаль, Чарльз, вы нас уже покидаете.

-Прошу прощения, но я пообещал быть на другом приеме.

-Вы в который раз покидаете бал раньше времени, - упрекнула его леди Уиллсон,- ну да ладно, мы вас прощаем. В ваши юные годы хочется побывать сразу во всех местах.

Отец недоверчиво посмотрел не Чарльза.

-Опять едешь болтаться с всякими бездельниками?

Чарльз очаровательно улыбнулся лорду Честертону, и тот оттаял, не в силах противиться улыбке сына.

-Поезжай, - вздохнул он, - но завтра, будь добр, явись ко мне на ужин. Я пригласил Гарретсов.

-Непременно, отец, - уже уходя, бросил Чарльз.

Саймон уже ждал его в карете Честертонов.

-Ты как всегда добираешься на попутках, - поддел друга Чарльз.

-Моя карета все еще в ремонте, - пытался оправдаться Саймон, но Чарльз знал, что граф заложил карету, как и все свое имущество, чтобы расплатиться за роскошную жизнь.

Чарльз облегченно вздохнул, когда карета тронулась. Он чувствовал, что вырвался на воздух из душных комнат, – именно так он ощущал себя, покинув прием.

Глава 2

Джордж Слейтер был знатным дворянином и, как и Чарльз, он не любил светское общество. Он предпочитал сам устраивать приемы и приглашать интересных людей, богему, творческую интеллигенцию, философов, молодых энергичных политиков, писателей, музыкантов, художников. Человеку со вкусом и образованием всегда было приятно вращаться в таком обществе и беседовать на волнующие его темы с интереснейшими людьми. Сам Джордж был довольно радикально настроен, ненавидел консерватизм и добропорядочность, поэтому в его доме всегда царила атмосфера свободы, вседозволенности, неги. Как богатый наследник сэр Слейтер мог себе это позволить. Ему часто приходилось содержать приезжих творческих личностей, по обыкновению бедных, но привыкших к роскоши. Джорджа это обстоятельство ничуть не угнетало, он, напротив, считал, что деньги нужно тратить на то, что действительно доставляет удовольствие.

Чарльз, как нельзя кстати, подходил Джорджу для таких приемов как представитель нового поколения аристократии. Лорд Честертон прекрасно вписывался в элитное общество – умный, образованный, общительный, умеющий доказывать свою правоту. Джордж считал его немного консервативным, но для сына члена парламента это было простительно. Слейтер с удовольствием общался с Чарльзом и всегда был рад видеть его в своем доме.

Он тепло приветствовал прибывших Саймона и Чарльза. Угостив их бренди, хозяин удалился, предоставляя гостям право самим искать развлечение на вечер. Саймон тут же принялся увлеченно беседовать со студентом-революционером из Оксфорда, а Чарльз сел на диван и стал рассматривать присутствующих, смакуя бренди. Атмосфера действительно была оживленной, даже немного шумной, но в отличие от изысканной сдержанности светского общества, это ничуть не утомляло Чарльза. Сейчас он просто наблюдал за людьми, наслаждаясь их присутствием. Чарльзу нравилось, что, отбросив ненужные правила и условности, они становились самими собой, говорили то, что думают, а не то, чего требовал этикет. Устаревшие морали легко заменялись новыми или отбрасывались вообще, сословные преграды растворялись сами собой, и никто не смотрел свысока, пользуясь своим знатным происхождением.

-Скучаете в одиночестве? – послышался голос у самого уха Чарльза.

Он вздрогнул, встретившись взглядом с парой холодно-голубых насмешливых глаз. Чарльз даже не заметил, как на диван присел молодой человек, который поставил локоть на спинку дивана рядом с плечом Чарльза, и, положив на руку голову, внимательно рассматривал лорда.

-Вы будто попали не в свою тарелку, сэр, - насмешливо заявил юноша.

Чарльз внимательно посмотрел на него. Молодой, ослепительно-красивый, с немного женственными чертами, пышной копной светлых волос, которые поэты назвали бы – “цвета спелой пшеницы”, но Чарльз попросту бы сказал – соломенных. Юноша был одет в изысканно- вызывающий черный облегающий костюм, не соответствующий ни одной моде. Он внимательно всматривался в глаза Чарльза, а на губах играла насмешливо-довольная улыбка.

-Напротив, я чувствую себя здесь уютно, - словно оправдываясь, сказал лорд, но его охватила неуверенность от пристального, внимательного взгляда незнакомца.

-Отчего тогда вы ведете себя так, будто сидите на иголках?

Ладони Чарльза, державшие бокал вспотели. Он никогда не терялся, всегда находя, что сказать, но сейчас просто растерянно смотрел на юношу.

-Полагаю, мы не знакомы, - чтобы скрыть свою неуверенность, сказал Чарльз, протягивая руку, - лорд Чарльз Честертон.

Юноша протянул изящную ладонь и легко пожал руку Чарльза.

-Джеймс Паркер, - представился он.

Лорд заметил, что рука его была покрыта въевшимися пятнами краски и химических веществ.

“Художник”, - догадался Чарльз.

Лорд ожидал, что молодой человек что-то добавит, но тот молча уставился на группу людей, стоящих неподалеку.

-Сэр Мэллори считает себя настоящим драматургом. Он даже сунул мне на пороге свою свеженькую пьеску, - как-то презрительно заявил блондин.

Чарльз удивленно посмотрел на Джеймса Паркера.

-А вы считаете, что Мэллори плохой драматург?

-Не плохой, но весьма посредственный, - небрежно сказал Джеймс.

-Некоторые его произведения очень интересны, даже необычны, - вставил Чарльз как-то нерешительно, словно боялся сказать свое мнение юноше.

-Вы имеете в виду “Валери”? – без интереса спросил Джеймс, - да, неплохая вещь, но больше ничего подобного Мэллори не написал.

-Творческий кризис?

-Не знаю. Просто он купается в былой славе, не хочет расти, развиваться.

-Вы говорите, как критик, - сказал Чарльз.

Юноша фыркнул:

-Критик?.. Я даже не являюсь читателем.

-Тогда как вы можете судить? – удивился Чарльз, - говорить о творческом росте?..

-Я вижу это и все, - непонятно заявил Джеймс.

Чарльз изумленно посмотрел на него и вновь вздрогнул от проницательного взгляда.

-И я вижу в вас неуверенного в себе человека, который сам не знает, чего хочет и не может найти свое место.

Чарльзу стало неприятно, что этот парень увидел всю его подноготную.

-С чего вы это взяли? - попытался возмутиться он.

Юноша ближе придвинул к лорду свое лицо и тихо, очень серьезно сказал:

-Я вижу это в вашем лице…

Как бы абсурдно ни звучали эти слова, но Чарльз в них поверил. Он уставился на Джеймса, желая что-то возразить.

-Честертон! – воскликнул довольный Джордж, - я хотел представить тебе Джеймса, но вижу, вы уже познакомились.

-Мы немного поговорили, - заметил небрежно Джеймс, словно он не придавал этому разговору ни малейшего значения.

-Джеймс только что прибыл из Парижа, - объяснил Джордж Чарльзу.

-Так вы тот самый художник, что написал портрет леди Ричмонд?

Джеймс безразлично кивнул.

-Я слышал, что портрет получился весьма… вызывающим.

-Я просто изобразил графиню такой, какая она есть, - презрительно сжал губы и раздул ноздри Джеймс, - похотливой стервой.

Чарльз буквально остолбенел, услышав подобную грубость, но Джордж остался невозмутим и шутливо сказал:

-У Джеймса особый дар. Он видит людей насквозь и показывает в картинах все их недостатки.

-Я рисую людей такими, какие они есть, - сказал Джеймс.

-Лучше не заказывай ему свой портрет, - вновь шутливо сказал хозяин дома.

Чарльз не обратил на него внимания. Он строго посмотрел на Джеймса и неприязненно заявил:

-Возможно, вам больше подошел бы жанр карикатуры.

Джеймс откровенно и звонко расхохотался. Джордж только удивленно посмотрел на него, впервые увидев, как юноша смеется от души.

-Я, признаться, об этом не думал, - успокоившись, сказал Джеймс.

-Вы полагаете, что насмешка над людьми – это искусство? – решительно наступал Чарльз.

-Я никогда не надсмехаюсь над людьми в своих картинах, - невозмутимо парировал художник.

Джордж счел нужным вмешаться, не желая, чтобы эти двое устроили словесную дуэль.

-Чарльз, не обращай внимания на Джеймса. Он самый циничный и безнравственный юноша, которого я встречал. Но вдобавок ко всему он действительно талантлив.

-И всегда честен, - прибавил Джеймс.

-Охотно верю, - холодно сказал Чарльз.

Ему больше не хотелось общаться с этим самоуверенным, презирающим всех художником. Он знал таких людей – защитников правды, циничных и озлобленных на весь мир, не признающих никаких правил, отвергающих все морали. Джеймс был именно таким – человеком, убежденным в своей правоте, имеющим свою твердую позицию. Чарльз с удовольствием вступал в дискуссии с такими людьми, но с Джеймсом он чувствовал тревогу, держался настороженно, словно боясь одним неверным словом или движением распахнуть себя настежь и показать все свои мысли этому проницательному юноше.

Джеймс, словно подметив настроение Чарльза, поспешил удалиться без всяких объяснений и извинений.

-Не обращай на него внимания, - с виноватым видом произнес Джордж, - он всегда говорит то, что думает, а думает он о людях всегда плохое.

-Просто вздорный, заносчивый мальчишка, - холодно сказал Чарльз, пытаясь скрыть свою неуверенность.

-Но он по-настоящему талантлив, - восхищенно произнес Слейтер, - если бы ты видел его работы! Не те, что написаны на заказ, они, несомненно, восхитительны, но не впечатляют, как те, что созданы под влиянием вдохновения.

-Наверное, он действительно так безупречен и хорош, раз позволяет себе такую вольную критику в адрес других.

-О, поверь мне, к себе он относится строже, чем к кому бы то ни было.

Чарльзу захотелось немедленно прекратить разговор о художнике, он с притворным вниманием стал разглядывать гостей, будто искал кого-то. Джордж тоже решил переменить тему.

-В воскресенье мой друг Лэндвик устраивает вечеринку, - радостно сообщил Слейтер.

-Как всегда будет много женщин?

-Да, как обычно – актрисы, танцовщицы и певички из кабаре!

-Праздник непристойности, - невесело заметил Чарльз.

-Ты придешь?

-Ты же знаешь, я не очень люблю эти сборища у Лэндвика.

-Ну-ну, Чарльз, - уговаривал друга Джордж, - ты итак домосед. В твои-то годы грешно проводить вечера дома.

-Ну, хорошо, если ты просишь, я приду, - словно делая одолжение, согласился Чарльз.

-Вот и славно! – обрадовался Джордж, - а теперь пойдем побеседуем с Англером о его физических опытах.

-Но это же так скучно, - пожаловался Чарльз.

-Но Англер – славный малый, не хочется его обижать, я обещал…

Вечер продолжился, так как и раньше, но Чарльз все никак не мог выкинуть из головы разговор с художником, точнее образ самого художника, который повлиял на него странным образом.

Глава 3

Чарльз покинул свой особняк на Бедфорд-стрит довольно поздно и теперь, не переставая, подгонял кучера.

-О Боже, отец будет сердиться, - отчаянно шептал Чарльз. Он был так поглощен чтением, что не заметил, как прошел день.

Отец ждал его к ужину с какими-то гостями, и Чарльзу очень не хотелось огорчать лорда Честертона-старшего, человека по натуре сдержанного, но сурового.

В гостиной Чарльза встретил его кузен Нэйтан, подозрительный скрытный юноша.

Двоюродные братья недолюбливали друг друга с детства, с тех самых пор, когда родители семилетнего Нэйтана погибли, и сэр Альфред взял мальчика на воспитание. Чарльзу всегда казалось, что Нэйтан во всем пытается угодить его отцу, втереться в доверие, чтобы занять более прочное место рядом с лордом Честертоном, чем его собственный сын. Чарльз считал кузена приспособленцем, а Нэйтан желал лишь заполучить наследство лорда и рассматривал Чарльза как непреодолимую преграду для достижения своей цели. Нэйтан всегда указывал брату на то, что тот эгоист, неблагодарный сын, не умеющий ценить своего замечательного отца.

Вот и сейчас он не скрыл своего недовольства по поводу опоздания Чарльза:

-Опять шатался со своими бесстыжими друзьями, развратниками и вольнодумцами? Тебе, я вижу, очень нравится огорчать своего батюшку.

Чарльз посчитал ниже своего достоинства отвечать на бессмысленные нападки кузена. Он молча пошел в обеденный зал в сопровождении дворецкого, старого Уолтера, который, в отличие от Нэйтана, добродушно ворчал:

-Лорд изволил сердиться, Чарльз. У него сегодня очень важные гости. Надобно поскорее показаться ему.

Лорд Честертон-старший свое недовольство показывал лишь хмуро сдвинутыми бровями. Отец Чарльза сидел за столом с гостями - пожилой четой Гарретсов и их юной дочерью, с которой Чарльз танцевал на балу.

-А вот и Чарльз, - воскликнул Альфред Честертон, не желая показывать гостям свою озабоченность.

-Прошу простить меня за опоздание, - очаровательно улыбнулся Чарльз, и от этого милые щечки леди Виолы порозовели, - меня задержали книги.

Лорд Гарретс похвально улыбнулся, а приятная пожилая Леона Гарретс добавила:

-Не стоит извиняться, дорогой Чарльз, молодости простительно не замечать времени. Мы счастливы все же, что вы пришли.

Чарльз невозмутимо уселся рядом с девушкой, от чего юная барышня засмущалась еще больше.

“Вчера она не была такой стыдливой, - подумал Чарльз, - и такой прелестной”.

Он снисходительно улыбнулся, галантно прикоснулся губами к руке леди Виолы и произнес смиренным голосом:

-А вы простите меня, очаровательная леди, за мое возмутительное опоздание?

Виола растерянно посмотрела на Чарльза, потом на родителей, будто ища у них поддержки. Она собралась с мыслями и твердо сказала:

-Вы ни в чем не провинились передо мной, лорд Честертон, мне не за что вас прощать.

-Зовите меня просто Чарльз, - ослепительно улыбнулся молодой человек, еще больше вгоняя леди в краску.

Как всегда разговоры, которые велись за столом, показались Чарльзу весьма скучными – политика, традиционные жалобы на погоду, нравы молодежи, - все темы, которыми тешат себя не увлекающиеся ничем люди. Чарльз любил отца, но никогда не считал его интересным собеседником.

С большим удовольствием он следил за настороженным смущением леди Виолы, искренне забавляясь этой игрой. Задавая самые невинные вопросы тоном, заставляющим думать о скрытых намеках, Чарльз вгонял девушку в краску. Виола пыталась держаться достойно, но не была наделена остроумием и умением вести пустые светские беседы, поэтому ответы ее были сухими и односложными. Чарльз окончательно уверился в своем мнении о ее умственных способностях. Единственным достоинством леди Виолы была ее очаровательная внешность, которая, впрочем, не привлекала Чарльза своей молодостью и неопытностью.

Леди Гарретс с восхищением стала рассказывать о своем втором внуке, которого подарила им старшая дочь Грейс.

-На днях маленький Уильям самостоятельно прошелся по комнате! Он удивительно развитый и смышленый малыш. Его отец уже присматривает для сына жеребенка, чтобы пораньше учить верховой езде. Но по мне, так он очень спешит, ведь Уильям еще младенец.

Мужчины лишь кивали головой в знак согласия, страдая от женской болтовни и глупости, но из вежливости никто не мог перебить леди Гарретс, даже ее муж.

Чарльз желал, чтобы ужин закончился быстрее, и гости отправились восвояси, но леди Леона некстати заявила, что Виола чудесно музицирует, и все направились к роялю, к которому прикасались только слуги и нечастые гости. Девушка сосредоточено играла довольно сложное произведение, но Чарльзу не понравилось ее механическое исполнение. Он вспомнил виртуознейшую игру своего знакомого Питера Бейля, который умел самую простенькую пьеску превратить в шедевр музыкального исполнения. Чарльз упрекнул себя за то, что он слишком строг к девушке, которая делает лишь то, чему ее научили, поэтому он со снисходительной улыбкой принял ее посредственное музицирование. Леди Виола была польщена вниманием Чарльза, в котором ей привиделся искренний интерес, и она уже надеялась, что сбудутся слова матушки, и вечер станет удачным для нее.

Когда гости удалились, взяв с Честертонов клятвенное обещание, посетить через две недели их загородный дом, Чарльз вздохнул с облегчением. Все эти дружественные ужины со знатными персонами становились все утомительнее.

Нэйтан, не присутствовавший на ужине, вышел из библиотеки с книгой в руках, делая вид, будто оторвался от чтения, но Чарльз знал, что кузен читает лишь бухгалтерские книги.

-Как все прошло, дядя? – с притворным интересом спросил Нэйтан.

-Это нужно спросить у Чарльза, - добродушно ухмыльнулся Альфред Честертон.

Чарльз повертел в руках бокал бренди и удивленно вскинул брови.

-Почему же у меня, отец?

-Что ты скажешь о леди Виоле?

-Не знаю, - Чарльз пожал плечами, действительно не зная, что сказать.

-Она довольно мила, не так ли? – словно подсказывая, заявил лорд Честертон.

-Мила, не более, - без всякого интереса сказал Чарльз.

-Я надеялся, она понравится тебе, - разочарованно произнес сэр Альфред, - именно поэтому я и пригласил Гарретсов с младшей дочерью.

-Так что же, этот ужин был смотринами? – изумился Честертон-младший.

-А что в этом плохого? – с удивлением спросил отец Чарльза, - почему бы ни познакомиться с девицей поближе? Она мила, хорошо воспитана, дочь моих друзей, из хорошей семьи…

-И этого достаточно, чтобы стать моей женой? – недовольно перебил отца Чарльз.

-Она вполне подходит… - сэр Альфред растерялся, видя недовольство сына.

-Отец, почему ты непременно хочешь меня поскорее женить?

-Чтобы ты перестал якшаться с всякими бездельниками и распутниками, - бесцеремонно вставил Нэйтан.

Чарльз хмуро посмотрел на юношу, всего на год старше него, и подивился. У этого малого голова забита цифрами, доходами, расходами, и все-таки он провел тонкий расчет, находя брешь в отношениях отца и сына, и умело пользовался ей. Либеральность Чарльза и его свободомыслие очень не нравились отцу. Слава Богу, сын был порядочным в нравственном отношении, но сэр Альфред боялся, что общество, в котором любит вращаться Чарльз, развратит и испортит его, а это плохо, как для самого юноши, так и для сэра Альфреда, который очень дорожил своей политической карьерой и добрым именем, и не желал ни малейшей тени, брошенной на добропорядочность и чистоту нравов его семьи. Честертон-старший мог часами рассуждать о падении нравов среди молодежи, а подхалим Нэйтан поддерживал его, всячески очерняя Чарльза. Сэр Альфред понимал, что племянник сгущает краски, но все же хотел предостеречь сына от необдуманных поступков. Он считал, что если Чарльз остепенится и заведет семью, то прекратит болтаться в компании недостойных личностей. Чарльз лениво слушал предупреждения отца, почти все пропуская мимо ушей, ибо не желал жить по чьей-то подсказке, а руководствовался во всем лишь своим умом и сердцем. Сэр Альфред понимал, что все воззвания к сыну он произносит впустую. Иногда он жалел, что Чарльз, а не практичный Нэйтан унаследует все его состояние, потому как, если что-то и сдерживало Чарльза до сих пор, то вскоре он непременно скатится в бездну мотовства и порока. Так рассуждал сэр Альфред, Нэйтан лишь молчаливо соглашался, а Чарльз устало пропускал мимо ушей все наставления.

-Сынок, - доверительно сказал сэр Честертон, когда остался с Чарльзом наедине, - ты подумай о женитьбе. Я тебя, конечно, не тороплю, сам я женился немного позже, но не стоит откладывать решение этого вопроса в долгий ящик.

Чарльз согласно кивнул, но ему не нравилось, что отец говорит о женитьбе, как о сделке. Для Чарльза это означало что-то более важное, он хотел найти настоящую спутницу жизни, а не просто хозяйку и украшение дома. Он не сказал о своих размышлениях отцу, чтобы еще больше того не расстраивать, но было предельно ясно, что девица Виола не станет леди Честертон.

Чарльзу было жаль, что их взгляды с отцом на жизнь так существенно расходятся, но и переступать через себя, подобно Нэйтану, чтобы угодить отцу, Чарльз не мог, лучшее, что он мог сделать – улыбнуться и промолчать.

-Ты все же подумай, - попросил лорд Альфред, когда сын уже садился в карету.

-Я подумаю, - сказал Чарльз, чтобы успокоить отца, который слишком за него тревожился.

Чарльз смотрел в окно кареты, пытаясь ни о чем не думать, но непрошеные мысли сами лезли в голову. Сможет ли он оправдать надежды отца, стать достойным наследником, заботиться обо всех владениях семьи Честертон? Чарльзу не хотелось думать об этом, груз забот ляжет тяжелым камнем на грудь и потянет в пучину обывательщины, косности, скупости – всего, что Чарльз искренне ненавидел. Ему хотелось вырваться из рамок окружающего мира, стать свободным, независимым, делать только то, чего сам желаешь. Хотелось совершать безумства и не бояться последствий. Но слишком велика была ответственность перед семьей, обществом, даже перед самим собой.

“Как тяжело быть знатным, богатым, светским человеком, - устало подумал Чарльз.