«Я жду вас завтра и приготовил сюрприз, который, надеюсь, будет вам приятен,» - писал мой итальянский приятель Винченцио Балотелли в заключение письма-приглашения на ужин по случаю Дня Благодарения. Помню, еще подумал, что это, наверное, будет очень забавное зрелище, когда мы будем отмечать типичный американский праздник своей сугубо эмигрантской компанией. Хотя может быть сюрприз Винченцио и заключается в том, что он завлек на ужин чистокровных американцев?

Но данное предположение оказалось ошибочным, и на следующий вечер после теплых приветствий итальянец подвел нас к одной из пар своих гостей:
- Позвольте вас познакомить с вашими соотечественниками. Это мои старые друзья, - указал он на меня с женой.

- Николай Павлович Ведерников, - энергично пожал мне руку крепкий невысокий мужчина практически полностью седой.

- Сергей Борисович Зайцевский, Елизавета Петровна - представился я сам и представил супругу, а затем обернулся к жене Ведерникова, - Здравствуйте, Ольга Александровна.

- Добрый вечер, Сергей – она слегка запнулась и чуть заметно покраснела, - Борисович.

Ее супруг и моя жена посмотрели на нас с удивлением:
- Вы раньше встречались?

Что я мог им ответить? Это была слишком длинная история и не слишком счастливая, к тому же иногда еще кровоточившая старыми ранами.

Впервые я увидел ее в 13-том на празднике, посвященном нашему выпуску из училища.
- Смотри, Серж, - толкнул меня Дмитрий Шаповалов, верный друг еще с кадетских времен, - смотри какая красавица.

Взглянув, куда он указывал глазами, я действительно увидел высокую восхитительную стройную барышню с волосами цвета спелой налившейся пшеницы. Нас вскоре познакомили, барышня оказалась сестрой Ивана Веденеева из второго взвода. Потом мы стали бывать у Веденеевых. Барышня была на несколько лет старше нас, и вокруг нее постоянно вился рой обожателей, в который Дмитрий быстро влился, совсем потеряв голову. Ольга благосклонно принимала его ухаживания, но не выделяла его из рядов остальных поклонников больше, чем нужно.

- Встречались, - сказал я. – Давным-давно, еще в России.

- Прошу за стол, - не дал нам углубиться в воспоминания Винченцио.

Ужин был хорош, и гости все прекрасные и интересные люди, но столь неожиданное появление Ольги сбило мне настроение и мысли невольно уносились туда, в молодое, военное, смутное и тяжелое прошлое.

Помню, как мы встретились с Димой в Москве на Пасху в 14-том. «Ты знаешь, решено!» - говорил он мне при встрече – «Это удивительная, необыкновенная женщина. Даже не женщина, богиня! И кажется, она ко мне благоволит. Летом, как приеду в отпуск из полка, предложу ей руку и сердце, и была не была.» Но планам этим не суждено было сбыться – сараевский выстрел нарушил их, как и намерения других миллионов людей по всему миру.

Трапеза была в самом разгаре, и общий разговор, поддерживаемый с самого начала, благополучно разбился на множество мелких бесед среди соседей по столу. Тема нашего былого знакомства не имела шансов остаться не поднятой.

- Сергей Борисович, все же расскажите, при каких обстоятельствах Вы познакомились с моей супругой? – открыл это обсуждение Ведерников

- Да-да, - подхватила моя жена. – Серж, расскажи нам эту таинственную историю.

- Ничего таинственного, - меньше всего мне хотелось сейчас публично рассказывать истории из прошлого, - я был знаком с братьями Ольги Александровны.

- Братьями? – удивился Николай Павлович и повернулся к жене. – Дорогая, разве у тебя есть еще братья кроме Ивана Александровича?

- Еще был Мишенька, самый младший, он давно умер. В России, - коротко ответила она.

- О, мне жаль, - сделал скорбное лицо Ведерников, чем почему-то вызвал у меня приступ раздражения, - какие были тяжелые времена на нашей несчастной Родине! Как много пришлось перенести испытаний: и голод, и холод, и много других несчастий. Наверное, молодой организм и не выдержал…

- Еще, знаете ли, война была, – я не сумел сдержаться. – Миша погиб под Лежанкой в Первом Кубанском, - Ведерников смутился, а я внутренне злорадно усмехнулся.

С Мишей мы встретились снова случайно, при отходе из Ростова. Обычно это называют судьбой. Вдруг оказалось, что молодой юнкер, шагающий в колонне рядом со мной и Шаповаловым, брат Ольги и Ивана Веденеевых. Правда к тому времени она была уже не Веденеевой. Замуж вышла где-то в начале 16-го. Для Шаповалова это был удар. В 15-том он был ранен, попал в плен, откуда бежал к своим осенью следующего года. В Москве и узнал, что Ольга теперь жена известного промышленника и живет в Петрограде. Как же звали ее мужа? Забыл! Старею, наверное. Да это и неважно, Дима не стал ее разыскивать и уехал в полк.

Я узнал об этом из его письма и, несмотря на сдержанный тон, почувствовал, что это обстоятельство придало весьма горький привкус возвращению в родной город. Мы тогда так и не сумели с ним встретиться и поговорить об этом. Лишь потом, схоронив Мишу Веденеева, который в походе успел рассказать, что его сестра неожиданно овдовела вскоре после февральских событий, Шаповалов говорил мне в жарко натопленной казачьей хате:

- Знаешь, Серж, еще полгода назад я был бы счастлив узнать, что она вновь свободна. Как бы я не старался, но позабыть ее так и не смог. Но сейчас… Когда вокруг такое творится… Когда одни русские люди убивают других… Ловлю себя на мысли, что выслушал рассказ этого славного мальчика удивительно спокойно.

Но это спокойствие было обманчивым. Летом следующего года Дмитрий вернулся из недельной командировки в Екатеринодар необычайно возбужденным.

- Ты не поверишь, - говорил он мне, сверкая счастливыми глазами, - кого я встретил! Ее! Ольгу! Живет в Екатеринодаре одна. Конечно, окружена поклонниками всех мастей вплоть до штабных и политиканов-кадетов, но была искренне рада меня видеть! Выделяла из всей этой тыловой камарильи, обещала писать и ждать. Я сказал ей все!

- Что все?

- Что так и не смог ее забыть, что если ей нужна ее жизнь, то она в ее распоряжении.

- Милый Дмитрий, по нынешним временам жизнь слишком дешевый подарок.

Обед закончился, подали кофе и коньяк. Гости разбились на группы по интересам, а я потихоньку выскользнул на открытую веранду. Прекрасен был осенний американский вечер, не знаю почему, но такие темные здешние вечера всегда напоминали мне Россию. Я курил, выдыхая дым в осенние сумерки, изредка прихлебывал коньяк, и снова перед глазами была зима 20-го, когда мы безостановочно катились к морю, судорожно пытаясь за что-то зацепиться.

Когда мы вошли в Екатеринодар, ее уже там не было. Но чудо: у своих квартирных хозяев Ольга оставила коротенькое письмо Шаповалову.

"Друг мой," - писала она, - "творятся какие-то ужасные вещи. Ведь совсем недавно вы были у стен Москвы. Куда только смотрит командование?! Сегодня вечером я уезжаю в Константинополь и там на царьградских набережных буду ждать Вас, Серж, с победой."

В те времена безнадежного отступления упоминание про победу выглядело издевкой, но моего друга необыкновенно окрылила полученная записка:
- Ты слышишь, Серж? Она будет меня ждать! Ждать с победой!

Удивительное дело, но эта мальчишеская радость Шаповалова ободряюще подействовала на весь наш эскадрон.

Дверь сзади тихонько приоткрылась и кто-то мягко вышел на веранду. Даже не оглядываясь, я знал, что это Ольга. Она подошла и встала рядом:
- Прекрасный вечер.

- Да, прекрасный.

- Знаете, Серж, мне показалось, что Вы на меня чем-то обижены или я Вам неприятна.

- Нет, Ольга Александровна, Вам показалось. Я рад встрече. Как Ваш брат, Иван Александрович?

- Живет в Сан-Франциско. Женат, трое детей. Довольно успешен в бизнесе.

Я ухмыльнулся. Иван всегда умел устроиться.

Он и к нам-то пришел не сразу, а когда мы уже взяли Харьков. Да и тогда быстро оказался в тыловых управлениях, где и прослужил и у Деникина, и у Врангеля. Врангель, Крым… В Крыму, когда мы только прибыли и стояли в тылу, Шаповалов писал ей каждую неделю, и пару раз она ему даже ответила. Письма были нейтрально-благожелательными с вкраплением кокетливо-туманных намеков, которые влюбленный Дмитрий, разумеется, воспринимал, практически как венчальное обещание.

Когда нас отправили на фронт, стало не до писем. Всех нас захватило наступление.

- Она же ждет нас с победой, Серж. И вот они победы! – воодушевленно говорил мой друг.

- Она тебя ждет, а не нас, - смеялся я.

Потом во время отступления к портам и пути в Турцию Шаповалов редко говорил о ней, но по его лицу я видел, что ожидание встречи с любимой женщиной - главный поддерживающий его стержень. В Турции он при первой же возможности рванул в Стамбул.

- Видишь, Серж, как получается, - медленно сказал он мне по возвращении, глядя в сторону моря, - Ольга уехала два месяца назад. В Берлин, кажется. С каким-то кадетом…

Я пытался его утешить, но Дмитрий перевел разговор, увлек меня к сослуживцам, и остаток вечера прошел как обычно, лишь его печальные глаза порой выдавали засевшую в сердце занозу. Той же ночью под утро он застрелился.

Мы еще некоторое время поддерживали светский разговор. Я докурил и собрался вернуться в дом, когда она все же спросила:
- Сергей, а что стало с Вашим другом? Димой, - она запнулась, - Дмитрием Шаповаловым.

Пару мгновений я смотрел ей прямо в глаза, а твердо ответил:
- Он погиб в Крыму, при отступлении.