Мой путь на работу занимает у меня примерно три с половиной часа в день, как на работу, так и с нее я еду в метро в час пик. Учитываю мою неприязнь к скоплению людей, больше, чем по двое, такие поездочки должны бы были стать сущим адом, даже пыткой. Я, по идее,  просто обязан нервничать, ругаться на толкающих меня дядек, морщить нос от запаха пота тысячи обильно потеющих мужиков, в едином порыве, слившись с толпой ругать какого-то доходягу, виноватом в том, что, споткнувшись, налетел на маскирующийся боевой тихоход  - в смысле на одну из тех невинных бабушек с тюками - эти удивительные создания дали бы фору в 100 очков любому бронированному рыцарю как в кулачном, так и в оружном бою, при этом еще бывают, встают на узком проходе где-нибудь в самом центре толпы, и начинают срочно искать какую то ну очень нужную им вещицу. 

  Вот почему я опять шучу, скажите? Что тут смешного - вонь, ор, грязь даже в воздухе, чему тут улыбаться, чему радоваться? Кстати, я не тебя спрашиваю, если ты вдруг вздумал(а) прочитать этот сомнительной ценности опус (привет кое-кому :) ). Я себя спрашиваю. Ведь помню еще - дикая, выматывающая поездка от Ясенево до Октябрьской... брр.. жуть. Теперь катаюсь вообще на другой конец Москвы, да с двумя пересадками, а дорога совсем не напрягает, будто тут родился, жил и буду жить. При этом я не перестал обращать внимание на все эти недоразумения, не стал закрывать глаза или дышать ртом - я все так же живу, ем и дышу в той же самой дряни, что и раньше. Сам себя не понимаю... или? Ладно, лирическое отступления...

Вчера, когда ехал домой, увидел очень необычную штуку. Вернее, не штуку, а человека. Слепого человека. С сыном. Самому "человеку" было от силы лет тридцать, а сынишке его  я на первый взгляд дал примерно  семь или восемь годков. Парень вел папу за руку, папа постукивал перед собой характерной белой тростью и улыбался одному ему ведомым мыслям. А парниша тем временем очень активно проявлял интерес к окружающему миру - он живо выписывал кульбиты свободной рукой, что-то неслышно напевал себе под нос, увидев камеру наблюдения резво  бросился махать наверняка добрым охранникам на другой стороне экрана... Он не выпускал руку своего слепого отца, он шел между спрессованными телами, в духоте, грохоте, вони и витающий в воздухе всеобщий невроз нервно, как ему и полагаеться, стоял в углу, и ждал, пока парень уведет отца (кстати, кто кого вел?) подальше от этого места, где ему, всеобщему неврозу великолепно жилось вплоть до сегодняшнего дня. Оказалось, что я иду с ними в одном направлении, и все те пару минут, что я шел позади них, у меня с лица не сползала невидимая никому улыбка. Потом они дождались поезда, папа попридержал свободной рукой своего скачущего балбеса, балбес провел папу куда-то внутрь поезда, где они и затерялись. Образ останеться у меня в голове надолго,  если не навсегда. Знаете, я ведь никогда не смогу улыбаться так, как это делали  тот слепой человек и его сын.

  Впрочем, я учусь, и когда в вагон запихиваються сотни алкающих труда кусков мяса, мне уже почему-то становиться смешно. Я так смеялся как то, когда ехал по центру часиков в 8. Помню, я тогда стоял в середине вагона, а вокруг была такая теснота, что иглу воткнуть некуда было. Рядом стояли два опрятных старичка, причем судя по некоторым признакам, они явно успели приложиться к какому-то бодрящему напитку. Впрочем, по некоторым другим признакам было понятно, что оба хорошо знают, что такое "в меру". Так вот, тут мы подъезжаем в нужной им остановке, и ближайший из них спрашивает меня, что не будет ли молодой человек так добр, и не пропустит ли он двоих немолодых друзей к выходу? Я отвечаю, что мол, давайте попробуем, сами видите, килькам в банке, и то просторней. Ну и они начинают свое шествие к выходу. Тот, кто ранее попросил меня его пропустить аккуратно и впритирку проскальзывает мимо меня,  а вот второй слегка качаеться из стороны в сторону, и падает на меня с легким еле слышным "Ой!", вдавливая в ближайшую тетку.Тетка, как ей и полагаеться в крик, упавший (почти) старичок извиняеться, и тут его приятель, удрученно покачиваю седой головой и легко улыбаясь, говорит мне: "Сам удивляюсь, молодой человек,  с виду ведь такой приличный старикашка!". Они вместе с приятелем, посмеиваясь на два голоса выбрались из поезда, и отправились куда-то по своим делам... А я наконец понял, что меня окружают не бараны, даже если они упорно ходят стадом, не быдло, и будь проклят тот человек, что придал этому слово его нынешнее значение, не злодеи, хоть они вовсю стараются показать, какие они злые... Они такие же люди, хоть и другие. Так же, как тот слепой парень, так же, как те смешные старички, придет домой и злобная тетка с авоськами - печь блины для внуков - завтра понаедут,  карапузы, они блинчики любят, уж я то знаю, лишь бы одну не оставляли,  а я им еще пирожков сделаю...с малиной, да с малиной они любят, эээххх,  вот помню далеким далеким летом...