Так, ну положительный пример некоторых знакомых заставляет задуматься о создании собственной "свалки мыслей". Никакой регулярности, никаких умных и единственных в своем роде откровений, никаких границ в рамках этой страницы.

  В детстве у меня, помниться, было 3 дневника. У каждого случилась своя судьба, во многом каждый из них полон не столько записями, сколько памятью иного рода. Память эта посещает меня, когда я держу каждый из них в руке, пусть даже не имея больше возможности вспомнить себя именно таким, каким брал его в руки лет 12 назад.

 Первый - зеленая книжка-ежедневник немецкого образца, с веревочкой, чтобы закладывать нужную страницу, множеством строчек с самыми разными названиями и назначениями, и даже со справочником соответсвия международных единиц измерения - тогда таких умных слов я не знал, а все эти крючки если и интересовали меня - то только с чисто воображательной стороны - видали, какие у нас выкрутасы в дневнике?! Тем более, что дневником он был совсем недолгое время - в том возрасте идеи не задерживались у меня в голове дольше, чем пару недель, так что, можно сказать, я был на редкость непостоянный ребенок. Вот и в очередном озарении вместе с одной знакомой из дневника решил сделать "Главную Книга Клуба" - объясняю - клуб мы создавали непонятно  зачем (это сейчас), ведь в том поселке, где я тогда имел счастье жить (где-то под Кельном), нас было всего 6-7 ребят. Но затея казалась оригинальной, она давала богатую пищу для игр, повышала статус вступивших в Клуб до абстрактно-астрономического значения. Между прочим, вступить мог не каждый - целый ряд испытаний на скорость бега и умении прыгать с  больших кип соломы предполагали отсев недостойных кандидатов, коих не наблюдалось в радиусе километров эдак 5 в гаком. Две недели с лишним мы упрямо следовали самими же установленными правиламии, подчинялись главе клуба (то бишь мне), строили наполеоновские планы и лазили по деревьям, пугая голубей и ворон. Сейчас я вспоминаю те дни хоть и смутно, но очень тепло. Возможно этот дурацкий клуб остался в моей памяти крючком, который держит расползающиеся клочки видений и образов в подобии сплоченности. Возможно, это просто детское воспоминание о днях, когда я наблюдал за первым собственным творением. Но в любом случае, когда через пару недель после основания клуба я спешно покинул тот поселок, так никогда и не вернувшись туда, то мне было обидно и жалко, что приходиться покидать своих друзей, но не меньше обидной была и мысль о том, что мой спешный отъезд разрушил все те хрустальные замки, что мы строили с друзьями вечером, сидя за старым пластмассовым столом недалеко от дома. Позже я вернулся к идее создать клуб (уже в Мюнхене), но тамошние карапузы были совсем другими, и у меня ничего не получилось. Осталась только старая потертая книженция, едва на осьмушку заполненная планами, правилами и неумелыми рисунками. Теперь это просто эпитафия умершему некогда мальчику, любителю хрустальных замков.  

Вторая книга - обычная желтая с оранжевым окрасом тетрадка, с жесткой обложкой и в линеечку. Я вел его недолго - примерно пару недель проживания в Мюнхене, потом забросил, занявшись чем-то более полезным, с моей тогдашней точки зрения (об этом ниже). Эта тетрадка слегка отличалась от первого экземпляра, хоть и имелось в них сходство. Оба никогда не были просто дневниками. В тетрадь я записывал простенькие стихи, какие-то обрывки воспминаний, еще что-то, что представлялось достойным занесения туда... Я даже начал входить во вкус, и кто знает, чем бы это все кончилось, если бы не случайно увиденные моей мамой стихи. Как и положено всякой хорошей маме, она, увидев сии выкидыши поэтической утробы на ломанном немецком. начала безудержно меня хвалить. А я всегда хорошо чувствовал ложь, пока был карапузом. На следующий день я выдрал листки со стишками, а тетрадь отложил до лучших времен куда-то далеко-далеко. Вспомнил  я о ней лишь когда улетал в Россию - и зачем-то взял с собой. Вон она стоит, родимая, с по меньшей мере десятой частью от изначального количества листов, исписанная телефонами незнакомых мне людей и фирм. Надгробный памятник незадачливому замкнутому пузану, впервые попытавшемуся написать что-то эдакое. Знать бы , где он сейчас..   

Третья книжка - самый обычный ежедневник, с изображением какой-то речушки и то ли цветов, то ли просто произволной смеси красного и черного цветов в похожий на фруктовый кефир кашу. Он был самым обыным дневником - писалось, что надо сделать, что не при каких обстоятельствах нельзя забывать, то, что снилось этой ночью и то, происходило прошедшим днем. Его я вел дольше всех остальных - месяца два я корпел над никому не нужными записями. Даже перечитывал старые, хмыкал в специально обозначенных местах, и с радостью представлял, когда смогу держать в руке книгу, полностью исписанную мной самим от корки до корки. Я завел его в России, и первые попытки правильно написать слово кефирный происходили именно на просторах этой книгули. Постепенно я стал записывать в нее телефоны, адреса и прочую мутотень, что обычно пишут в телефонных книга. Я так и не заметил, как бросил ее писать - просто как отрубило. Теперь в ней храняться телефоны - старые и новые, нужные адреса, а в конце - мечи, которые я рисовал во время особо интересных разговоров. Мне кажеться, если бы я оставил его, то был бы сейчас другим человеком, совсем другим. Но я не оставил. Теперь он валяеться у меня на столе, пылиться, и ожидает встречи с ближайшим мусорным ведром. Впрочем, мне его сейчас еще жалко - это последняя память о мальчике, который еще верил в затертую до дыр правду, о том что все люди хорошие, и все будет хорошо. Через несколько месяцев этот мальчик таинственно покинет меня, чтобы больше не вернуться, как я в свое время не вернулся в ту деревушку под Кельном - впрочем, я уже и не смогу туда когда-либо вернуться - теперь на месте бывшей деревни белеет склонами угольный карьер.