Иоганн Гете. Отрывок из произведения "Страдания юного Вертера"

"Допустим, - согласился я. - Мне уж не раз ставили на вид, что мои
рассуждения часто граничат с нелепицей. Попробуем как-нибудь иначе
представить себе, каково должно быть на душе у человека, который решился
сбросить обычно столь приятное бремя жизни; ибо мы имеем право по совести
судить лишь о том, что прочувствовали сами. Человеческой природе положен
определенный предел, - продолжал я. - Человек может сносить радость, горе,
боль лишь до известной степени, а когда эта степень превышена, он гибнет.
Значит, вопрос не в том, силен ли он или слаб, а может ли он претерпеть меру
своих страданий, все равно душевных или физических, и, по-моему, так же дико
говорить: тот трус, кто лишает себя жизни, - как называть трусом человека,
умирающего от злокачественной лихорадки".
"Это парадоксально. До крайности парадоксально!" - вскричал Альберт.
"Не в такой мере, как тебе кажется, - возразил я. - Ведь ты согласен, что мы
считаем смертельной болезнью такое состояние, когда силы человеческой
природы отчасти истощены, отчасти настолько подорваны, что поднять их и
какой-нибудь благодетельной встряской восстановить нормальное течение жизни
нет возможности. А теперь, мой друг, перенесем это в духовную сферу.
Посмотри на человека с его замкнутым внутренним миром: как действуют на него впечатления, как навязчивые мысли пускают в нем корни, пока все растущая
страсть не лишит его всякого самообладания и не доведет до погибели.
Тщетно будет хладнокровный, разумный приятель анализировать состояние
несчастного, тщетно будет увещевать его! Так человек здоровый, стоящий у
постели больного, не вольет в него ни капли своих сил".
Для Альберта это были слишком отвлеченные разговоры. Тогда я напомнил
ему о девушке, которую недавно вытащили мертвой из воды, и вновь рассказал
ее
"Милое юное создание, выросшее в тесном кругу домашних обязанностей,
повседневных будничных трудов, не знавшее других развлечений, как только
надеть исподволь приобретенный воскресный наряд и пойти погулять по городу с
подругами, да еще в большой праздник поплясать немножко, а главное, с
живейшим интересом посудачить часок-другой с соседкой о какой-нибудь ссоре
или сплетне; но вот в пылкой душе ее пробуждаются иные, затаенные желания, а
лесть мужчин только поощряет их, прежние радости становятся для нее пресны,
и, наконец, она встречает человека, к которому ее неудержимо влечет
неизведанное чувство; все ее надежды устремляются к нему, она забывает
окружающий мир, ничего не слышит, не видит, не чувствует, кроме него, и
рвется к нему, единственному. Не искушенная пустыми утехами суетного
тщеславия, она прямо стремится к цели: принадлежать ему, в нерушимом союзе
обрести то счастье, которого ей недостает, вкусить сразу все радости, по
которым она томилась. Многократные обещания подкрепляют ее надежды, дерзкие
ласки разжигают ее страсть, подчиняют ее душу; она ходит как в чаду,
предвкушая все земные радости, она возбуждена до предела, наконец она
раскрывает объятия навстречу своим желаниям, и... возлюбленный бросает ее. В
оцепенении, в беспамятстве стоит она над пропастью; вокруг сплошной мрак; ни
надежды, ни утешения, ни проблеска! Ведь она покинута любимым, а в нем была
вся ее жизнь. Она не видит ни божьего мира вокруг, ни тех, кто может
заменить ей утрату, она чувствует себя одинокой, покинутой всем миром и,
задыхаясь в ужасной сердечной муке, очертя голову бросается вниз, чтобы
потопить свои страдания в обступившей ее со всех сторон смерти. Видишь ли,
Альберт, это история многих людей. И скажи, разве нет в ней сходства с
болезнью? Природа не может найти выход из запутанного лабиринта
противоречивых сил, и человек умирает. Горе тому, кто будет смотреть на все
это и скажет: "Глупая! Стоило ей выждать, чтобы время оказало свое действие,
и отчаяние бы улеглось, нашелся бы другой, который бы ее утешил". Это все
равно, что сказать: "Глупец! Умирает от горячки. Стоило ему подождать, чтобы
силы его восстановились, соки в организме очистились, волнение в крови
улеглось: все бы тогда наладилось, он жил бы и по сей день".
Альберту и это сравнение показалось недостаточно убедительным, он начал
что-то возражать, между прочим, что я привел в пример глупую девчонку; а как
можно оправдать человека разумного, не столь ограниченного, с широким
кругозором, это ему непонятно. "Друг мой! - вскричал я. - Человек всегда
останется человеком, и та крупица разума, которой он, быть может, владеет,
почти или вовсе не имеет значения, когда свирепствует страсть и ему
становится тесно в рамках человеческой природы. Тем более... Ну, об этом в
другой раз", - сказал я и схватился за шляпу. Сердце у меня было
переполнено! И мы разошлись, так и не поняв друг друга. На этом свете люди
редко понимают друг друга.....


На самом деле опубликовал этот отрывок, потомучто, мне кажется, что Гете по своему прав. Мы как всегда привыкли считаться с заболеваниями, связанными непосредственно с нашим телом, а боль в душе мы называем слабостью, корим людей за то, что они "слабы". Но так ли это? Мы не разбираемся, но ставим в укор. И вместо того, чтобы помочь, вылечить человека, мы усугубляем его положение, доводя до предела...
[490x462]