...прежде всего, то, что я полный дебил. За несколько дней трижды наступить на одни и те же грабли - это надо суметь. После того, как РенТВ самым подлым образом обрезало мой комментарий к собственной статье
Как Париж стал точкой кипения и подало его как оправдание, после того как Россия 24 также предельно обрезала мой комментарий и назвало его странным, я все-таки пошел на Первый канал на программу "Время пошло". Этот мой позор выйдет в эфир сегодня в 15.15.
Делаю это приписку уже после того, как посмотрел передачу в записи:
Я БЫ ХОТЕЛ ПОБЛАГОДАРИТЬ ПЕТРА ТОЛСТОГО ЗА ТО, ЧТО ИЗ ПЕРЕДАЧИ НЕ БЫЛА ВЫРЕЗАНА ТА МОЯ РЕПЛИКА, КОТОРУЮ Я САМ СЧИТАЮ САМОЙ ВАЖНОЙ. ДОЛЖЕН ПРИЗНАТЬСЯ: Я БЫЛ УВЕРЕН, ЧТО ЕЕ УДАЛЯТ. ЕЩЕ РАЗ СПАСИБО. ЕСЛИ БЫ Я ЗАРАНЕЕ ЗНАЛ, ЧТО МНЕ ДАДУТ СКАЗАТЬ ТОЛЬКО ЭТО, Я БЫ ВСЕ РАВНО ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИШЕЛ.
Получилось это так. Мне позвонил очень вежливый молодой человек. Он спросил меня, готов ли я прийти на передачу "Время покажет". Я осведомился для чего: чтобы меня там публично обезглавили или столь же публично кастрировали. Он ответил, что нет, ни в коем случае. Что там просто хотят выслушать мою точку зрения, что там будут совершенно разные люди. И дальше полчаса, как мне показалось, с большим интересом и в деталях он спрашивал меня, в чем же моя позиция состоит.
В общем, я согласился. Надо сказать, что я понятия не имел, кто такой Петр Толстой, ведущий этой программы. Первый канал не смотрю никогда и передачу его не видел. Почему согласился? Точно не из тщеславия. Просто я надеялся как-то донести свою точку зрения, и все.
Ларка, когда узнала, куда я собрался, пришла в ужас. и посоветовала посмотреть в интернете какой-нибудь выпуск этой программы. Посмотрел. Тоже пришел в ужас. А потом еще прочел колонку глубоко мною уважаемой Ирины Петровской
Легенда поменялась. После этого я позвонил и отказался от участия.
Дальше наступило самое странное. Через несколько часов, мне снова позвонил тот же молодой человек и стал повторно уговаривать меня прийти на программу и снова уточнял мою позицию по самым разным вопросам, а также сказал, что формат данной передачи будет несколько иным, чем у тех, что я видел, что это будет как бы круглый стол, где несколько человек выскажут свои мнения, и никто никого перебивать не будет. Я попросил назвать этих людей. Он перечислил. Имена многих, например, режиссера Марка Розовского или Натальи Голованивской, когда-то работавшей в "Коммерсанте", а сейчас - в МГУ, были мне известны. Список меня устроил, и я дал себя уговорить.
Все стало ясно, едва я пришел. Но я все еще надеялся, что там будет какой-то круглый стол, какой-то разговор. К тому же, отступать было поздно. Наконец, нас повели в студию.
Здесь придется снова сказать, что я совершенно не знал, что представляет из себя программа "Время покажет". Я думал, что она существует в двух форматах: общего управляемого скандала, когда все перебивают всех, и круглого стола. Меня уверили, что я иду на круглый стол, а тут я вошел в студию, увидел сотню хлопальщиков и понял, что попал-таки на управляемый скандал. Гостей оказалось, куда больше, чем мне говорили, человек двадцать, к тому же меня посадили во второй ряд, что сразу дало понять, сколько мне тут дадут говорить.
Можно, конечно, сказать, что я сделал только одну глупость - пришел сюда, но я считаю, что сделал их куда больше. Второй было то, что я пришел в ярость. Злился я исключительно на себя, но все равно нельзя было давать нервам брать над собой верх. Все-таки очень неприятно чувствовать себя идиотом, а я именно так себя и ощущал.
Дальше пошла запись. Сразу скажу, что мое описание, возможно, будет достаточно субъективным. К тому же, думаю, в эфир все выйдет "подстриженным и причесанным", но при записи, по моим воспоминания, все выглядело примерно так.
Сначала начали обсуждать "Шарли Эбдо", причем так, как будто во всей французской прессе, а то и культуре ничего другого вообще нет, и даже как-то намекать, что, не будь "Шарли Эбдо", может быть, и терактов в Париже не было бы. Это было встречено не очень. Все-таки люди, которые попали туда, как я, смогли высказаться. Я тоже сказал, точнее, спросил, почему какую-то помойку выдают чуть ли не за всю французскую прессу, а то и культуру. И еще добавил совершенно очевидную вещь, что, если бы не было теракта против них, никто бы о них толком и не узнал. Не знаю, оставят ли мое высказывание или нет. Ничего крамольного в нем не было даже по меркам Первого канала, но могут и не дать.
Дальше, в общем и целом пошел разговор о том, какое французское общество плохое, как оно само виновато в произошедшем, как плохо относится к приезжим и т.д. А террористы, в общем-то, запутавшиеся люди. Я хотел спросить, были ли такими же запутавшимися людьми те, кто устроил теракт в Беслане, но слова мне не дали.
Надо сказать, что здесь я уже понял, куда попал. Глоткой взять там было нельзя. У тебя в руках мог быть микрофон, но, как я понял, его дистанционно включали и выключали, так что, если он не был включен, ты сам себя в этом гвалте не слышал. Было человек пять главных спикеров, у которых микрофон был почти всегда, и они-то в основном и говорили. Думаю, не надо говорить, какую позицию они занимали. К тому же, на их стороне всегда была громогласная поддержка ведущего. От "оппозиции" постоянно давали слово только совсем молодому польскому журналисту, которого посадили в первый ряд. Он очень неплохо работал, к тому же характер у него был явно подходящий для таких шоу, но все-таки против всей компании не тянул и не мог потянуть.
Потом пошел разговор о том, как в Европе все плохо, что она погибла и т.д. Здесь мне удалось снова вырваться в эфир. Я сказал, почти дословно, следующее: "Боюсь огорчить многих здесь присутствующих, но Европа не погибнет, а громче всех о ее гибели кричат те, кто в этой погибающей Европе хранит все, от денег до детей". Взгляд Толстого затуманился. Я буду очень удивлен, если это выйдет в эфир. Дальше я сказал, что мне понравилось, как повел себя Олланд в день теракта. Вот тут началось что-то совсем странное. По-моему, понятно, что я имел в виду: что президент объехал все места терактов, что в общем-то нашел какой-то нужный тон, ну, в общем, не спрятался.
Надо сказать, что в зале было довольно много французов, и им мои слова тоже не понравились. У меня создалось такое впечатление, что им в исполнении Олланда может сейчас понравиться только одно действие - если он застрелится. Они явно больше в теме, чем я, поэтому у меня к ним претензий быть не может. Но на меня напустились и остальные. Стали намекать на то, что Олланд - конченый трус, говорили о каком-то мотороллере, на котором он смело удрал и т.д. Причем говорили как-то сразу все. Толстой сказал, что Олланд только и сделал, что повторил какие-то слова Морин Ле Пен, я ответил, что она умный политик и умело прячет свои намерения, как я их вижу, за словами, которые никому не стыдно сказать.
Надо сказать, что выглядел я, думаю, достаточно бледно в тот момент. Как-то ошалел от гвалта и понял, что ничего объяснить мне тут не дадут. Напоследок Толстой спросил меня, выиграет ли Олланд следующие выборы, я ответил, что нет.
Я почти не сомневаюсь, что из всего, что я сказал там, если что-то и покажут, то только этот кусок об Олланде. Так мне, мудаку, и надо.
Дальше было еще много чего, но мой микрофон не заработал больше ни разу. Может быть, я не умел с ним обращаться, не знаю. В любом случае, слова мне не дали, хоть руку я все время тянул, как отличник в школе. А сказать мне было что. Там показали небольшой ролик об ИГИЛ, и я хотел спросить, неужели кто-то верит в то, что эти ребята стали такими, потому что начитались "Шарли Эбдо"?
Заговорили о том, что может Франция и Европа противопоставить всему этому. И тут разговор принял какой-то совсем странный поворот. Выяснилось, что террористы, в общем-то, не такие уж и заблудившиеся люди, что это люди довольно-таки страшные, которых не остановить, так как они даже смерти не боятся, что это ужас, какая опасность, а гипертолерантное европейское общество с ними ничего сделать не сможет. Не могу утверждать, надо посмотреть видеозапись, но мне показалось, что теперь об излишней толерантности европейцев вообще и французов в частности стали говорить те же самые люди, что в начале говорили о том, как плохо французы приняли приезжих и даже сами как бы спровоцировали их на террор.
Но тут я уже просто ждал конца. Дождался и ушел. Честно говоря, я не понял только одного: зачем меня так уговаривали прийти и выясняли мою позицию по всем вопросам, по которым не дали высказаться. Зачем я вообще был там нужен? Впрочем, даже меня этот вопрос уже не очень занимает. В четвертый раз на грабли я все-таки постараюсь не наступать. Надеюсь, что хоть на это у меня ума хватит.