Написал тут очередной итальянский опус для собственного удовольствия.



[700x526]

Виллу д’Эсте впервые я увидел лет в пять. Нет, мои родители не были советскими дипломатами, и их нелегкая судьба не занесла меня в конце 60-х годов в Тиволи. Я всего-навсего пошел с мамой в кино, чтобы посмотреть французскую комедию «Разиня» с Луи де Фюнесом и Бурвилем.

Нам сейчас трудно понять, чем для наших людей были французские и итальянские фильмы в то время. Те, кто не строил коммунизм, а таких тогда уже было большинство, шли на них в кино, чтобы увидеть ту жизнь, которую пронесли мимо них. Города и страны, одежду и мебель, манеры и жесты. Сейчас это уже непонятно, но герой Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке» - это в том числе и пародия на типичный персонаж того времени, который, когда едет в автобусе, изображает Алена Делона в «мерседесе». Все эти его словеса о том, чтобы «принять ванну, выпить кофе» - это ведь было взято из фильмов. Как и его манера гордо вскидывать голову, в результате чего он все время бьется затылком обо что ни попадя. И в этом была своя логика. В нашем отечестве вскидывать голову было незачем.



[700x526]



[700x526]



[700x526]
На «Разиню» эта публика тоже повалила валом. Я был наблюдательным ребенком, и помню, как немного позже попав на одну «взрослую» вечеринку, куда был взят, скорее всего, потому что меня не с кем было оставить, увидел, как наши еще совсем молодые мамы и папы танцуют, как в «Разине». Я даже попытался об этом сказать, но мне быстро заткнули рот какой-то булочой, чтобы я никого не смущал.

Женщины тоже смотрели французское кино очень жадно. Пожалуй, даже «жаднее» мужчин. Некоторые из них тогда по несколько раз ходили на «Мужчину и женщину» не только для того, чтобы поплакать о том, что их Васи никогда не будут так красиво страдающими Трентиньянами, но и чтобы поподробнее рассмотреть все наряды Анук Эме.
Мама была не из их числа. Она растила меня одна, и ей было не до Эме с ее красивым пальто. Мне было пять, а на вид (как я надеялся) все шесть, а ей – двадцать девять, а на вид не больше двадцати пяти, и мы были лучшими друзьями. В общем, мы просто пошли посмеяться.

Смеялись мы как резаные всю дорогу. Было над чем. «Разиня» прекрасно смотрится и сейчас, через пятьдесят лет после того, как был снят. Большая часть действия там происходит в Италии, по которой едет простофиля «Бурвиль», которого преследует жулик «де Фюнес», которого самого преследует группа жуликов-конкурентов. Вот этих-то последних, мошенников-соперников и занесло на виллу д’Эсте.

Там в ночи, посреди фонтанов они проводят уморительную дуэль. Помню, как мама тихо сказала: «Господи, что это?» Как ни странно, но я понял, что она говорит не о всерьез увлекшей меня перестрелке, а о месте, где она происходила. В пять лет мне было все равно, где это и что это, но я тоже был поражен красотой этого неведомого места. Оно выделялось даже на фоне других итальянских красот, щедро показанных в «Разине».



[700x518]



[700x526]



[700x526]



[700x526]
Фильм этот возбудил тогда многих. 60-е были временем компаний, в том числе в интеллигентской среде, и в каждой такой компании был свой «знайка», готовый ответить на любой вопрос, как у Марлена Хуциева в «Июльском дожде». Много-много позже, когда я посмотрел этот фильм впервые, мне показалось, что я уехал прямиком в детство. У нас не собиралось таких больших компаний, но дух времени в «Июльском дожде» передан совершенно точно.

Был такой знайка и в компании, которая как-то собралась у нас дома. Зашел разговор о «Разине», фильм смотрели практически все, и все повторяли: «Как красиво», - а Знайка рассказывал, где и что там показывали. По-моему, он называл и виллу д’Эсте, хотя и не уверен. Во всяком случае, это очень «по-иностранному звучащее название как-то врезалось в память. Но главное: я запомнил еще во время фильма, как вилла д’Эсте выглядела, и лет через десять распознал ее в одном художественном альбоме. Я не был до конца уверен. Все-таки фотографии были черно-белые и неважного качества, но «Разиню» больше не показывали, так что проверить было невозможно. Так что окончательно сомнения отпали, только когда уже ближе к сорока я туда, наконец, попал. С тех пор я бывал там множество раз, а теперь даже живу неподалеку. В моей жизни произошло то, что в детстве и юности казалось не намного более возможным, чем перемещение из нашего времени в XVI век, когда вилла д’Эсте была построена.

В Италии есть места, которые я люблю куда больше, но именно ввиду своего колоссального духовного масштаба они требуют специального настроя. В Сикстинскую капеллу нельзя приходить измученным (а это состояние обычное для итальянского туриста, на которого все красоты этой безумной страны падают сразу) и «интеллектуально неразмятым». В противном случае ты рискуешь потерять половину впечатления. Ходить по форумам на ватных ногах тоже не рекомендуется. Гулять по Риму в летнюю жару, когда мозги плавятся и как будто вытекают из тебя вместе с потом, не стоит. Такой прогулкой ты ограбишь сам себя. На виллу д’Эсте можно поехать всегда. Она прекрасна, как очень красивая женщина, на которую в любой момент можно посмотреть. При поверхностном осмотре она не требует интеллектуального напряжения. Физического – особенно тоже. Ходить вверх и вниз по склону, на котором она расположена, может показаться нелегко, но территория слишком небольшая, чтобы устать по-настоящему. Летом здесь не так жарко благодаря щедрой тени от деревьев и прохладе, исходящей от фонтанов. Зимой – не так холодно, уж не знаю почему.



[700x526]



[700x526]
По большей части вилла вместе со своими фонтанами была сооружена для кардинала Ипполито II д’Эсте на излете Возрождения, в 60-70-е годы XVI века. Построил ее фактически изгнанный из находящегося совсем рядом Рима архитектор Пирро Лигорио. Он родился в 1513 году. Мы мало знаем о нем. Известно, что он входил в широкий круг художников, скульпторов и архитекторов, которые крутились вокруг Микеланджело, составляя так называемую «большую школу». В разное время среди них были его фанатичные почитатели, вроде Вазари или Челлини, последний мог и рапирой проткнуть человека, неуважительно отозвавшегося о его наставнике, но то были люди близкие Микеланджело, а большинству учеников великий учитель был как кость в горле. Ему было уже за восемьдесят, а он никак не собирался умирать. Он уже похоронил первое поколение своих учеников, и второму все больше казалось, что его ждет та же участь.

Микеланджело возвышался над всеми, как Эверест, только стоящий не в Гималаях, а посреди плоской равнины. Папы один за другим настаивали, чтобы Собор св. Петра строили в форме латинского креста, а он требовал – в форме греческого, и Папы отступали. Присутствие такого гиганта рядом с собой могут выдержать не все. Судя по всему, Лигорио был одним из тех, кому это давалось особенно тяжело. Когда Микеланджело все-таки умер в 1564 году, не дожив двух недель до восьмидесяти девяти лет, Лигорио самому уже был пятьдесят один. В то время это уже была старость. Времени оставалось мало. Но тут Лигорио улыбнулось счастье. Ему вместе с крупнейшим после смерти Микеланджело архитектором Джакомо да Виньолой поручили строить Собор св.Петра.

И тут Лигорио понесло. Дали себя знать годы, проведенные в ожидании большой работы. Он стал говорить о том, что Микеланджело допустил множество ошибок в проекте, и строить надо совсем не так.
Его окоротили быстро. Покойный Микеланджело имел куда большой авторитет, чем живой кто бы то ни было. Пройдут годы, прежде чем Папы решатся ослушаться его и все-таки прикажут строить Собор Св.Петра в форме латинского креста, чем его безнадежно испортят. Но то Папы, а тут какой-то Лигорио.



[526x700]



[526x700]
Его отправили во что-то вроде сслыки в городок Тиволи под Римом на раскопки античной виллы императора Адриана. И вот здесь-то Лигорио улыбнулось счастье. Кардинал д’Эсте неподалеку в том же Тиволи строил свою виллу, и особо его волновали фонтаны, специалистом в которых считал себя Лигорио. И пусть он не был даже тенью Микеланджело, дело свое он знал и был настоящим художником. Та вилла д’Эсте, которую мы знаем сегодня, – главным образом, его заслуга, и совершенно несправедливо, что едва ли один из ста человек, побывавших на ней, запоминает его имя. Лигорио, совершенно точно, заслужил того, чтобы не быть анонимом. В век общего кризиса искусства Ренессанса он сумел создать нечто действительно выдающееся.
Суровый кардинальский дворец, главным украшением которого является великолепная лестница, хорош, в том числе и своей полузаброшенностью, которая придает ему характер не музея, а недавно оставленного хозяевами дома, разграбленного довольно ленивыми ворами. Но стенные росписи они унести не могли, так, только вынесли мебель и, может быть, еще отодрали от стен то, что легко отдирается. Такое ощущение, что грабили впопыхах, поэтому многое оставили.

Однако не дворец делает это место уникальным. В другой стране он сам по себе привлек бы много посетителей, но не в Италии. Здесь бы на него посмотрели издали, а вовнутрь зашли бы человек сто в месяц. Из числа самых любопытных. Знаменитым это место делают фонтаны. Феерические, фантастические, абсолютно нереальные. Их создатели, возможно, впервые в истории сделали воду составной частью архитектуры. Убери ее – и больше половины очарования этого места пропадет. Ни одна струя ни одного фонтана не бьет сама по себе. Она лишь инструмент в огромном оркестре, играющим потрясающую мелодию, причем каждому посетителю свою.



[526x700]



[700x526]



[526x700]
Смешно даже сравнивать Версаль или Петродворец с Виллой д’Эсте. Сами по себе они великолепны, но блеск их самоварного золота, их чрезмерная, лишенная какой бы то ни было мысли, кроме желания поразить, роскошь выглядят творениями обалдевшего от собственного богатства купчика рядом с этими фонтанами. Здесь все подчинено круговороту мысли и чувства, мысль порождает чувство, а чувство – мысль, и так без конца. И все это происходит как бы помимо твоей воли, само собой. Если ты приехал отдохнуть, то эти мысли и чувства скользят по поверхности, если почувствуешь желание – они уйдут вовнутрь тебя и перекопают тебя всего.

Род д’Эсте скромно считал своим предком Геракла. Парк каким-то образом должен был отражать его жизненный путь, выбор между дорогой Служения и дорогой Удовольствия и многое другое. Что-то от этого замысла, который несколько исказили время и люди, чувствуется и сейчас, но как и всякая по-настоящему большая история, изложенная большим художником, с каким бы материалом он ни работал, она далеко вышла за рамки своего изначального содержания и стала рассказом обо всем, от жизни до смерти и даже том, что происходит до и после них. Как можно рассказать все это с помощью фонтанных струй, непонятно, но здесь это было как-то сделано. Вода хорошо рассказала о вечности, которая переживет даже ее.

Главная «улица» выводит к огороженному балюстрадой обрыву, скорее даже просто крутому склону. Италия кишит великолепными пропастями. Эта одна из лучших.

Звук шумящих струй очень быстро превращается в музыку. Дорога Ста фонтанов, по которой я когда-то и опознал виллу д’Эсте, так как другой такой просто не существует, фонтаны Нептуна и Органа и все остальные, большие и маленькие, непрерывно ведут свой завораживающий рассказ. Отсюда как-то трудно уходить.

Да и зачем? Да и куда?

Александр БЕЛЕНЬКИЙ



[526x700]