Выкладываю вторую часть своего опуса. До георгиевских лент я пока так и не добрался. Значит, придется писать третью. Не судите строго. Многого я не сказал. Это ведь не статья, а по сути конспект. Не сомневаюсь, что кто-то из коллег у меня что-то из этого обязательно спионЭрит, как уже бывало не раз. Ну, да ладно. Я привык подавать нищим.


После 30-летия победы то ли я стал старше и начал замечать вещи, на которые раньше особого внимания не обращал, то ли действительно что-то изменилось. Главным было то, что у ветеранов появились льготы, которых не было раньше, и народу это не понравилось. Вылилось это в хамские анекдоты, пик распространения которых пришелся на конец 70-х, когда пошла серия о «ветеранах Куликовской битвы», и в абсолютно безобразные сцены, когда ветеранов попрекали теми мелкими, в сущности, подачками, которые им давали.
Я далек от того, чтобы утверждать, что среди наших людей такое великое множество скотов. Речь здесь идет, по-моему, не столько о свинской неблагодарности, сколько о какой-то эмоциональной тупости, когда какая-нибудь советская женщина, заклюженная нашей тогдашней жизнью, в которой почти ничего нельзя было просто купить, а все надо было достать, могла на полном серьезе сказать: «Да что там война? Я вот ребенка одна поднимаю, а у меня зарплата сто пятьдесят, и никто мне не помогает!» И она твердо верила в свою правоту. Я был свидетелем нескольких подобных сцен, и всегда или почти всегда на ветеранов напускались именно тетки. Через много лет я на личном опыте в полной мере оценил душевные качества этих замученных жизнью баб, когда в аварии сломал ногу, а потом долго ездил на метро с палкой. Несколько раз они меня чуть не затоптали, прорываясь к свободным местам, а единственные, кто относился ко мне по-человечески, между прочим, были кавказцы.
Был в том времени и еще один аспект, который косвенно сказался на отношении к ветеранам. В полуоткрытое окно в Европу и в мир стало слишком много видно. Люди обнаружили собственную бедность. Началось это гораздо раньше, но именно к 70-м эти настроения достигли, наконец, критической массы.
Когда сегодняшние молодые зрители смотрят «Бриллиантовую руку» они, разумеется, не понимают, что мироновский Геша – это доведенный до гротеска реально существовавший тогда тип. Человек, лепивший себя с героев, которых он видел во французских фильмах, вроде «Мужчины и женщины». Они ходили в кино не для того, чтобы посмотреть фильм, а чтобы разглядеть детали костюмов, жесты, обороты речи, которые потом переносили в свою жизнь. В 1968, когда вышла «Бриллиантовая рука», таких было еще немного. К середине 70-х количество их разрослось многократно с той разницей, что копировали они уже не столько Францию, сколько Америку, а среди факторов, разваливших СССР, «фирменные» джинсы сыграли одну из ключевых ролей. В некотором смысле Советский Союз умер уже тогда.
В чем-то похабная серия анекдотов про ветеранов Куликовской битвы в точности отразила то время. Ветераны с их войной вдруг стали чем-то невероятно далеким. Они были пришельцами из иного мира, инопланетянами. В начале 70-х на «Освобождение» люди ходили толпами. Ждали новых серий. В конце 70-х вышел такой же киносериал «Солдаты свободы», посвященный уже, правда, не столько самой войне, сколько генеральным секретарям на войне. Там победу ковали все тогдашние главы соцстран. Я тогда заканчивал школу, и нас водили на этот фильм целыми классами вместо уроков. Разумеется, мы были счастливы, и готовы были бы посмотреть хоть запись партсъезда от начала до конца, а не то что фильм о войне. Но за исключением таких же подневольных зрителей, как и мы, залы были пусты.
Вполне возможно, что той изоляции, в которой оказались ветераны в конце 70-х, в значительной степени поспособствовала «Малая земля» Брежнева. Старческий советский официоз окончательно впал в маразм вместе с Леонидом Ильичом, и нигде он не проявился ярче, чем в том, как «раскручивали», выражаясь современным языком, этот труд. Одна песня «Малая земля» чего стоила. Когда кругом о войне говорили так много и так фальшиво, даже не самым тупым людям было временами тяжело отделить зерна от плевел.
Может быть, со мной многие не согласятся, но в чем-то ветераны были в то время дальше от нас, чем сейчас. Тогда успело вырасти несколько поколений, не знавших никаких войн, а сейчас, пусть маленькие, локальные, но они плотно вошли в нашу жизнь. Кроме того, люди, узнавшие, что они бедны, и что есть совершенно иная жизнь, не разбирая, невзлюбили всех, кому давали хоть чуть больше, чем им.
Это довольно быстро кончилось, году так к 1982-83, когда появились те, кого тогда иногда красиво называли «воевавшие дети невоевавших отцов» - наши «афганцы». Честно говоря, я не слишком верю официальным цифрам наших потерь в той необъявленной войне. Кажется, заявляют об 11 с чем-то тысячах. Какие 11 тысяч, когда в моем поколении в Москве чуть ли не у всех были знакомые или знакомые знакомых, погибшие там. Но к потерям у нас всегда относились своеобразно, к чему я еще вернусь в дальнейшем.
Ну, а в модных романах, повестях и фильмах середины 80-х появились диалоги между старыми ветеранами и новыми. Как правило, очень фальшивые и надуманные, но они точно отражали одну из реалий того времени: люди вспомнили, что такое война, и кусок колбасы или рыбы перестал казаться им неадекватным вознаграждением за то, что человек на ней побывал. Так что 40-летие победы ветераны встретили не в том звенящем одиночестве, в котором они были всего за несколько лет до этого. В стране появились люди, которые их хотя бы отчасти понимали, и это были не только сами «афганцы», но и те, кто их окружал.