Она пахнет февральской Европой и майским снегом,
Свежей кровью и чем-то похожим на Kenzo Air
В ее календарях третью вечность живет апрель,
А постель она стелит прозрачным июньским небом.
Он классический Бог, как с картины: к руке рука,
В нем есть что-то, что будто бы крадено им из мира,
Он весь создан по формуле нынешнего кумира
В увертюрах двойного эспрессо и табака.
Она знает сама, где Север. Ей мир - карман.
Она чертово одиночество, как алкашка,
Прям с горла, ей в кишках уже брызгаться им по чашкам -
Все равно ведь внутри не кончается океан.
Он чуть тише, но также с собой, а потом с улыбкой:
"А вчера...", и почтенное общество мигом в шок,
Она молча послушает, выпьет свой порошок,
Без эмоций окрестит поступок его "ошибкой"...
У нее в волосах темнота, а на коже снег
Не она, а за ней, улыбаясь, встают рассветы,
В ее грустных глазах цвета апофеоза лета
Каждый день одинокое Солнце берет разбег.
У него совершенные руки. Он весь - наркоз
от придаточных уточняющих с "потому что...",
По нему, может быть, и не мочат слезой подушки,
Потому лишь, что он не доводит людей до слез.
Она держится с миром за рУку с печатью "Гений",
Ей приносят к ногам Империи и Миры...
А она - одеяло зубами , к чертям дары...
Она цельно и накрепко сшита из сожалений.
Он прекрасен, он это пока что не осознал.
с ним чертовски легко, он похож на июньский ветер,
Он остался один на ее бесконечном свете,
В самом центре. Не ясно, чего же он там искал?
А вокруг едко сыпят проклятья ей за спиной.
Она - их цианид, хотя вроде б давно подруга...
Он с ней с первого взгляда так страшно идут друг другу,
Что не каждый осмелится бросить на них второй.
Она ставит на жизнь, он за ней прикрывает двери,
Через несколько сотен веков, пробежав порог,
Запыхавшись, обнимет, привычным к нему: "Мой Бог...
Я чертовски не зря научилась в тебя поверить."