Захотелось расхохотаться и в то же время подумалось о револьвере, который хранился в письменном столе(с) Х. Кортасар
Они сплелись. Переплетение двух равнодуший, зубами впившихся друг в друга, ирреальное, давно забытое, немного (а немного ли?) пугающее отражение чего-то бесконечно старого, когда-то полного той драгаценной впечатлительности, уже потерянной. Близнецом того угасшего безумия, без сомнения, была Пустыня. Она всегда была им, скрываясь от глаз в темных углах самообмана, даже когда через подобных ему лились насквозь десятки рек и он о ней не знал, даже до его рождения или рождения тех, кто породил его. Он был пустыней, которая также в своей наивности не видела его, а лишь ждала, обжигаясь неизвестностью и непониманием собственного ожидания. Всё время. Пустыня всегда была им, он всегда был и будет пустыней. Союз безразличия, вражеской нежности, угасания, вечный и временный, нерушимый, но безнадёжный, обречённый быть растерзанным первым же летним дождём. И если планета видит сны, то в снах этих мы - дождь и железо.