Он не знал её совсем, но успел изучить каждую складочку на её теле.
Он не знал ни дня её жизни, но успел запомнить, что она делает каждый вечер...
Она жила в доме напротив, а её окна кокетливо смотрели прямо в его.
Он приходил домой раньше неё, но не включал, как все, ни телевизор, ни компьютер, а ставил кресло прямо напротив окна,
делал себе крепкий кофе и ждал... ждал пока придёт она.
Ровно в семь загорался жёлтым маячком свет в её коридоре, и тонкий силует снимал с себя пальто.
Она шла на кухню раскладывать продукты.
Шла в комнату и переодеваться в халат.
Затем ванна, а свет трусливым мотыльком то загорался, то гас, с нею играясь...
Уже в семь тридцать она сидела на диване, прямо напротив его окна и читала книгу,
под тихие, еле доносившиеся до его окон, звуки классической музыки.
Она любила чай и могла пить его чашками, он это знал.
Иногда она скидывала с себя одежду и танцевала.
Он не слышал музыки, но теперь он знал, как танцует тишина.
В такие вечера он доставал бутылку любимого виски и пил за неё.
Он не знал, как её зовут, поэтому сам дал ей имя - Венера.
Но проводил он с ней далеко не каждую ночь. 
Изо дня в день он таял в  ласках многих, очень многих женщин.
Иногда он даже приводил их к себе, но шторы его в ту ночь плотно скрывали весь смак любви человеческой.
Бывало, что когда одна из них уже спала, он открывал шторы и видел, как хрупкая ножка свисает с дивана, а реснички спрятались в подушке.
Утирая глаза, порой, она подходила к окну и начинала курить, но сразу бросала, и ненужный окурок яркой искоркой сжигал себя раньше, чем успевал долететь до земли.
Порой ему хотелось, чтобы она заметила его, но это желание гасло быстрее её окурка.
Так прошло лето, осень, зима, весна и снова лето...
Прошло три года, и однажды свет в её окне не зажёгся.
Он не зажёгся и на следующий вечер.
И на послезавтра...
он больше не зажёгся вообще. 
Но перед окном продолжало стоять кресло, а в комнате прижился запах кофе...
Он по-прежнему не включал вечерами свет и ждал.
Никогда он не чувствовал ничего подобного, и ему уже не хотелось женщин.
Он не нуждался в дешёвой ласке и дорогом парфюме.
Он оброс, стал ещё старше... и ждал.
Словно пятнадцатилетний мальчишка, он уверял себя, что она не могла найти себе никого, ведь у неё есть он.
Только она об этом не знала.
Каждый вечер она приходила домой с мыслью о том, что никому-никому-никому-никому-никому не нужна.
Никто её дома не ждал, и танцевала она одна, а фантазии пополняла дешёвыми романами из книжного киоска.
Она не купила шторы, в надежде, что мир откроется ей так же, как и она ему, но мир молчал.
В один день ей всё это надоело. Она собрала свои вещи днём и ушла из дома.
Идти было некуда, и она решила, что будет путешествовать.
Прошло полгода.
Ключ по привычке вновь легко вошёл в замочную скважину, дверь поддалась с первого раза,
и свет - божественно упоительный для него свет вновь озарил узкую прихожую.
Вновь слетело пальто с хрупких плеч, а чемодан въехал в квартиру.
Он дремал, и рукой во сне задел чашку.
От резкого шума глаза приоткрылись и он прошептал: "Ты вернулась, моя Венера..."
 

Никто не знает, что могло бы было быть, но он слишком любил её Венерой, а она не знала о нём.
Её звали Мариной, а он не умел любить одну.
Он имел многих, а она давно забыла запах мужчины.
Их жизни так и не пересеклись, оставшись в квадратной рамке с жёлтой серединой.
Только умер он в своём любимом кресле с бутылкой виски в руке, взгляд устремив прямо перед собой, от разрыва сердца
в тот вечер, когда она изящными движениями рассекала всю пустоту своего одиночества.
Она танцевала для него, хоть и не знала, что он видит.
Она даже и не знала, что он был...
... был всегда рядом.
[показать]