Жизнь из-под полы.

Действие картины разворачивается в Румынии времен Чаушеску. Две подруги делят комнату в общежитии политехнического института. Одна из них собирается сделать аборт на позднем сроке беременности, другая самозабвенно помогает ей в практическом осуществлении задуманного. Аборт по законам социалистической Румынии считается уголовным преступлением, и девушке приходится пойти на серьезные жертвы, чтобы ее соседка по общежитию смогла избавиться от нежелательного плода…

Несмотря на всю щекотливость темы, фильм кажется очень простым и человечным, чем, должно быть, и привлекает к себе зрителя, уставшего от претенциозности и «заумности» современного авангардного кино. Вообще говоря, словосочетание «европейский арт-хаус» звучит сегодня скорее как ругательство, нежели эпитет, безапелляционно утверждающий за той или иной картиной ее принадлежность к интеллектуальной касте кинематографа. Уж слишком избитыми стали многие приемы, которыми пользуются европейские мастера, пытаясь держать планку «кино не для всех», не говоря уж о том, что идеи, скрывающиеся в их творениях, зачастую оказываются до скуки одинаковыми и не актуальными для зрителя, проживающего за чертой Евросоюза.

Так вот фильм Мунджу выгодно выделяется на общем фоне «фестивальных» работ прежде всего тем, что автор не стремится ничего утверждать своей историей, он даже не осуждает тот режим, существование в котором вынуждает беременную девушку обращаться к подпольному врачу, а ее подругу — расплачиваться сексом за недостающие на аборт деньги. Мунджу просто ставит двух очень разных по темпераменту и отношению к жизни героинь в умеренно экстремальную ситуацию, заставляя одну из них в течение всего фильма носиться по социалистически-неприглядному Бухаресту, где все, начиная  американскими сигаретами и заканчивая гинекологом, достается исключительно из-под полы, а другую — апатично лежать в снятом номере гостиницы в ожидании спровоцированного выкидыша. И в отличие от таких режиссеров как Триер, Мудиссон или Альмодовар, которые в своих работах предпочитают говорить о женщине как о жертве — мученице, принимающей на себя всю боль мира, коим правит бессмысленная мужская жестокость, Мунджу старается найти проявления человечности в каждом из персонажей картины. Даже подпольный гинеколог, пользующийся безвыходной ситуацией, в которой оказались подруги, и предлагающий им расплачиваться сексом, — даже он показан не бездушным зверем, а скорее потрепанным жизнью человеком, вынужденным зарабатывать запрещенными операциями, чтобы содержать семью и выживающую из ума мать.

В своей безусловной и непоколебимой любви к Человеку и Человечности румынский обладатель «Золотой пальмовой ветви» во многом схож с другими любимцами Каннского кинофестиваля — братьями Дарденн. Еще одна общая черта этих режиссеров — заканчивать фильм не четко обозначенной точкой, и не расплывчатым многоточием, а скорее запятой, за которой будто бы продолжается жизнь героев, скрытая от нас лишь потемневшим экраном и завершающими титрами. Ни Мунджу, ни братья Дарденн не подготавливают зрителя к последним кадрам картины, обрывая повествование именно в тот момент, когда героям так хочется выговориться, но режиссеру сказать уже нечего. История рассказана, но жизнь продолжается.