Доброе утро, mein geliebt, мой искусный палач, моя очередная несбывшаяся мечта, Absolutus. Не верю, что осмелился написать тебе, мой плененный жандарм, го-ре мое болезненно-ломкое. Знал бы ты, сколько пальцев я выломал, какие ссадины у меня на висках, и сколько хребтов  мотылькам пришлось вырвать, гадая. И вот сейчас я сижу голым на токсичном полу нашей хижины, построенной на месте ядерной помойки, и всей кожей ощущаю, как в поры проникают жгучие атомы. Пишу.
Как же неблагородно с твоей стороны, мой ароматный падальщик, моя таксидермистская мечта, оставить меня одного в этом пекле, в этом карманном аду.
По негласным правилам мы не дарим друг другу тепла, из гастрономических соображений. Субпродукты лучше сохраняются в сухом прохладном месте. Прости, mein geliebt, я в очередной раз подвел тебя. Ты приказывал мне ни в коем случае не сгнивать, а я не смог. Я понимаю, предложи я тебе вилку и нож, чтобы ты, как прежде, отведал моей сути, ты брезгливо отвернешь голову и снова закуришь, с целью заглушить тошноту. И хотя я бравирую, через минуту я медленно начну осыпаться на колени, лепетом выплевывая к твоим ногам несуразные фразы-оправдания.
Без тебя здесь слишком хорошо, слишком спокойно, мой парализованный экстраверт, твои соленые картины, написанные спермой и сукровицей на стенах, давно стерлись, части их заполнили раны под моими грязными неровными ногтями и скопились крошками в углах рта.
Смерть ненавидит трусов. Я нецелован ею больше. Она совсем отвернулась от меня. После того, как ты ушел, мой хамоватый дипломат, она не заглядывается на меня спящего, ее русые косы больше не мелькают за поворотом. Я видел ее раз на обрыве, она полоскала ступни в восходящих потоках, и, кажется, я спугнул ее. С тех пор она не показывается мне. Я хочу ее понять, я говорю себе «dumme, единственный человек, у которого ее глаза и отпечатки пальцев, покинул эти земли», но я зол, прости меня, мой arrogant, я не должен…
Мне все труднее вспоминать тебя. Это по-настоящему больно, физически.

Мой ласковый хищник, мой parricīda, возвращайся, мой deus, сжалься, добей меня.