[531x699]
Секс с группис внушает мне отвращение. (Vanity Fair 15-2008)
спасибо VF with Bill)
Секс с группис внушает мне отвращение.
Билл Каулитц, солист Токио Отель, о поврежденных голосовых связках, наркотике «слава» и своих собственных похоронах.
Брать интервью у 18-летнего, как гласит железное журналистское правило, - все равно, что доить камень. Но с Биллом Каулитцом все иначе. О первом поцелуе или тяге к славе – певец, которого любят высмеять как кумира подростков, говорит несравненно красноречивее, чем большинство ветеранов немецкого шоу-бизнеса. VANITY FAIR встретился с Биллом незадолго перед операцией и после вмешательства поддерживал с ним связь с помощью электронной почты.
VANITY FAIR: Господин Каулитц, как Вы чувствуете себя после операции на Ваших голосовых связках?
Билл Каулитц: Ну, как еще можно себя чувствовать, когда тебе под полным наркозом вводят прямо в горло металлическую шину, чтобы потом маленькими ножами отрезать все лишнее на твоих голосовых связках. Чувство, знакомое каждому. Боже, я так рад, что все уже позади. Но я все еще боюсь за свой голос и, к тому же, у меня тяжело на душе из-за отмененных концертов.
VF: Сколько времени вам необходимо для восстановления?
Билл: После операции мне не разрешено говорить 12 дней. Затем последуют 4 недели голосовой реабилитации. Тут я буду упорен!
VF: Давайте поговорим о том, как вы начинали. Творчество подпитывается воспоминаниями о душевных травмах и обидах. Как это было у Вас?
Билл: Самой большой травмой был для меня развод родителей. Мне было семь лет и я это не понимал [развод]. Все произошедшее сильно врезалось мне в память. На нашем первом альбоме есть песня, которая с этим связана. Она называется «Gegen meinen Willen» («Против моей воли»).
VF: О Вашем отчиме Гордоне Трюмпере (Gordon Truemper) известно, что он гитарист. Чем занимается Ваш родной отец?
Билл: Он водитель грузовика и живет в Ганновере.
VF: Когда Вам было восемь лет, Ваша семья переехала из Магдебурга в деревню Лойтше, где проживает 700 человек. Как вы пережили этот переезд?
Билл: Мне было страшно, потому что я не сельский житель. Можно представить, как Том и я выделились среди остальных. На нас глазели, как на каких-то инопланетян. Школа тоже вселяла страх. Я должен был вставать каждое утро в пол шестого, чтобы успеть на школьный автобус до Вольмирштедта, и только в пол пятого снова возвращался домой. Как же я это ненавидел! И потом, всегда одни и те же лица в школе. Это было худшее время в моей жизни.
VF: Как учителя отреагировали на братьев Каулитц?
Билл: До седьмого класса Том и я были всегда вместе. Потом в наказание нас развели по разным классам. Это было настоящим ударом, который отпечатался у меня в памяти. До этого мы действительно делали все вместе. Мы же однояйцевые близнецы и невероятно близки друг другу. Конечно, мы пытались воспротивиться этому наказанию - переводу в разные классы, но учителя полагали, что против нас двоих они ничего не смогут поделать, потому что у нас было такое большое единение. Я не был кем-то, кто сначала подчинится, а потом будет тихо бурчать. Я все всегда высказывал вслух. Мою маму вызывали в школу каждые два дня.
VF: Вашей фишкой было обжалование оценок за классные работы, если они не были вовремя возвращены. Откуда взялось это ноу-хау?
Билл: Я всегда знал, что не нуждаюсь в школе, потому что буду певцом. Так как меня сильно нервировали учителя, я очень четко усвоил свои права. Была группа учителей, с которыми у меня вообще не ладились отношения. Некоторые не хотели мне говорить «Добрый день» только потому, что у меня волосы торчали вверх и мои ногти были накрашены черным лаком. Они думали, что я не могу ходить в школу в таком виде. Один даже не хотел меня учить, потому что я выглядел так, как выглядел. За этим следовали высказывания: «Голова на плечах не только для шикарных волос». Я был анти-учеником и мне вообще ничего не нравилось.
VF: Какие у Вас были отметки?
Билл: Просто отличные. Мой средний балл всегда был 1,8. Большинство учителей это нервировало.
VF: Учителя могли Вам как-то навредить?
Билл: Вообще нет. Я же не был каким-нибудь грызущим ногти безумцем. Я всегда был очень уверенным в себе. Таким я был и в школе, потому что точно знал, что все глазеют и учителя об этом говорят. Я всегда этим наслаждался. Я же хотел выделяться своим стайлингом. Люди должны были обо мне говорить.
VF: Недавно посредством дистанционного обучения вы закончили реальную школу. Насколько это важно, уметь отличить омлет от Гамлета? (здесь идет игра слов: Omelett-Hamlet – прим. Rosenrot89_rnd)
Билл: Нуу, различие знать надо. Но если смотреть в целом, в школе почти отсутствует индивидуальный подход. Зачем учить математику, если я знаю, что она мне никогда не понадобится в жизни? В восьмом классе моим выбором стала музыка. Все смотрели на меня ошарашено. Но там мы выучили наизусть только биографии каких-то людей – и ноль творчества. По пению у меня всегда были плохие оценки, потому что я должен был петь какие-то народные песни. Это было ужасно!
VF: Подходит ли к Вашему случаю до смерти заезженное клише, что музыка была билетом, который помог вырваться из унылой провинции?
Билл: Да. Я всегда думал: путь один – только вырваться из этого жалкого гнезда, где все друг друга знают! Худшее, что оно может мне дать – это обыденность. Я ненавижу рутину. Поэтому Токио Отель было самым подходящим решением. Каждый день не похож на предыдущий: новые города, другие люди.
VF: Благодаря папарацци вы сегодня находитесь под пристальным вниманием. Является ли это для вас требованием или настоящим испытанием?
Билл: Еще мальчиком я себе представлял, что мои действия, поступки будут сниматься камерами и потом будут показаны по всему миру. Я хотел безграничного внимания. Сегодня моя юношеская мечта стала реальностью. И поэтому это не может действовать мне на нервы.
VF: Может ли человек стать для вас таким же важным, как Том?
Билл: Нет. Для меня он важнее всего. Я не мог бы представить свою жизнь без Тома. Это просто невозможно описать, насколько мы близки. Здесь есть что-то недоступное для понимания. У нас одинаковые мысли и нам часто снятся одинаковые сны. Нам не нужны слова, чтобы понять друг друга.
VF: Для многих однояйцевых близнецов такой симбиоз – это еще и мучение, следствием которого являются случаи убийств.
Билл: Конечно, мы тоже ссоримся. И иногда довольно серьезно. Бывает так, что мы выходим из себя и начинаем по-настоящему драться. Год назад в гостиничном номере мы кидались друг в друга стульями. Но вообще мы не злопамятные. Хлопаем дверями, расходимся, а десять минут спустя говорим друг с другом.
VF: Кто Вам ближе: естественный Билл или накрашенный?
Билл: Определенно накрашенный. Ненакрашенный Билл для меня все равно маскировка. Даже если бы я не был знаменит, я бы все равно красился. Это полностью мне подходит.
VF: Кто видит вас в естественном виде?
Билл: Моя семья. Так это всегда и было.
VF: Звездные дети наиболее уязвимы, потому что, взрослея, они губят сами себя. Будете ли вы время от времени как-то срываться , чтобы поддерживать интерес к своему образу?
Билл: В любом случае это хорошо – признавать ошибки. Но я особо не напрягаюсь по этому поводу. Я нахожу это плохим – что-то судорожно предпринимать, лишь бы люди от тебя не отвернулись. Вот что я ненавидел с самого начала, так это группы, которые старше нас, или каких-то людей из звукозаписывающей компании, которые хотели мне объяснить, как в шоу-бизнесе все вертится и работает. Тут не может быть советов! На наших первых встречах со звукозаписывающей компанией нам хотели навязать стилистов, которые работали бы над нашей внешностью. У меня до их пор не было стилиста, который бы мне говорил, как я должен одеваться. Это загоняло бы меня в какие-то рамки. Мы сами принимаем решения по поводу каждого концерта и каждого договора, потому что я нахожу это ужасным – не иметь возможность самому делать выбор.
VF: Кто может вам сказать «Нет»?
Билл: В профессиональном отношении – никто. Ни менеджмент, ни звукозаписывающая компания. Вот кому я позволяю все высказывать – так это моим лучшим друзьям и моей семье. Моя мама может мне сказать: «Билл, ты зазвездился!» Вот тогда я об этом и задумаюсь.
VF: Ваши родители еще пытаются сегодня вас воспитывать?
Билл: Я должен сказать, мама никогда нас не воспитывала в полном смысле этого слова. Домашние задания мы выполняли исключительно по собственному желанию. Она всегда давала нам много свободы, но при этом следила за нами. Между нами существует огромное доверие. Нет ничего такого, что я не мог бы рассказать моей маме. У меня никогда не было от нее тайн. Когда я первый раз, напившись, пришел домой, она высказала свое мнение по этому поводу, но я не должен был ее бояться.
VF: Просит ли Вас Ваша мама хотя бы на один вечер оставить Ваши волосы в покое?
Билл: Нет. Это не имеет никакого значения. Первый раз я покрасил волосы в девять лет. Они были сначала зелеными, голубыми, потом белыми и черными. Пирсинг брови я сделал уже в 13 лет. По этому поводу она тоже не напрягалась.
VF: На ваших концертах падают в обморок от восторга примерно по двести девочек, и всегда есть плакаты со слоганами вроде «Тра*ни меня через муссон». Каково это – знать, что миллионы девочек связывают с Вами свои сексуальные фантазии?
Билл: Честно говоря, я об этом мало задумываюсь. Иногда мы смотрим друг на друга и не можем удержаться от смеха, потому что не можем себе представить, что у кого-то в комнате висит наш постер. При этом я всегда находил классным то, что наши плакаты действительно висят на чьей-нибудь стене. Раньше я очень часто сидел в своей комнате и размышлял о том, что сейчас делает мой кумир Нена, где она находится и о чем сейчас думает. Но я никак не могу себе представить, что другие люди сейчас сидят в своих комнатах и думают обо мне! Себе я кажусь абсолютно нормальными, и мы такие обычные друг для друга. Мы вовсе не воспринимаем себя по-настоящему, всерьез.
VF: Часто ли Вы думаете о себе в третьем лице?
Билл: Иногда. Но по недоразумению. Когда мне совершенно не хочется что-либо делать, я думаю: Билл все равно должен это сделать, потому что это принесет группе пользу.
VF: Ваша независимость на публичных мероприятиях, выступлениях, для некоторых является загадкой. Есть ли какое-нибудь отличие между Биллом-артистом и настоящим Биллом?
Билл: Пару вещей оставляешь при себе. Но, в общем-то, каких-то вынужденных различий нет. Три последних года были бегом без передышки. Не было такого времени, когда можно было куда-нибудь приехать и остаться наедине с собой. Даже во время тура нас 24 часа в сутки окружали камеры. Что же тут с тобой может произойти, чего все не узнают спустя пару часов? Но это то, чего я всегда хотел. С этим нужно смириться.
VF: Те, кому мы завидуем, редко чувствуют себя достойными зависти. Что нервирует Билла в самом себе?
Билл: Главная проблема таких людей, как я – это доверие. Мне очень трудно это дается - верить кому-либо и позволять входить ко мне в доверие. За последние годы и не приобрел ни одного друга и ни в кого не влюбился. Когда я с кем-нибудь знакомлюсь, я всегда очень осторожен, настроен скептически и спрашиваю себя: что за этим скрывается? К сожалению, я уже имел дело со многими людьми, которые вели себя потом странно или рассказывали что-то журналистам. Если бы я не был так знаменит, вероятно, я бы уже давно влюбился в кого-нибудь из людей, которых уже знаю.
VF: Кто наиболее жестоко злоупотребил вашим доверием?
Билл: Я еще никогда допускал, чтобы у кого-нибудь была для этого возможность. Вокруг меня всегда защитный барьер. Самый большой недостаток это то, что нельзя просто свободно пойти с кем-нибудь познакомиться. Несмотря на это, моя нынешняя жизнь – это именно то, что я всегда хотел иметь.
VF: Является ли проблема доверия причиной, по которой звезды так охотно сходятся друг с другом?
Билл: Да. Анжелина Джоли может не беспокоиться, что Брэд Питт хочет стать знаменитым за ее счет. Публичный человек склонен искать себе кого-то, у кого такая же жизнь, как у него самого, и кем можно было бы увлечься. Мои подруги никогда не понимали, что сразу после школы я шел на репетицию, а в конце неделе я предпочел бы выступить в клубе, чем смотреть с ними дома телевизор.

VF: Когда Вы последний раз были влюблены?
Билл: Три с половиной года назад. Я не нашел большой любви. Я думаю, не каждому это дано. И она может быть только раз в жизни. Что касается меня, я был бы безумно счастлив найти свою любовь.
VF: Разве в 18 лет не хочется бесконечных свиданий и интрижек?
Билл: Я не знаю. При такой жизни, как у меня, я предпочел бы найти большую любовь, а не свидания на одну ночь. Те крохи свободного времени, которое у меня есть, я хотел бы проводить с девушкой, про которую я смог бы сказать: это моя единственная!
VF: Говорили ли Вы уже когда-нибудь девушке: «Я тебя люблю»?
Билл: Да. Но на самом деле я так не думал. Я должен был бы сказать: «Я в тебя влюблен». Чем старше я становлюсь, тем серьезнее воспринимаю эту разницу. Вероятно, Том всегда говорит девушкам: «Я тебя люблю», чтобы затащить их в постель.
VF: Соперничаете ли вы между собой из-за одних и тех же девушек?
Билл: Нам нравятся одни и те же девушки. Также наши девушки всегда еще и дружили между собой. Это было очень трудно, потому что потом они всегда против нас сговаривались. Наш первый поцелуй произошел с одной и той же девочкой. Том был первым. На следующий день она начала целовать уже меня. О боже, я нахожу это абсолютно ужасным – первого поцелуя хуже просто не может быть.
VF: Сколько Вам было тогда лет?
Билл: Одиннадцать. Она была на три года старше и уже имела опыт.
VF: Когда у Тома был первый секс?
Билл: В 14, насколько я помню.
VF: Говорят, Том меняет девушек как перчатки.
Билл: Пусть делает, что хочет. Это же какие нервы надо иметь, чтобы каждый вечер приводить новую девушку. К такому я не склонен. Но в этом вопросе мы с ним всегда отличались.
VF: Ваш коллега по цеху Робби Уильямс однажды нам рассказал, что в Германии есть два типа группис. Одни во время секса пытаются сделать на цифровую камеру фотографию, чтобы потом предоставить своим подругам доказательство. Другие посреди секса спрашивают: «Робби, ты действительно испытываешь ко мне настоящие чувства?»
Билл: Том мне тоже рассказывает об этом. С тех пор как мы постоянно в разъездах, у меня еще никого не было в постели. Мне отвратительна мысль о том, чтобы каждый вечер пускать себе в кровать кого-то, кого я не знаю. До такого я еще не дошел. Приводить девушку только на одну ночь – это не имеет ничего общего с доверием. Единственный личный уголок, который можно иметь, когда ты в разъездах – это собственный гостиничный номер. И просто так позволять кому-то проводить тут ночь – нет уж, тут я настроен скептически.
VF: Был ли у Вас уже секс?
Билл: Я бы хотел, чтобы это осталось моей тайной.
VF: Удивляет ли Вас то, что некоторые считают вас геем?
Билл: Вообще нет. У большинства людей такой стереотип: макияж плюс уложенные волосы – и тебя уже считают геем. Я хотел бы четко заявить, что это не соответствует действительности. Каждый волен делать то, что он хочет. И это не должно касаться других.
VF: Что бы вы сделали, если бы на один день превратились в девушку?
Билл: В любом бы случае, не стал бы встречаться с моим братом.
VF: А что еще?
Билл: О боже, что бы я делал? Наверное, то же, что и сейчас, потому я не вижу особой разницы.
VF: Что бы Вы с удовольствием запретили своей девушке?
Билл: Я бы не запретил ей быть ревнивой, ведь ревность очень важна. Когда я влюблен, я хочу полностью владеть человеком и больше не отпускать его от себя. Я был бы обескуражен, если бы девушка сказала мне: «Слушай, Билл, мне нет никакого дела до всех этих кричащих девочек. Я тебе полностью доверяю».
VF: Вам когда-нибудь изменяли?
Билл: Нет. Я и сам никогда не изменял. Верность для меня – самое важное.
VF: Что в Вас раздражало Ваших подруг?
Билл: Я очень громко разговариваю. Весь день. И всегда при этом жестикулирую. Еще я никому не даю вставить слова. Это всех уже достало.
VF: Что тяжелее: любить кого-то другого или самого себя?
Билл: Самого себя. Тяжело принять себя таким, какой ты есть. Бывают безумные моменты, когда я неуверен в себе и предпочел бы выкопать норку, забраться в нее, накрыться одеялом и пролежать там целый год. Иногда я абсолютно счастлив, что вокруг нас столько шумихи и что концерты следуют один за другим, ведь тогда не остается времени на подобные мысли. Просто нет времени на одиночество.
VF: Вы еще можете обходиться без звездной обслуги?
Билл: Ну, я же не могу просто так пойти в булочную. Конечно, это делает кто-то другой. Но я пригоден и для обычной повседневной жизни, так как моя проблема состоит в том, что я безумный перфекционист. Я не даю ничего делать за себя. Это уже болезненная потребность все контролировать – и это становится все хуже. Все должно быть продумано до последней мелочи, потому что я точно должен знать, что со мной происходит. Том тоже напрягается по этому поводу. При этом мы платим очень многим людям, чтобы они могли освободить нас от всевозможных забот. Но мы же сами все это создали, поэтому нам нелегко принять то, что другие люди прикладывают руки к Токио Отель (принимают участие в делах группы – прим. Rosenrot89_rnd).
VF: Контролируете ли Вы также свои финансы?
Билл: Да. Этим мы занимались уже в 13 лет. У меня есть доступ ко всем счетам и я контролирую их так же, как и свою карьеру.
VF: Вы знаете, сколько у вас миллионов?
Сзади раздается голос дамы из звукозаписывающей компании: «Денежные вопросы мы не обсуждаем!»
VF: Когда Вы подарите своим родителям виллу?
Билл: Сразу, как только я смогу себе это позволить. В любом случае, я хотел бы жить вместе с моими родителями. Мы так близки, что для меня это не было бы чем-то тягостным. Не может быть такого момента, такой грани, когда я сказал бы: «О боже! А теперь, пожалуйста, выйдите отсюда».
VF: Предположим, Вас похитили. По Вашему мнению, какая сумма потребовалась бы в качестве выкупа?
Билл: Настолько большая, сколько смогли бы собрать все мои друзья. Потом, конечно, все деньги были бы им возвращены.
VF: Что Вы думаете о падении Бритни Спирс?
Билл: Я могу понять, как это происходит, потому что сам живу такой же жизнью. Вероятно, многие люди думают: «У нее есть бабки, она всего достигла, почему бы ей теперь не расслабиться?» Я не могу представить, каково это - иметь сольную карьеру и все время быть в разъездах в одиночестве. Я бы не смог вынести один это безумное давление.
VF: В 1991 году Мадонна сказала: «Я стану счастливой только тогда, когда буду популярна так же, как Бог». Вам это близко?
Билл: Это, конечно, забавное заявление. Однако я теперь это понимаю, потому что остановиться практически невозможно. Нельзя сказать: «Ах, я теперь так успешен в Германии, мне этого вполне достаточно». Всегда присутствует стремление быть популярным везде, где только можно. Даже если бы я был безумно богатым и имел свой собственный остров, я бы всегда продолжал этим заниматься. Абсолютно верно: слава - как наркотик. Лишиться ее было бы настоящим ударом, с которым я с трудом смог бы смириться.
VF: Если бы наркотики не были запрещены, какие бы Вы хотели попробовать?
Билл: Что-нибудь расслабляющее, чтобы я больше ничего не должен был контролировать.
VF: В своих снах вы звезда?
Билл: Однажды мне приснился кошмар: я лежу в стеклянной комнате на кровати, и снаружи стоят фотографы, которые без конца делают снимки. Я говорю кому-то из нашей команды: «Вот д*рьмо, ты не ты мог бы отправить их всех куда подальше?» Но человек отвечает: «Нет, тебе было назначено время, и ты проспал». До этого я еще никогда не пропускал ни одной встречи. Я всегда ставлю по три будильника, только чтобы не проспать. Я всегда очень пунктуален.
VF: Почему Вас никогда нельзя увидеть танцующим? (Ну здрасти, приехали, а на концертах Билл что вытворяет?))) – прим. Rosenrot89_rnd)
Билл: Я никогда не танцую. Я всегда сижу в углу – если только не пьян в стельку. Тогда я могу и потанцевать. Я думаю, что танцы – это скорее для девушек. Даже если это звучит странно, я думаю, что только девушки могут везде танцевать.
VF: Вы когда-нибудь задумывались о своих похоронах?
Билл: Должен честно признаться, да. Мои друзья, которые такого же возраста, как я, тоже об этом думают. Представляешь, какие люди там были бы, и кто по-настоящему бы тебя оплакивал.
VF: Какая музыка должна звучать при вашем погребении?
Билл: “Magic Dance” Дэвида Боуи (David Bowie) из фильма «Лабиринт». Это очень веселая песня и «Лабиринт» - фильм моего детства, который я до сих пор просто обожаю.
VF: Во что Вы будете одеты в гробу?
Билл: Я буду во всем черном, и на мне будет кожаная куртка. Во всяком случае, моим последним желанием было бы то, чтобы мне уложили волосы. Надеюсь, что тогда у меня еще будут волосы. Если нет, то в любом случае на меня должны надеть парик.

Перевела Rosenrot89_rnd специально для TokioHotelZone.com
При копировании ссылка на источник и автора обязательна