Как малые дети: то вновь в поддавки, то в прятки.
Но он появлялся – и сердце стучало в пятках.
А ты заливала /сквозь слезы/: «Да всё в порядке!»,
И делала вид, что нисколько /совсем!/ не ждешь.

А он делал вид, что ни капли /ничуть!/ не тронут.
Но, зная, что врешь, поправлял на себе корону.
И – веришь? – порой даже видел тебя на троне
По правую руку. /Да что там по руку. Сплошь/.

Но главное в этом – уметь отключить рекордер.
А ты не умела… И память в тепло меж бедер
Стремилась. В натянутость струн разомлевшей плоти.
В биение пульса и в твердость тугих сосков.

И зная, что будешь одна в этот тихий вечер,
Глазами его по себе ты со скул на плечи
Скользила… Тоска ослабляла удавку. Легче
Дышать становилось. И даже совсем легко.

Руками его ты снимала с себя одежду...
Ласкала себя его пальцами 'в' и 'между'...
Лишь после, когда покидал тело омут грешный,
Ложилась с ним спать, просыпаясь всегда одна.

А утром ты слушала песни, варила кофе.
Бумаге излить торопилась ночные строфы.
Но грифель упрямо царапал желанный профиль
И – плюс ставя между – записывал имена...
(с)

(Аномаль)
[604x453]