Дорогие мои люди! (:
Очень прошу вас прочитать один рассказ моей подруги и сказать, что вы об этом думаете. Это действительно очень важно для нее для меня...
Буду очень благодарна, чесна-чесна)


Предисловие.
Все в лучших традициях - пишешь предисловие, слова от автора, гордишься своими великими задумками, все дела... главное, чтобы потом всё это также стремительно не захирело, как началось. Знакомо всем, я думаю.
Миллион раз хотела написать чтобы это было не слишком банально, не пафосно, без лишней морали (как впрочем и аморальности), а главное, чтобы вызывало интерес не только у меня. Теперь поняла и хочу объяснить другим - не нужно бояться рассказывать и читать банальные истории - это жизнь. Ничего не меняется, мы бежим по кругу, как цирковые лошади. Вырываются единицы и скорее всего сразу погибают.
Посвящается детям мегаполиса, спасибо за идею им же.
Эта история могла случиться с каждым. Подобное случается каждый день.

***
-Стемнело сегодня так рано, и в этом месте на набережной как всегда дует сильнее - значит точно осень... А ещё в Михайловском хотят скамейки убрать...на зиму, как ты и говорил. В универе всё как обычно, да ну его... Так много надо тебе рассказать!..
______
Совершенно нехарактерная для Петербурга жара как будто бы случайно забрела на Невский. Некогда такой стремительный поток спешащих поутих - бежать некуда, не спрячешься. Жара заползала в настежь открытые окна, в кондиционируемые офисы, рестораны, магазины, в крепко сжатые ладони, оставляя там липкие следы, казалось, что даже у каждого совершенно обезумевшего прохожего в голове, в глазах жара горит желтым цветом болезни.
Она знала эту дорогу лучше, чем кто бы то ни был. Пройти с закрытыми глазами? Зачем?.. Хотя наверное бы смогла. Вниз по Невскому, повернуть налево, обогнуть Спас, чуть пройти еще вперед... Ворота Михайловского сада. Всегда немного тревожно и бесконечно сладко звучит их скрип, сегодня ни дуновения. Приходится немного подтолкнуть рукой. Постояла. Ей все равно, она не торопиться, она рада своей маленькой традиции - здороваться с садом.
Прошлась. Тенистая тишина и редкий мягкий свет раскаленного солнца сквозь деревья. Опустившись на скамейку, она закурила, хотя не очень хотела - дурацкая привычка курить от нечего делать. Дурацкая привычка курить.
Прямые волосы, блестящие как мокрый асфальт, густая ровная челка чуть падающая на глаза. Голубые вроде бы. Довольно худая, но не до болезненности. Белая футболка, потертые джинсы и кеды. Странно, он еще не видел таких в Питере. Хотя когда он последний раз смотрел по сторонам?
Он присел рядом не потому что она ему понравилась, а потому что идти было решительно некуда и тоже закурил. Деньги кончились еще два дня назад, ощущение такое, что все тело превратилось в расплавленную жвачку. Чистилище...
Пальцы сбиты и он уже не помнил чтобы за последние 3 года они были целы, вот и сейчас на правом безымянном проступил красный след. Майка, джинсы - всё неплохо бы постирать, тяжелый ремень, рюкзак, пирсинг в носу, губе, брови...
Она подумала, что он обычный маргинал, он подумал, что хочет есть.
Он заговорил первым, хотя обычно никогда этого не делал.
Было в нем что-то очень нервное, детско-порочное и одновременно трогательное. Иногда он потирал быстрым движением запястья или подбородок, внимательно смотрел в глаза, а потом резко отводил взгляд, задавал странные вопросы, рассказывал о своем детстве, улыбался как будто в пустоту, но в то же время так искренне, что в уголках глаз были видны неглубокие морщинки. Она же будто отпустила свое вечное напряжение, развязала внутренний узел и рядом с ним стало так легко дышаться, что даже во рту почувствовался непонятный кисло-сладкий вкус...
Вечером он вернулся домой в Купчино совершенно разбтым, как и всегда. Но стойкое ощущение что сегодня случилось что-то очень важное не покидало его до самого момента, когда он заснул. Часа в 4 он проснулся от боли, все тело ломило как будто наутро он должен заболеть гриппом, только в десять тысяч раз сильнее. Он знал, что нужно сделать. Он сдержался.
Она вернулась в свою квартиру недалеко от Гостинного двора с чувством смятения. Не было в её организме клетки, которая не страдала бы сейчас от недостатка его, но отчего-то она боялась этого нового, что казалось способно вывернуть всё её нехитрое существо наизнанку. В 4 утра она сварила себе кофе и уютно устроилась на подоконнике, подумала закурить, но сдержалась.
***
Они встретились на следующий день. На набережной у университета. Она там училась, он когда-то там учился, потом выгнали, впрочем на тот момент его это не волновало, его тогда ничего не волновало. Совсем.
Подошли ближе к воде, сели на неожиданно холодный камень, дуло немного сильнее, чем обычно, но это было даже приятно, она смотрела на мутно-зеленую воду, он смотрел на нее, что то говорли. Когда стало совсем неважно о чем они говорят и говорят ли они вообще, он взял ее за руку. Она удивленно смотрела как он медленно подносит к губам каждый её палец, он и сам не понимал. Но горло сжимал такой сильный неожиданный прилив нежности... Казалось, что нет больше такого понятия как вечность - вот она - между ними, как одно мгновение.
Границы времени действительно расплывались. Она заменила ему все отчего он раньше был так зависим. Ночные кошмары, почти прекратились, а если все же повторялись - он рисовал её, писал длинные путаные письма, играл что-то на своей старой гитаре, превознемогая боль, неизменно посвящая всё это ей одной. Он чувствовал что она будто бы за руку провела его от ада до рая, по дороге залечив все раны, которые казалось уже никогда не затянутся. Но вместе с этим дурманящим чувсвом новой эйфории появился другой страх, намного более сильный чем все мучившие его ранее. Он боялся своего прошлого, что чернота все же догонит его, схватит за край одежды и медленно станет тянуть обратно на дно... Он боялся потерять ее, заставить страдать. Мысли доводили до исступления.
Он рассказал ей обо всем в начале августа. Они сидели на крыше слегка обветшавшей пятиэтажки, город горел в последних лучах заходящего солнца. Оба молчали. Она смотрела совсем не на него и по ее лицу медленно катились горячие капли. Потом они долго стояли обнявшись, она гладила его по голве, лицу, рукам, прижималась влажными губами к его голубым, светящимся венам. Он никогда не плакал, ему хотелось кричать от того, что он делает ей так больно...
Потом поехали к ней. Их любовь была похожа на разлитые по холсту краски - смешение не всегда понятно простому обывателю, но бесценно для творца.
После этого он бродил по Питеру всю ночь, она плакала, а потом уснула - первый раз без снов.
***
К концу августа приступы неожиданно возобновились с новой силой. Он молчал, не хотел ее травмировать, каждую ночь умирая и рождаясь заново в своих мучениях. Она чувствовала, но боялась понять, что с ним происходит, ведь он всегда так странно себя вел. Она видела как он изменился, природная нервность в движениях стала скорее болезненной, он все чаще подолгу молчал и всматривался в ее лицо. Они часто стали бывать то в Казанском, то в Исаакиевском соборах, по дороге в Михайловский заходили в Спас на Крови... В эти моменты она пыталась понять о чем же он просит у этих строго смотрящих лиц.
Той ночью он проснулся в холодном поту, боль была такой сильной, что зрение отказало почти полностью, хотя может быть это чернота заполонила всю его комнату, подкравшись к нему спящему и беззащитному. Час он лежал боясь пошевелиться, потом начал просить сам не зная у кого о помощи, признавался в собственной слабости, звал её... Он знал где взять. Наощупь дополз до тумбочки, достал старую коробку от монпансье, долго не мог справиться с крышкой, затем нехитрая очередность вдруг вспомнившихся действий... Уже проваливаясь во что-то оранжево-красное, он думал о ней. Он думал, что они всё переживут, главное что она рядом, всегда будет рядом, а значит они всё,всё...
В это время она спокойно спала в своей кровати.
_______
-Стемнело сегодня так рано, и в этом месте на набережной как всегда дует сильнее - значит точно осень... А ещё в Михайловском хотят скамейки убрать...на зиму, как ты и говорил. В универе всё как обычно, да ну его... Так много надо тебе рассказать!.. Ты слышишь?
Она по прежнему часто с ним разговаривала. Часто бывала и в саду, и на набережной, и на крыше, и в Исакий забегала после пар. У нее теперь тоже появился страх - она боялась что-нибудь забыть.
Она докурила, еще немного постояла у воды, поправила шарф и пошла домой не оглядываясь.
Прошло уже два месяца как его не стало.
Конец.


Давайте будем объетивными! (: