Ведь это какая-то патология, что большинство галерейных завсегдатаев стремятся попасть на выставку в день ее открытия. Почему это происходит?

Публику галерейных открытий можно разделить на несколько категорий. Одна из наиболее обширных категорий – стололазы. Стололазы бывают двух видов – простые тусовщики и нищие журналисты. С нищими журналистами все понятно – они приходят на открытие, чтобы не умереть с голоду, скушать оливку, виноградик, колбаску, вино и шампанское. Их мы осуждать не будем – запрети им являться в галерею и культурная журналистика в Украине вымрет. Что касается тусовщиков, то деньги у них есть, но от этого желание бухать нахаляву не исчезает. Тусовщики обычно крепче других – они первыми начинают нюхать клей и последними блюют в углу галереи в день открытия. Среди прочего, галерейная премьера для них имеет социальное значение – здесь тусовщики собираются в кучки, общаются, хвастают новыми трусами, мобилками, шляпками и прочими экстравагантными тряпками с сэконд-хэнда, а также наносят себя на историческое полотно в качестве массовки арт-процесса.

Другие две категории галерейных завсегдатаев – журналисты ежедневников\еженедельников\телеканалов и светская львятня (гламурный прайд). С первыми тоже все понятно – им нужно как можно скорее сдавать материал, вот они и приходят на открытие. Претензий нет. Светская льявятня приходит вести педерастичные разговоры в духе: «Привет, Эдичка! Как Эльвирка, как Египет?». Прервать поток подобного пустословия могут только две вещи: 1) момент, когда на тебя направляется объектив камеры и нужно немедленно заткнуться и торговать мордой; 2) момент, когда словарный запас исчерпан и впору щеголять баблом мужа.

Еще две категории галерейного субсоциума – усатые вагинки и друзья художника. Друзья художника приходят, чтобы помочь уносить художника, когда он напьется и упадет мордой в пол. Что касается усатых вагинок, то это, зачастую, очень некрасивые студентки-интеллектуалки в бабушкиных кофтах (не редко усатые вагинки работают журналистками в потребительских еженедельниках, где, как ключевые аутсайдеры, пишут о культуре). Эти кривоногие зеленолицые отрыжки рода человеческого хитры и стратегичны. За границами культуры они сексуально не востребованы. Поэтому все, что им остается, это приходить на галерейные открытия, растворяться в толпе друзей художника, и, после того как художник этот напился и упал мордой в пол, пытаться получить искомую близость. Если близость случается, усатая вагинка пишет статью. «Напилась, дала, написала статью о том, кому дала» - типичная стратегия усатых вагинок, работающих в еженедельных потребительских изданиях.

40% галерейных прихожан – другие художники и прочая профессиональная публика (арт-критики, кураторы, галеристы). Приход других художников – дело важное. Иначе как журналистам, постоянно пишущим о культуре, вести демографическую статистику? А так пришел, посчитал пришедших «маляров» и знаешь, что Вася П. еще жив, а его друг Коля Ш., скорее всего, уже умер. Не редко радуешься, узнавая это.

Категория «коллекционеры» на обычные галерейные открытия не приходит. Коллекционеры приходят только на закрытые показы (когда съезжаются все деревенские нувориши или освободившиеся из тюрьмы паханы) или по личному звонку галериста. Подобный порядок вещей более чем гуманен, ведь приходи коллекционеры к галеристу в час открытия - и все другие прихожане галереи узнают страшную правду - бар любого галериста имеет четкую классовую структуру: шмурдяк для всех, виски – для избранных.  
 
Чего я не понимаю, так это причин прихода на открытие обычных зрителей. Ну вот зачем они приходят именно на открытия? Шобы шо? Поиск ответа на этот  вопрос обнаружил раздел категории «премьерный зритель» на два вида: 1) зритель-фетишист (он приходит на открытие выставки, чтобы потом похвастать своим офисным друзьям, мол, «Я был среди первых увидавших! У-ху-хуй!»); 2) зритель-гусеница (он приходит, потому что хочет стать бабочкой – кем-то из вышеупомянутого галерейного сброда».

Размышляя над всем этим, я попытался также ответить на вопрос: «Какая категория галерейных прихожан не является блядской?». И понял, что к неблядской категории может относиться только один, ныне сверхраритетный вид, который уж точно в день открытия не увидишь. Вид этот называется «честный зритель». Такому ничего не надо, он приходит просто посмотреть искусство. К сожалению, эти святые мне еще не встречались, но ведь нужно верить в доброе, светлое, вечное, не так ли? Где-то ж оно водится, ы?

Глянув на нарисованную мною иерархию, я задался еще одним логичным вопросом – может ли арт-критик не быть мудилой, если по долгу службы является на каждое галерейное открытие? Ответ: арт-критик не может не быть мудилой, если по долгу службы является на каждое галерейное открытие. Скажу более, нет ничего более вредоносного для профессии арт-критика, чем стать завсегдатаем галерейных премьер. Судите сами: ты приходишь на выставку и пытаешься разглядеть полотна за хороводом бокалов, тусовщиков, друзей художника. Ну ладно, с горем пополам, увидал. «Вроде ничего картины», - думаешь ты. И тут является пьяный художник, его друзья и усатые вагинки. «Я искал новую искренность!», - говорит художник. И в этот самый миг, ты понимаешь: «Я ошибся, думая, что картины ничё, ведь если художник искал в них новую искренность, то это может означать только одно – гавно картины». Опечалившись, ты еще некоторое время видишь на обилие приевшихся лиц – ползут минуты, и ты начинаешь ненавидеть людей, верить в то, что будет лучше, если прямо сейчас весь этот мир поглотит геенна огненная». Об интимном, вдумчивом диалоге арт-критика с картиной не может быть и речи. Ведь пьяный художник обычно на пятом стакане начинает хотеть дружить, его друзья спрашивать «Как дела?», а усатые вагинки показывать усатые вагинки.

Покидая галерейные открытия, я неизменно тревожусь мыслью: «Неужели мир всецело населен омерзительными гнойными уродцами, которые все поголовно кучкуются на фоне искусства?».

Так я пришел к тому, что называю кодексом галерейного отчуждения. Я перестал ходить на галерейные открытия, и делаю это лишь в тех случаях, когда мне действительно хочется поскорее увидеть выставку или необходимо взять у ее автора интервью. И что вы думаете – с тех пор, как я уверовал в кодекс галерейного отчуждения, мир кажется мне более добрым и красивым местом. Я начал немножечко верить в людей и даже больше вижу в обозреваемых мной картинах. «Как хорошо, что Уорхол умер, - думаю я. – Ведь теперь он никогда не сможет рассказать мне что-нибудь «про новую искренность», и я смогу общаться с его искусством, как и полагается – тет-а-тет».

*ysatue vaginki ryljat byga ga