Михаил Ханин

Тося

Шестилетний Мишутка со своей сестренкой и родителями жил в крошечной комнатенке, дверь из которой выходила в большую коммунальную кухню и, поэтому он почти не знал жителей огромной квартиры, двери комнат которых выходили в гигантский узкий и длинный, как тоннель коридор, освещенный одной единственной лампочкой. Она горела круглые сутки и ее называли свет в конце тоннеля.

Мишутка не знал, что это значит и боязливо пробегал по коридору к кухне, в которой имелось три окна, упиравшихся в стену противоположного дома. И хотя она напоминала собой средневековое жилище с грязными подтеками с потолка и прогнившими полами, ему казалось, что там было намного светлее, спокойнее и безопаснее. Когда он бежал по коридору, ему всегда мерещилось, что сейчас откроется одна из бесчисленных дверей, его втащат в какую-нибудь комнату, где живет злой волшебник или людоед и тогда он уже больше никогда не увидит маму. Мишутка не однажды слышал, как взрослые говорили о том, что бесследно исчезают люди и никто не знает, где они находятся. Даже милиция не может их отыскать. Он искренне верил в то, что в одной из комнат их квартиры происходят похищения и поэтому очень боялся ходить по коридору один. Каждый раз, когда ему приходилось это делать, он, запыхавшись, влетал в комнату, забирался с ногами на старый, промятый, полуразвалившийся диван с протертой до дыр обшивкой и, затаив дыхание, прислушивался не мчится ли кто-нибудь следом, чтобы схватить его.

– Ты чего? – удивлялась мать, – натворил чего-нибудь или от кого-нибудь прячешься?

Мишутка, сжавшись в комочек, качал головой, прикладывал палец к губам и выразительно показывал глазами на дверь. Мать стремительно подходила к дверям, открывала их и, убедившись, что никого на кухне нет, говорила сыну:

– Ты либо выдумщик, либо трусишка. Никого там нет.

Мишутка с восторгом смотрел на маму. За ее спиной он чувствовал себя спокойно и уверенно. У него никогда не было игрушек и, быстро научившись читать, он большую часть времени проводил за этим занятием.

– Ты чего в темноте читаешь? – удивилась мама, входя в комнату, – так и глаза недолго испортить

– Так я же у окна сижу, – оправдывался Мишутка, – здесь все хорошо видно.

– Ну ладно, – миролюбиво сказала мама, – сходи-ка, к Тосе и отнеси ей коробок спичек. Я у нее одолжила недавно. Ты знаешь, в какой комнате она живет?

– Нет, не знаю, – испуганно пискнул Мишутка, – не знаю. Я не пойду.

– Почему? – насторожилась мама.

Мишутка не знал, где живет Тося, но однажды, когда он с мамой был на кухне, их соседка Софья Михайловна сказала, что Тося по ночам таскает к себе мужиков и, что это добром не кончится. Мишутка очень жалел этих мужиков и в своем воображении видел, как маленькая, редковолосая Тося тащит на четвертый этаж связанного бельевой веревкой мужика. Он почему-то не сопротивляется, а хрипит и вращает от ужаса глазами. Его черная борода волочится по ступенькам, сметая с них окурки и пыль. Тося втаскивает его в комнату и закрывает за собой дверь. Но что она делает с этим мужиком дальше, Мишутка даже не мог предположить.

– Наверное убивает и ест, – решил он наконец. Поэтому его страх перед жильцами квартиры был так велик, что всегда, когда мамы не было дома, он закрывал дверь на ключ, а к круглой печке, стоявшей в углу комнаты, приспосабливал стул, чтобы никто не мог бы из нее вылезти.

– Я не пойду, – упрямо повторил Мишутка, потому, что она таскает к себе мужиков, а потом их убивает.

– Кто тебе сказал такую глупость? – рассердилась мама, – ты просто трусишка. Ничего она тебе не сделает, я же дома и знаю, куда ты пошел. Ну, не упрямься, будь мужчиной, возьми спички и отнеси ей.

Мишутка, тяжело вздохнув, покорно взял коробок и направился к дверям с таким видом, словно он шел на эшафот.

– Не забудь постучаться и поздороваться, – напутствовала его в вдогонку мама.

Мишутка быстро пробежал по коридору и с сильно бьющимся сердцем остановился перед Тосиной дверью, покрытой облупившейся коричневой половой краской Он чуть слышно постучал, надеясь, что ему не ответят и он сможет вернуться к маме. Но тотчас за дверями раздался голос, показавшийся ему раскатом грома:

– Заходите, не заперто.

Мишутка, затаив дыхание, приоткрыл дверь, но ничего страшного не произошло. Он увидел, что в крошечной комнатке стоял высокий, самодельный, некрашеный шкаф, небольшой стол с двумя венскими стульями, огромная, почти в половину комнаты никелированная кровать, на которой полулежала немолодая женщина. В ногах у нее сидела трехлетняя худенькая девочка. На полу около кровати валялось драное ватное одеяло.

– Тебе чего? – удивилась Тося.

. Мишутка ничего не ответил, а только протянул ей коробок со спичками.

– Ах, вон оно что, – хмыкнула она, – ну, что ты встал в дверях, как столб, заходи – гостем будешь

Мишутка робко вошел, затворил за собой дверь и подал ей спички.

– Да ты, никак, немой, – посочувствовал она, – а я и не знала.

– Нет, я говорящий, – сердито возразил Мишутка, – вот мама спички прислала.

– Так ты меня боишься, – захохотала она, – мужик называется.

– Я не мужик, – в страхе закричал Мишутка, – я мальчик!

– Ты еще мальчик, – всхлипывая от хохота, выдавила из себя Тося. Она повалилась на спину, задрыгала ногами и случайно задела девочку. Та свалилась с кровати и тихонько завыла тоненьким голосом.

– Что ты скулишь? – заорала Тося. Она села, поставила на пол грязные ноги с желтыми ноздреватыми ногтями и рявкнула: – Проси прощения! – Тон ее был угрожающим, но девочка и не собиралась возражать. Она тут же встала на коленки, опустила головку, молитвенно сложила худенькие ручки и протянула их к матери.

– Мамочка-кормилица, прости меня грешную Христа ради, – ритмично раскачиваясь произнесла она чуть слышным голосом.

– Громче! – взвизгнул мать, – так не просят прощение!

– Мамочка-кормилица, – безразличным тоном произнесла девочка, – ради господа Бога прости меня!

– Целуй, – милостиво разрешила Тося и ткнула ребенка ногой в лицо. Девочка вздрогнула, потом, словно спохватившись, обняла пахнущую потом ногу худенькими ручками и припал к ней губам. Тося сидела с высоко поднятой головой, словно королева и на ее лице блуждала довольная улыбка.

– А тебя мать так учит? – строго спросила она Мишутку, лицо которого выражало такое отвращение, что Тося, мерзко хихикнув, оттолкнула девочку другой ногой и, усмехнувшись, повернулась к Мишутке.

– А теперь, целуй ты, – зловеще прошипела она и ткнула ему ногой в лицо. Мальчик страшно закричал, изо всех сил ударил ее по ноге и опрометью выскочил вон. Размазывая слезы по лицу, он стрелой пронесся по коридору и влетел в комнату

– Что случилось? – переполошилась мать. Мишутка всхлипывал и дрожал всем телом.

– Она заставляет целовать ноги, – бормотал он заикаясь, – она плохая.

Мать прижала его к груди и погладила по голове – Ну, успокойся, Мишутка, ну, что ты такое говоришь. – Она гладила его по голове и целовала – Ох, да у тебя же температура! Ну-ка, ложись на диван, я тебе градусник поставлю.

В воспаленном мозгу Мишутки время от времени вспыхивали сцены ужаса. Он громко кричал и плакал. Целую неделю Мишутка не приходил в себя и врачи опасались за его жизнь. А когда он наконец выздоровел, обнял мать за шею и прошептал:

– Мама, давай уедем из этой квартиры. Я не хочу здесь жить.

Но она устало покачала головой и печально ответила:

– Слава Богу, что у нас есть хоть эта комната. Мы здесь прописаны и уехать нам, к сожалению, некуда.

© Михаил Ханин


Все мы родом из детства. Вот откуда берутся сексуальные фантазии, которые потом преследуют человека всю его жизнь. Вполне себе тематический рассказ от нетематичного автора.