Раб моей рабыни

Скажу честно - он мне просто надоел. Когда я заблокировала все его номера у себя в мобильнике, он стал слать SMS-ки. Редакционный электронный ящик ломился от килобайтов его посланий, я еле успевала уничтожать их не читая. Он встречал меня у дверей, даже если я выбегала на минутку в соседнее кафе перекусить. Дверь квартиры засыпана цветами. Машина моя вымыта по три раза на день. Ужас!
Он просился в рабство. Он говорил, что готов делать любую работу, лишь бы быть рядом. Он был готов на все. Привратник, горничная, дворецкий, шофер, он соглашался заменить их всех или любого в частности. Да хоть просто ковриком у двери обещал лежать.
Мне это надоело. И я решила его испытать по-настоящему. Когда стало ясно, что он просто так не отстанет, я решила подвергнуть его самому жестокому испытанию, какое только смогла выдумать. Я пригласила его вечером к себе домой.
...В квартиру он вполз на брюхе и тут же стал с такой дикой страстью лобызать мои сапоги, что даже видавшая виды горничная Валя с неподдельным изумлением вскинула брови, глядя на это пресмыкающееся. Я отпихнула его довольно невежливо. Ногой. Как шелудивого пса.
-Вот что дружок, - сказала я, скидывая пальто, которое он, впрочем, успел подхватить из положения полулежа, - Ты не думай, что я смилостивилась и позволю тебе со мной фамильярничать. Ты говорил, что готов мне служить в любом качестве?
-Да, да, да, моя госпожа! - жарко задышал он, зарываясь носом в капрон моих колгот.
-Ты готов исполнить мою волю, какой бы она ни была?
-У-ууу... - промычал он, жадно облизывая подошву моего сапога.
-Так вот, милый друг! - торжественно объявила я. - Завтра, как известно праздник - 8 марта. Наш, женский день, день всеобщего матриархата. Тот самый день, когда даже самая робкая наша подруга ставит на место своего избранника и вдоволь наслаждается своим преимущественным положением. А вы возвращаетесь в то первобытное состояние, когда были просто тем, кем вас создала природа - вьючными животными, домашним скотом, ну в крайнем случае - мальчиками для битья или живыми игрушками, которых можно потискать, пощипать а потом зашвырнуть когда наскучат.
Он замер в предвкушении.
-Даже и не думай, - пристально поглядела я в его глаза, - И не мечтай, что я решила сделать себе в этот день такой подарок как ты. Подарки у меня есть и покруче. А вот ты... - тут я сделала мхатовскую огромную паузу, - ...ты будешь подарком для моей горничной, для Валентины. Ее я, к сожалению, на завтра отпустить не могу, много будет дел, так что ты поступаешь в ее полное распоряжение. Но не просто слугой или помощником, ты будешь ее рабом. Ясно?
Он поджал губы, было видно, как закрутились в его черепной коробке шестерни и механизмы. Он не знал еще, что Валя не просто наемная прислуга, она - моя вещь. Собственность, рабыня, влюбленная в меня безумно и безответно. И ей я шепнула на ухо:
-Мне этот урод не нужен. Сделай так, чтобы послезавтра он исчез. А завтра поизмывайся над ним вволю. Он - твой.
Теперь я думаю, что можно было бы этого и не говорить. Кажется, своими словами я еще больше усилила страдания бедолаги. Во всяком случае, на следующее утро я не узнала свою служанку.
Она появилась утром нарядная, в вишневом шелковом сари, ведя на поводке за собой нашего нового бобика. Она, кстати, так и назвала его - Бобик. Мы пили кофе и намечали планы на сегодняшний день. Вечером ожидались гости, так что следовало немного прибраться. Так, слегка, потому как Валя содержала мою квартиру в образцовом состоянии.
Бобика она поставила на колени посреди кухни. Он с такой жадной радостью во все глаза смотрел на нашу трапезу, что мне стало не по себе. Не люблю назойливости рабов, мои-то приучены опускать глаза в пол, а вот этот сразу видно новичок. Хотела сказать об этом Валентине и поразилась ее взгляду. О, этот блеск в глазах, едва сдерживаемая хищная улыбка, - я не узнавала свою рабыню, обычно такую тихую и покорную. Что-то будет, подумала я.
Это что-то началось сразу после завтрака. Пока я проверяла праздничную почту и рассылала деловые письма, Валентина принялась за домашние дела. И это действительно надо было видеть! Она велела своему новому рабу раздеться до гола, торжественно нацепила на него ошейник и в таком виде стала гонять его почем зря. Делая вид, что очень занята, я, на самом деле исподволь наблюдала за ними.
-Так, командовала Валя, - быстро принеси влажное полотенце, будем протирать пыль, бегом!
Пока ее новоиспеченный невольник бегал за полотенцем, она склонилась передо мной и попросила временно дать ей стек для воспитания. Что ж, стек так стек, подумала я. И вручила орудие наказания, которым обычно обрабатываю попку самой Валентины. Она знает, сколь болезненно иногда эта вещица прилипает к ее нежной белой коже, интересно будет посмотреть, как она сама распорядится теперь чужой болью.
Раб честно старался. Он с чрезвычайной осторожностью передвигал вазы, сервизы, шкатулки, удаляя пыль из самых труднодоступных уголков, но Валентина была неумолима и дотошна.
-Быстро... Вон там... Теперь здесь... Ну же, шевелись... - не переставая покрикивать на Бобика она при этом раз за разом, методично, коротким взмахом прикладывала жесткий стек к пятой точке несчастного. Я оценила силу ударов, когда увидела на его заднице багровые полосы. Валя била всерьез, хотя никакой необходимости в этом не было, ее раб исполнял все приказы точно, быстро и аккуратно. А она все равно била. Порола весьма жестоко, явно наслаждаясь его тихими стонами и еле сдерживаемой гримасой боли.
Вот это да, подумалось мне, дай только человеку власть, и такого о нем узнаешь...
А Валентина тем временем все больше входила во вкус. Она нарочно заставляла Бобика работать все быстрее и все больше отдавала ему приказов, чтобы он не успевал или путался и, улыбаясь, стегала все сильнее и чаще. Раб мужественно терпел, хотя я видела, что ему почти невмоготу.
Ничего, успокоила я себя, пусть терпит, раз уж захотел попасть к нам в услужение. Это удел раба - терпеть. А то, что ему досталась весьма жестокая хозяйка, то что ж поделаешь, бывает хуже...
Когда они закончили, Бобик был весь в поту и тяжело дышал - от нестерпимой боли. Передохнуть ему, Валентина не дала ни минутки. Она велела принести таз с теплой водой и щетку.
-Будешь чистить ковер, - сказала она.
-Странно, - не отвлекаясь от компьютера вмешалась я, - ты вроде вчера его сама пылесосила...
-Ничего, - сделав короткий реверанс в мою сторону, ответила Валентина, - пусть Бобик еще разок его прочистит.
Я пожала плечами. Ковер огромный, пусть потрудится, попотеет, хотя с такой надсмотрщицей ему можно лишь посочувствовать. Сама Валентина, когда чистит ковер, пользуется пылесосом. Бобику она это запретила. Она приказала ему чистить щеткой, время от времени споласкивая ее в воде. Сама при этом стояла над ним и ножкой указывала где, по ее мнению остались пылинки.
-Вот... вот... и вот... - это что такое? - издевательским тоном вопрошала она, пиная несчастного невольника в ухо своей босоножкой. - Я что, должна за тебя смотреть, где надо чистить? А? Я тебя спрашиваю!
Раб, боязливо склоняясь все ниже к полу, стараясь не навлекать на себя ее притворный гнев, пыхтел вовсю. Но если хочешь найти придирку всегда найдешь, я-то знаю. Забавно было наблюдать за Валей, как она нарочно ищет в его действиях огрехи, как сама мешает ему работать, при этом не упускает ни малейшего повода стегануть побольнее своего слугу. Похоже ее удары становились все сильнее, кое где я заметила кровь на распоротой шкуре Бобика. Теперь после каждого удара он почти падал на ковер, стонов уже сдержать не мог и от обиды на его глазах даже выступали непрошеные слезы.
Признаюсь, мне его не было жалко. Сам хотел оказаться в этом положении, ну а то, что мечты не всегда соответствуют реальности не наша вина, а закон. Рабство это не просто удовлетворение сексуальных потребностей госпожи, а труд, тяжкий и неблагодарный. Хотя он может утешиться - повелевать и заставлять делать раба то, чего ему меньше всего хочется делать - именно это и приносит госпоже наивысшее наслаждение властью. Если бы он только мог видеть ее лицо в этот момент! Валя блаженствовала. Видимо впервые в жизни под ее ногами ползал абсолютно покорный ее воле мужчина и она имела право делать с ним все, что только ей заблагорассудится. Она могла приказывать, бить, пинать его ногами, орать на него (впрочем негромко, не дай бог мешать мне), могла всячески издеваться над его неловкими движениями и снова бить и снова приказывать.
Да, первый раз этот наркотик очень сладок. Власть над человеком и - никаких ограничений! Делай что хочешь. Ты - повелительница. Причем я-то знала, что она - 100-процентная мазо. В критические дни я бывает, вымещаю на ней все свои стрессы и отвратительное настроение. Я терроризирую ее нещадно, а она лишь сильнее любит меня и старается стать ниже воды и тише травы. И вот на тебе! Получив власть, эта девушка становится самым настоящим тираном и так явно упивается этой ролью!
А Бобик тем временем все ползал по ковру, счищая несуществующие пылинки.
-Ну как, Валя, блаженствуешь? - спросила я ее.
Она кивнула головой и гордо поставила ногу на загривок своего невольника. С непривычки он испугался, зажмурился, думал что будут бить. Глупый! Это не для того, это чтобы почувствовать себя богиней, попирающей человечка как червя. Это символ нашей власти - возможность поставить свою ногу на чей-то затылок и придавить к полу, чтобы осознавал себя опущенным, раздавленным, покоренным и не смел бы не то что бунтовать, а даже пошевелиться бы не смел. Что ж, у девочки праздник, пусть покайфует...
Я закончила с почтой, пересела в кресло, наблюдая за этой замечательной парой. Интересная мысль пришла мне в голову. Пожалуй, если Бобик не сбежит после первого столь крутого сеанса, я отдам его Вале в услужение навсегда. Рабыне тоже нужен свой маленький раб, чтобы было над кем поиздеваться в свободное от служения мне время. Чтобы она могла отвести душу и не страдала бы очень от моей деспотии. Всегда ведь приятно осознавать, что есть еще кто-то, кто бесконечно ниже тебя на иерархической лестнице, кто от тебя зависим, кто находится в твоей власти. Да, пожалуй я его оставлю в рабстве у Валентины. Пусть девочка наслаждается, раз ей это так понравилось.
Они тем временем прошли только половину ковра. Пот лил ручьем с Бобика, кровь выступала на его рассеченной заднице, а он все чистил и чистил с упорством эфиопа на плантации. И тут Вале пришло в голову усилить пытку. Она ушла и через минуту принесла одно из самых жестоких орудий воспитания рабов - противогаз. Я эту штуку использую по назначению редко - не всякий способен выдержать. Но сейчас я решила не вмешиваться. Это ее первый опыт, это ее раб, это ее ответственность в конце концов. Пусть учится, пусть получает удовольствие, пусть принимает решения и делает все сама.
-Вот что... - проговорила Валя, прилаживая противогаз на голове несчастного Бобика, - Пожалуй, так будет лучше. Опять же, надо позаботится о твоих легких, пыль ведь...
Бобик опешил. Такого он явно не ожидал. Но покорно подставил морду и дал затянуть на затылке ремни. Теперь ему приходилось работать еле дыша, в жаркой резине противогаза. Да, жаль мужика. Вот теперь точно жаль. Он-то еще не знает, что это такое, поймет минут через 20-30...
А Валя решила, видимо довести Бобика до инфаркта. Одев на него противогаз, она стала еще сильнее подгонять его, кроме того теперь стек плясал не только по попе ползающего мужчины, но и по его ребрам, по спине, по ногам. Валентина стегала с оттяжкой, точно прицеливаясь в самые болезненные места и было видно, что вся эта процедура с чисткой затеяна лишь для того, чтобы вот так хлестать и хлестать бесконечно долго и жестоко. Бобик вертел задницей, приседал, пытался чуть-чуть уклониться от жалящих ударов, старался даже побыстрее чистить, чтобы как можно скорее закончилась эта мука, но Валя не давала ему халтурить и приказывала тщательно проходить каждый квадратный сантиметр необъятного ковра. Она ходила вокруг своего раба, указывала ему, где, по ее мнению остались плохо счищенные пылинки, ногой тыкала его в затылок, чтобы он лучше видел или чтобы разбил бы себе нос и снова и снова заставляла драить мягкий густой ворс ковра.
А Бобик, похоже, уже стал задыхаться. Его стоны теперь слышались сквозь резину как-то приглушеннее, или он привык к боли? Стекла противогаза запотели от его частого дыхания, он все хуже видел куда указывала нога Валентины и где надо было прилагать максимум усилий и все чаще поэтому он получал горячих по филейным частям.
Я отвлеклась на телефонный звонок и проболтала довольно долго. Я уходила говорить в спальню и не видела, как она заканчивали с ковром. Когда же я вернулась, то застала такую картину. Бобик, по прежнему в противогазе, стоял навытяжку, а Валентина придирчиво проверяла его работу.
-Ты очень плохо вычистил... - качала она головой и сокрушалась так, что мне даже стало смешно, будто бы ей придется переделывать заново самой. - Очень плохо... Очень-очень...
В глазах ее я заметила дьявольские смешинки. Я конечно догадалась, что сейчас последует, но вот интересно, догадался ли Бобик?
Он мотал головой, тяжело дыша и обреченно трогая иссеченную поверхность своей попы. Он думал, что сейчас его в наказание выпорют. Или запорют на смерть. И готовился героически умереть на этом ковре. Наивный! Он даже и не предполагал, что на самом деле его ждет! Он ожидал и надеялся на легкую смерть под ужасным стеком, а ему предстояло нечто гораздо страшнее - долгая жизнь под не менее ужасным и жестоким каблуком Валентины. Ему предстояла заново чистить весь этот ковер с начала и до конца!!!
Когда Валя объявила ему об этом, он рухнул на пол и, кажется, зарыдал там, в своем противогазе, обливаясь потом и слезами. В этот момент, глядя на Валентину, я подумала, что она сейчас кончит. Настолько сладострастно она улыбалась, так победно топтала поверженного раба своей ножкой, такой радостью светились ее глаза...

И откуда только в ней взялась эта дьявольская изобретательность? Мне казалось, что она уже ничего не сможет придумать, чтобы еще как-нибудь усилить страдания Бобика. Ничего подобного - фантазия Валентины была неистощима. Теперь, когда Бобик по второму разу стал чистить этот злополучный ковер, на котором не осталось ни одной пылинки, Валя просто взяла да и села ему на спину! Несчастный, ползая на четвереньках, да еще и задыхаясь в противогазе, теперь вынужден был еще держать на своей спине разомлевшую от сладострастия и похоти свою жестокую хозяйку и в таком положении работать и работать, подгоняемый шлепающими по крови ударами стека!
Это было зрелище! Да, впечатляло. Вставляло, как модно сейчас говорить.
Они закончили через полчаса. Как раз подошло время дневного чаепития, (мы не обедаем, бережем фигуру). Бобик рухнул у наших ног и валялся там не в силах подняться так что было ясно, что никакими стеками его не заставишь сейчас прислуживать нам. Валя сама подала чай, тортик, фрукты, ну и все, что полагается. Мы молча разглядывали измученную фигуру. Валя смиловалась и позволила ему снять противогаз и теперь он сопел как паровоз, переводя умоляющий взгляд с меня на свою хозяйку. Когда смог говорить стал просить прощения, что не может нам прислуживать. Это мне понравилось. В награду, и никак иначе, я позволила ему поцеловать мне ножки. Сначала подошву домашних шлепанцев, потом уже пятки и пальчики. Валентина приказала Бобику снять с не зубами капроновые носочки и вылизывать ее голые ноги пока она не закончит пить чай. Бобик, конечно же повиновался. Видимо и это она пробовала впервые, так что улыбалась и похихикивала в сладкой истоме так, что я даже позавидовала ей.
-Как думаешь, - спросила она меня, - может ему в противогаз мои носки засунуть? Пусть привыкает к запаху?
-Тьфу, ну вас на фиг! - махнула я рукой. Надоели ваши экзерсисы. Мне пора встречать гостей. А его, если конечно доживет до вечера, можешь сделать своим рабом навсегда. Мне он не нужен.

Как оказалось противогаз - лучшая маска. Наш Бобик отлично служил нам этим вечером в качестве мальчиках на побегушках. Мои подруги пришли с кавалерами, разумеется в нашей компании все мужчины как и всегда, а в этот день особенно были поставлены на колени и весь вечер пребывали только у наших ног, а Бобика вообще сделали рабом-подстилкой для моих подруг. Ему разрешили лишь надеть плавки, чтобы хоть немного прикрыть огромные жуткие гематомы, сплошь покрывавшие его ягодицы. В противогазе он смотрелся весьма импозантно, как слоник. Валентина все-таки засунула ему туда свои носочки, чтобы нюхал и запоминал.
Подруги были в восторге. Они поминутно указывали своим мужьям как должен себя вести уважающий свою госпожу раб на примере безропотно повинующегося Валентине Бобика. Уже вечером, когда веселье стало совсем раскованным и было решено погасить свет и поменяться рабами, я заметила, что к моей Валентине гостьи стали по очереди обращаться с конфиденциальными просьбами и та охотно соглашалась. После этого подруги уводили Бобика за поводок в спальню и оставались там в зависимости от темперамента определенное время. Я не удержалась, чтобы не пойти поглядеть.
Толстушка Тамара, та что уволокла Бобика последней, оставшись с ним наедине, без лишних слов велела снять противогаз и завалила мальчика на кровать. Никогда не думала, что Тамарка столь сексуальна и ненасытна. Она навалилась на измученного Бобика и принялась самым наглым образом насиловать того, выбрав для себя позу наездницы. Бобик, видимо поначалу не совсем оправдывал ее надежды, потому как Тамарка, уже успевшая войти в раж, схватила его пальцами за морду и весьма грозно прикрикнула:
-Ты что, животное, сачковать вздумал? А? Почему не стоит? А? Наёбся, Бобик? Я сейчас тебе покажу, как сачковать...
С этими словами она засадила ему по носу да так, что бедный Бобик взвыл и замотал головой. Капли крови окрасили покрывало. Я стояла сзади, Тамарка меня не видела увлеченная актом изнасилования мужчины.
-Я тебя все равно заставлю! Понял! - шипела она время от времени впечатывая жесткие пощечины в физиономию Бобика. Заставлю! Будешь меня окучивать как миленький! Понял?! Импотенция? Я выбью из тебя эту импотенцию! Будешь трахаться!
Пару раз она саданула кулаком, но в основном старалась бить ладонью.
Бобик ныл, всхлипывал, но не пытался даже увернуться от ее ударов. Меня стала заводить его покорность, пожалуй, я оставлю его домашним рабом. Будет приятно потоптать такого мальчика на досуге. А Тамара видимо что-то такого добилась своими страстными побоями, потому как Бобик стал сначала неуверенно, потом все лучше и лучше ей подмахивать, лежа под ее весьма объемными чреслами. Тамара запрыгала на нем, растрепала волосы, закинула руки за голову и стала стонать так громко, что если бы не музыка в соседней комнате, гости бы весьма заинтересовались происходящим.
-А-ааа... Уоа... Ох-хо... - плыла она от наслаждения не забывая однако время от времени бить насилуемого раба. Когда ей казалось, что тот снова теряет эрекцию, Тамара принималась выкручивать Бобику соски грудей, царапать его, щипать за уши. Бобик вскрикивал, пытался плакать, что видимо еще сильнее заводило насильницу.
-Так-то, - приговаривала она не прекращая скачки. - Я тебя затрахаю, заебу до смерти, ты у меня... ты у меня... о-о-о...
Видимо она уже подходила к оргазму и целиком сосредоточилась на своих ощущениях, даже бить перестала.
Потом она кончила, долго и бурно. Посидела еще на Бобике, потискала его, потом сжала его щеки так, чтобы тот невольно открыл рот и смачно плюнула туда. Рассмеялась. Удовлетворенная, слезла с жеребца. Бобик не смея пошевелиться лежал неподвижно.
-А ну-ка, ползи сюда! - Тамара неожиданно схватила Бобика за член и потянула к себе. Бобик завизжал, испугался что, наверное, она сейчас оторвет ему яйца, но Тома ограничилась лишь тем, что свалила его на пол, поставила на колени перед собой и приказала вылизать ей киску.
И тут Бобик заартачился. Не могу, мол, и все тут! Не приучен.
Пришлось мне вмешаться. Тамара даже не обратила внимание, что я тут давно стою и за ними наблюдаю. Вместе мы принялись воспитывать непокорного раба.
-Тебя что, не учили обслуживать женщину в интимном плане? - весело спросила я. Если бы он знал, что означает этот мой веселый тон, он бы лучше сделал все, как хотела Тамара. Потому, что ничего хорошего этот тон не предвещал для него. Пришлось наказывать. Мы легко скрутили Бобика, снова затащили на кровать, и тут Тамара села ему на лицо, а я прямо через трусы нащупала самое ценное его сокровище. Напоследок поглядела в его чистые, испуганные глаза и сжала пальцами мошонку, впрочем, не слишком быстро, чтобы у мальчика хватило времени все осознать и закричать в последнем, предсмертном крике, что он на все-все-все согласен...
Это, конечно крайний способ и я почти никогда к нему не прибегаю. Слишком уж быстро мужики ломаются от этого. Не интересно даже. Приятно бывает помучить как следует, поиздеваться, чтобы сам понял, что его ждет в дальнейшем и научился бы покоряться женщине, как мальчик покоряется матери. Но тут я понимала Тамарку - ждать было некогда, а подмыться после секса необходимо. Так что Бобику пришлось лизать, сосать и все до капельки глотать, тщательно обслуживая ее влагалище. А потом и мое конечно...

Отрывались мы в тот день по полной. Бобик по очереди обслужил всех моих подруг, потом его превратили в живой столик. Напоследок он обувал всех наших девушек, причем обязан был им всем облизать сапожки с чем справился подгоняемый пинками Валентины. Когда же гости удалились, а вся посуда была помыта я поинтересовалась у Бобика, как ему понравился первый день в рабстве и не хочет ли он, чтобы это был и последний день? Оказалось - он счастлив.
Я посмотрела на него. Нос, разбитый Тамарой, опух. Весь изможден, но в глазах - мольба. Мольба о рабстве. Я пожала плечами.
-Что ж, если хочешь, - сказала я Валентине, - бери его себе, как я и обещала.
Эту ночь он спал у нее в ногах.