Цитата Jasica (http://www.liveinternet.ru/users/jasica/profile)б взяла у Su

[20]

С хорошим концом,почитайте не пожалеете.Красиво в одно время становится грустно, а потом дочитав до конца начинаешь улыбаться.
_______________________________________________________________________________________________________________________________

Она жевала жвачку и аккуратным почерком записывала в толстый журнал показания приборов. Накрашенные ее ресницы за тонким забралом из небьющегося стекла подрагивали, губы улыбались. Муж на рассвете, еще не проснувшись, пробормотал : «Я тебя люблю». Первый луч нарисовал у него на щеке золотой иероглиф. Красивый он – Лешка. Надо будет сказать ему вечером, что он самый красивый в мире.
В барокамере, освещенные слабой лампочкой, медленно крутились, будто в вальсе, пробирки. Гудело. На куске ватмана, прямо над камерой, умелая рука написала красным фломастером: «СТРАВЛИВАЙ ДАВЛЕНИЕ!!!» Чуть ниже – другая рука, смешливая, приписала: «Смотри на монометры, а не в зеркало!»
Маринка прошлась по белой лаборатории, сунув руки в карманы, посидела, сходила в коридор покурить и достала журнал «Хакер». В холодильнике стояли остатки торта. Часы показывали 11 утра.
2 атмосферы.
Лешка на днях принес какой-то хилый росток и посадил его в банку из-под зеленого горошка. Травка прижилась, пустила яркие стрелки, вытянулась. Поливая ее, Маринка приговаривала:
-Пей, пей, доходяга!
Доходяга пил и стремительно рос. И вдруг, вчерашним утром, зацвел.
2,5 атмосферы.
Ей нравился их старый, ленивый, приземестый дом с какими-то, похожими на щупальца, пристрйками, квадратными окнами, нелепыми балкончиками и двором-тупиком. Квартира нравилась, особенно «Комната икс», как назвал ее муж Алексей. Первое время комнат было две, одна – большая, просторная, угловатая, с двумя окнами и балконом. В ней жили. Вторая - узкая и длинная, как коридор - в ней только спали и смотрели телевизор. А «Комнаты икс» поначалу вовсе не было.
Когда въехали, просто ходили и восхищались. После тоскливых новостроек, одинаковых улиц и школ, безликих магазинов и ужасного, сплошь стеклянного кинотеатра древний дом в Подмосковье, на отшибе, среди бараков и заколоченных, под снс, домишек казался сказочным замком с приведениями. У подъезда на стене ржавел список жильцов, в подъезде шныряли крысы, на лестнице пахло настоящим жильем. Обойти дом по периметру – уже целое приключение. Дерево на крыше выросло. Мужик, который въехал в их бывшую квартиру, искренне считал их идиотами: нормальные Москву на область, новехонький дом на развалюху, да еще без доплаты, ни за что не поменяют. А они радовались, как дети.
3 атмосферы.
- Это – 1916 год! – Алексей с сияющими глазами все ходил и ходил по комнатам. –Ну и глупый же мужик, отдал такую квартиру за панельную коробку!..
Затеяли ремонт. Маринка обдирала бурые обои в цветочек, скатывала старый линолеум, выносила сор. Алексей менял проводку. И вдруг замер на стремянке.
- Ты что, милый? – Маринка стояла с инструментами, задрав голову.
- Весь день меня мучило, - он почесал голову. – Помнишь, ходили вчера? За домом? Окошко закрашенное помнишь?
-Ну?
-Смотри. Никак не может его там быть. Только что дошло.
- Почему? Нам-то какое дело? Может, кладовка.
- Кладовка! – Алексей слез со стремянки. – У нас кладовки нет! У нас! Потому что это окошко между нашей кухней и нашей же маленькой комнатой! Ну-ка пошли!
Они выскочили и долго стояли, глядя на обшарпанную стену дома и удивляя соседей. Действительно. Никак не может быть. Вон, на подоконнике, Маринкин плюшевый медведь. Значит, комната. А вон - коробки с тостером и кофеваркой. Значит, кухня. А между ними, почти скрытое ветвями толстого, корявого, в наростах, тополя – узенькое оконце с закрашенным изнутри стеклом.
Рванули наверх. Алексей схватил документы на квартиру и калькулятор и начал считать. Все сошлось. Общая площадь – 61 квадратный метр. Жилая – 24 и 16 – всего 40 метров. Кухня – 9, туалет с ванной – 6, коридор – 6.
- Ничего не понимаю, - сказал он и взял рулетку. Час ползал, меряя квартиру по плинтусам. Вышло 58,5.
- не может быть, - заявила Маринка и сама проползла еще раз. С таким же результатом.
- Вот оно! – Алексей так сиял, словно его любимый начальник сломал на гололеде шею. – Где два с половиной метра? Там!..
Стену долбили старательно и упорно. Старая кирпичная кладка оказалась не чета современной, дрель с перфоратором вышла из строя, а Алексей стер кувалдой ладони до водяных мозолей. Пришел тактичный сосед и попросил пощады.
-Это делается не так, - тихо и печально сказал он. – Позовите Витю. Я даже сам могу за ним сходить. Только перестаньте долбить дом, ради Бога.
Витя появился через 20 минут. Это был юноша пролетарской наружности за 2 метра ростом с лицом, не изуродованным работой мысли.
-Ага, - сказал он и простучал стены. Потом взял у измученного Алексея кувалду, велел всем отойти и одним ударом прорубил в перегородке дыру чуть правее того места, где за три часа чуть наметилась ямка от дрели.
-Вот так. Тут дверь была. Сюда надо было бить.
За 5 минут дверной проем был освобожден от хиленького силикатного кирпича, Витя сунул в карман чесно заработанную поллитровку и ушел, довольный. Алексей с Маринкой прочихались от пыли, пораскрывали окна и решили войти в узенькую комнату с окошком бойницей. Там стоял шкаф.
4 атмосферы.
Пыль лежала слоем в несколько сантиметров, она взлетела пушистыми лохмами, когда они вошли, и стала летать невесомо под потолком, словно стая призрачных птиц. В шкафу, древнем, дубовом и очень добротном, лежала единственная книга – «Сонникъ Егорова», изданная в 1895 году, большая, пожелтевшая от времени, в кожаном переплете с замочками.
Они все вычистили и отремонтировали, сменили в комнатушке рамы и стекла и сделали из нее комнату для чтения. Смешно и нелепо выглядели Набоков, Зощенко и Стивен Кинг в мягких обложках за резными стеклами старинного шкафа, глупо смотрелось набитое поролоновой крошкой кресло, совершенно не прижились полосатые шторы и красный коврик, но какой-то магнетический уют комнаты затмевал все – они постоянно торчали тут. Читали вслух «Мастера и Маргариту», пили чай, болтали, мечтали, как купят глупенького лопоухого котенка, как поедут в Карелию, как будут гулять по окраинам городка и разглядывать старые здания…
5 атмосфер.
Маринка снова улыбнулась. Ей нравилось вскочить утром и, пока не остыл еще сон, бежать к шкафу за «Сонником Егорова» и расшифровать свои грезы.
«Если видишь себя на лошади среди нарядной публики ясным днем – быть тебе скоро на приеме в хорошей компании, если ты мужчина, или познакомиться с интересным человеком, если девица или дама».
«Найти на улице вещь из золота, украшение, часы или золотую монету – услышать признание в любви на всю жизнь или получить неожиданный и приятный подарок».
«Найти вещь, которую потерял – восстановить потерянную дружбу, любовь, брачный союз, помириться с врагом, обрести родственника».
Сонник был очень доброжелательный, плохих предсказаний в нем было мало, вес больше, все больше – любовь, богатство, счастье, приятные сюрпризы и подарки. Каждое утро Маринка листала тяж6елые страницы, ожидая хорошего. А сегодня опоздала и не посмотрела.
Ей снилось, что по носному небу прочертила пунктир падающая звезда и исчезла за какими-то заборами. Смеясь, она сказала Алексею:
-Полистай, если будет время, к чему сниться падающая звезда? Может меня переведут в старшие лаборантки?.. Или крыса старая Яковлева на пенсию, наконец, уйдет?
6 атмосфер.
Стекло барокамеры брызнуло в тот момент, когда Маринка нагнулась под стол за упавшим «штрихом», и в первое мгновение ей показалось, что взорвалась лампа дневного света, потому что осколки вдруг посыпались откуда-то сверху и забарабанили по спине и столу, как дождь.
- Ой!Мама! Блин… - Она выпрямилась и сразу вспотела от испуга. Камера смотрела на не пустым, угрожающе ревущим нутром, и больше звуков не было, только этот негромкий, обиженный, натужный рев перегруженного аппарата. Секунду продолжалась пауза, потом с грохотом полетел распределительный щиток, и взвыла сигнализация.
Алексей с удовольствием поел и выпил чашку кофе. Утро было солнечное без облаков, и не скажешь, что уже ноябрь. На улице сверкали блики в окнах, бродили голуби, стволы деревьев казались на солнце мягко-коричневыми, теплыми. Маринка еще не звонила, и он забрался под горячий душ. Сегодня в НИИ Экспериментальной Радиологии – короткий день, пятница, и значит, она придет, самое позднее, в 4.
Третий день он сидел на больничном, смотрел телевизор, спал, а заботливая жена варила ему клюквенные морсы, читала вслух книги и заставляла надевать теплый свитер. Падающая звезда ей приснилась. Может, и правда ее начальница, отвратительная, склочная Яковлева уйдет все-таки на заслуженный отдых?..
Алексей вытерся махровым полотенцем, оделся и, позевывая в предвкушении отличного, уютного дня, побрел в «Комнату икс» за сонником.
«Увидеть падающую звезду, комету – к быстрой смерти от неизлечимой болезни».
Ничего не понимаю, - он перечитал строку и нахмурился. Неизлечимая болезнь? Это что же, СПИД что ли? Хотя в 19 веке, возможно, и от гриппа умирали пач5ками. Наверное, Маринка от него все-таки заразилась. Не надо было вчера целоваться, но как же без этого?..
Усмехаясь, он задвинул сонник на полку и вдруг снова схватил и начал быстро листать, высматривая собственный сон. И сразу замерз.
«Если видишь себя заблудившимся в большой толпе, на празднике – для женатого мужчины или замужней дамы – овдоветь, для одинокого человека – потерять родителей».
Ему снилось, что на ВДНХ Маринка убежала за какими-то сладостями, а он бродил один среди людей и не мог найти главный вход, где она обещала ждать его. Заблудился. В большой толпе.
Запищал на кухне телефон. Замдиректора института Серега Федин отрывисто крикнул в трубку:
- Леш! У тебя какая группа крови?!
- Третья, а что?.. – Алексей услышал фон: топот, голоса, завывания сирены.
-А резус?
- Отрицательный. Сергей, у вас авария?..
-Я перезвоню, Леш! Не могу сейчас, извини!..
- Маринка… - начал Алексей, но связь сразу оборвалась.
Оделся он за три минуты, а через пять уже ловил на шоссе машину и совал водителю сотенную бумажку:
- Поселок Дружба, институт, знаете?..
-Садись.

Ее тащили по коридору, под руки, двое в скафандрах высокой защиты, и один из них, Толя Епифанов, техник, плакал. Шлем не завал вытереть слезы, и они ползли по щекам за воротник, щекотали.
Маринка успела замести осколки стекла и пробирок, собрать веником рассыпанный бурый порошок. Открыла воду, что бы помыть руки, и тут в распахнувшиеся двери ворвалась команда с ядосито-желтыми баллонами и шлангами, в спецкостюмах – точно космонавты из фантастического фильма. Вода из крана не пошла – в здании уже перекрыли водопровод и вентиляцию.
За минуту до этого на центральном пульте замигала лампочка и Сергея Федину доложили:
-Сигнал «Сквозняк» из третьей лаборатории.
-Категория?.. – у Сергея ухнуло куда-то вниз сердце.
- Первая.
он отдал команду на закрытие переборок и изоляцию здания, не переставая крутить в памяти собственные слова, сказанные Алексею Лапшину полгода назад: «Леша. Я тебе за нее отвечаю. Все нормально будет. Там просто. Очень простая и безопасная работа».
И снова: Леша, я тебе за нее отвечаю…»
-Где Яковлева?! – Он заорал на помощника и спохватился. – Извини. Где Яковлева? Она была в лаборатории?
-Нет.
_А где она, мать ее,была?! – От очаяния у Сергея заболело внутри, как от удара.
Не ответили. Привели зеленую Яковлеву, которая пила чай на складе и стояла теперь с крошками печенья у рта, в ужасе таращась на начальника.
- Посажу! Скотина! Под суд, в тюрьму! – Серагей задохнулся, - Ты на кого лабораторию оставила, дура, на практикантку? Ты знаешь, где она сейчас, знаешь?!
Маринка стояла в дезактивационном душе, и слабые ее руки скользили по кфелю стены, пока двое терли резиновыми мочалками ее тело. Текла тушь с ресниц, мокрые волосы прилипли к щекам, развязался «хвост», и яркая резинка валялась в луже горячего мыльного раствора на полу, забытая.
У нее пошла носом кровь, и Толя Епифанов быстро запрокинул ей голову, но не помогло, кровь потекла в горло и Маринка закашлялась. Прибежала врач Ольга, неузнаваемая в скафандре, затолкала ей в ноздри комки ваты, пропитанной перекисью водорода, открыла оранжевый чемоданчик. Выбирая ампулы, смотрела сквозь стекло круглыми глазами, застывшими и черными от страха. Поманила Толю, прижала свой шлем к его, что бы слышать, крикнула:
-Доза какая?
-По счетчику, семьсот одномоментно.
- Что вы ее терзаете? – Голос Ольги сразу стал механическим. – Что толку? Уложите, дайте, укол сделаю.
Маринке укололи противорвотное, снотворное, дали ей выпить йодный коктейль и положили на кушетку в душе. Она уснула.
- Оля! – Толик вцепился в шлем врача и стоял с ней лоб в лоб, не давая отойти. – Никак не получиься? Откачать?
- Как? я не Господь Бог. Она умрет в течении двух часов. Мужу звонили?
- Но что-то можно сделать?
- Обменное переливание крови.
- И все?..
- Да уйди ты! – Ольга обеими руками отпихнула его и выбежала в закрытый коридор, подвывая. Они дружили. Вязали что-то, мужиков обсуждали, прически друг другу делали. Маринка у Ольги на свадьбе стояла с почетной лентой «Свидетель». Теперь фотоснимки свадебные в руки не взять, ведь она там – улыбается.
Ольга прошла дезактивайцию, сняла скафандр, постояла под счетчиком. Час рыдала в медпункте, сморкаясь в полотенце. Потом ей стало плохо, и институтский шофер отвез ее на «уазике» домой – плакать дальше.
- Умерла, Сергей Сергеевич. – Помощник положил трубку внутреннего телефона. –Этаж законсервирован, людей вывели через запасной коридор. Никто больше не засветился. Начали обработку помещений. Вам таблетку дать?.. Может, я врачу позвоню?
- Какому врачу? На черта? – Федин расстегнул воротник. – Мне надо поговорить с Министерством. Спецсвязь дайте.

Институт был оцеплен военными в два кольца, автобусы с опущенными занавесками вывозили сотрудников, выруливая на шоссе на большой скорости – как убегали.
-Нельзя, - железно произнес рослый солдат, загораживая Алексею дорогу к воротам.
- С Фединым могу поговорить?
-А вы кто?
= Здесь работает моя жени, Лапшина Марина.
-Сотрудники эвакуированы.
-Леша! – негромко и как-то жалобно крикнули из кирпичного домика на проходной. Федин стоял без куртки, с пляшущей в руке сигаретой, - Пройди, Леш… Пустите его, он ко мне.
- Посторонних… - начал солдат, но Федин глянул так, что он смолк и посторонился.

Осень утекала в реки, в землю, в небо. Вместе с дымом котельных уходила в космос.
- Вы ссорились?
- Как все. – Алексей смотрел на безбрежный лес. Толстенький священник рядом с ним грел в перчатках руки, дышал паром, провожал взглядом летящую птицу. – Как все… - повторил Алексей и втянул с болью воздух. – Кто не ссорится? Да разве это важно, если я ее любил?
- Конечно, - кивнул священник. – И сейчас вы любите ее. Она об этом знает и ей от этого спокойнее.
- Не верю я в загробную жизнь.
- И зря, сын мой. Неверие рождает цинизм, а инизм – путь к душевной пустоте и отчаянью.
- ее даже похоронить нельзя было по человечески, - пробормотал Алексей, едва разлепляя губы. – Тело – радиоактивно… Гроб пустой закопали… Разве так можно?
- Сые мой. – Священник мягко тронул его плечо. – Не ожесточайтесь, прошу вас. Никто не хотел вам зла. Ничего нельзя вернуть. Надо смириться и помнить. Я буду молиться за упокой ее души. Ей там хорошо – верьте в это.
Он верил только в то, что остался один. Вспоминал ее голос, словечки, лицо. Темные волосы, глаза шоколадного цвета, родинку на правой щеке, похожую на нарисованную слезу. Пришел домой и долго держал на коленях вязанный свитер, пахнущий ее духами. Листал сонник. спал на ее половине кровати. По утрам не хотел просыпаться и судооожно цеплялся за спасительный сон. Пил таблетки, что бы все время спать.
И вдруг, пред рассветом, услышал.

-Лешка, любимый мой, солнышко мое, - тихо сказала она и погладила его по лицу. – Как я скучаю, если бы та знал…
Они стояли на берегу полноводной весенней реки, несущей куда-то ломаные льдины. Маринка была в своей любимой меховой куртке, в варежках. Улыбалась.
- как приятно тебя видеть. – Она снова тронула его щеку теплой рукой. – Ты так похудел. Выглядишь плохо… Скучаешь по мне7
- Да! – Он поймал ее ладонь, прижался к ней губами cквозь варежку. – Где ты?
- Здесь. – Она оглянулась на реку, на луг в черных проталинах, на бледно-голубое небо. – В мире вечной весны. И у меня вес хорошо, не думай. Только скучно без тебя. А так – нормально. Ты иногда сидишь в той комнатке?
- Каждый день. – Он обнял ее, почувствовал биение сердца. – И я храню твои вещи. Твоего медведя недавно пылесосил.
Маринка засмеялась:
- Какой ты замечательный… Столько времени прошло. У тебя есть девушка?
- Нет.
- Почему?
- А зачем? Тебе 20 лет, ты хоть понимаешь, что значит любовь? Я в 20, наверное, тоже не понимал. Думал: умер кто-то, ну так ведь ничего не поделаешь. Жизнь продолжается. А теперь мне 35, и я не вижу никакой жизни. Так, существованиею
- Но ведь и правда ничего не поделаешь…
- Марин! Ты мне скажи. Как я могу быть с тобой? Что сделать? Тоже умереть?
- Глупость какая! Живи. Ты должен быть счастливым, Леша.
- А ты?
- А мне хорошо. Я чувствую себя спокойно. И буду тебя ждать,там, на лугу. Просто буду сидеть и ждать тебя. Мы же увидимся. Только не сейчас.
Проснулся он на совершенно мокрой подушке и вскочил за сонником.
«Увидеть реку и луг на той стороне – обрести потерянное», - сообщила ему книга.

После Нового года, хмурым вечером, он ждал автобус и увидел женщину своих лет, нагруженную сумками и свертками. Она стояла измождено, без сил, смотрела в мутную даль в ожидании автобусных афр, а проезжали одни легковушки.
- Давайте помогу. – Алексей отобрал у нее поклажу, проголосовал, остановил жигуленок. – Вам куда ехать?
Оказалось – почти соседи. В пути стали болтать, и она рассказала, что живет с двумя детьми, сыном и дочкой, в общежитии ткацкой фабрики, работает технологом, муж-дальнобойщик погиб в аварии прошлой зимой.
Беда сближает. Позвал ее в гости, напоил чаем, стесняясь по-холостяцки пустого холодильника. Рассказал про Маринкину страшную смерть, когда ее, уже бесчувственную волокли в душ, зная, что это бесполезно, а потом положили как куклу и ушли. Женщина ахала, сопереживала, даже заплакала немного.
Ее звали Валентина, но она просила звать просто Валей. Было в ней что-то стабильное, прочное, как дом, как мир вокруг, и Алексей пригласил ее снова, через день, а потом познакомился с детьми и решился – позвал насовсем.
Мальчику было 14, девочке - 15. Они перегородили шкафом большую комнату, а Алексей с Валентиной поселились в маленькой. Только в «Комнате икс» никто не жил, там все так же стоял старый шкаф и лежал на полке сонник, которым теперь, для смеха, пользовались все.
Квартира ожила, даже обои стали ярче. Алексей снова спешил домой, радовался свету в окнах, покупал подарки.
Валя попросила только об одном: снять со стен Маринкины фотографии.
- Как увижу, сразу вспоминаю все это… как ее тащили… - жаловалась она.
Алексей согласился. Действительно, тяжело.
Весной два события тронули его душу. Первое: опять приснилась Маринка. Второе: Валя сказала, что ждет ребенка.
Маринку он увидел, как и в прошлый раз, на рассвете. Она стояла на том берегу, далеко, и смотрела без улыбки. Он услышал голос очень ясно, словно она была рядом:
- Привет, Леш.
- Что ты такая? Что случилось? – тревожно спросил он и сразу устыдился своего вопроса. Конечно, случилось. Раз и навсегда.
- Все хорошо, - она чуть развела руками. – Просто скучаю. Хандра такая. Особенно в те моменты, когда ты забываешь обо мне.
- Я никогда о тебе не забываю, - усверенно возразил Алексей и осекся. Да, случались моменты. Он забывал. Любил, но забывал. Редко.
- Ты счастлив?
- Не знаю. Понимаешь, люблю я тебя. Но тебя нет. Что мне делать?
- Жить. Как можешь.
- Ты обижаешься, что я живу с Валей?
- Нет. Только не позволяй ей трогать мои вещи, пожалуйста. Лучше выкини их сам.
- Никогда! – испуганно вскрикнул он и, вынврнув из сна, сразу подумал, что все это правда, вещи Маринкины действительно стали куда-то исчезать, прятаться по углам, таять. Какую-то одежду он видел на Валиной дочери, с плеером ходил сын, феном пользовалась сама Валя. Пропали альбомы с открытками, книги, кассеты. Давно не видел плюшегого медведя. Все растворялось в его новой семье, как в кислоте, и остановить это было невозможно, как невозможно остановить жизнь.
Он устроил скандал, и Валя, испуганная, в слезах, швырнула ему какие-то коробки, и забилась в ванную. Пришлось успокаивать, говорить нежные слова, гладить по голове. И она сказала, что будет ребенок. Маринка никогда не думала о детях, а оказалось – все так просто…
Встретил постаревшего Сергея Федина, разговорились.
- А так все в порядке. – Алексей шагал по весенней грязи рядом с лругом. – Ты что-то пропал, не заходишь…
- Я тебе за нее отвечал, - глухо возразил Федин. – А это правда, что ты снова женился?
- Мертвых не воскресить
- Быстро ты как… Прости. Я-то кто, что бы судить. Не уберег. Убить меня мало за такое.
Алексей поглядел на него. Федин был угрюм и, кажется, начал пить. Что-то в его лице говорило об этом. Расстались прохладно.

Он остановился под своими окнами и долго стоял, глядя вверх. Грязь уже полсохла, и ему вдруг захотелось сесть сейчас на первый же попавшийся автобус и ехать до тех пор, пока не покажется из-за поворота холодная река и луг на той стороне. А потом выйти и идти в никуда, в сказку, где возможно чудо, и родные теплые ладошки могут вновь, как раньше, коснуться его щек.
« Я тебя любил. И еще люблю. Это – часть души, никак теперь не отказаться. Что мне делать? Забери меня к себе или отпусти. Я стал отом семейства, мне плакать по тебе не положено. Маринка, ау!»
Купил целую авоську пива и расставил батареей в холодильнике. Жизнь несовершенна. Так пусть она будет легка…
В конце ноября, год спустя после смерти Маринки, у него родилась дочь. А он не мог заставить себя встать с кровати и поехать в роддом, мучило тяжелейшее похмелье.
Заглянул пасынок, сверкнул глазами почти с ненавистью:
- Па, ты поедешь? Опять нажрался!..
Дети уехали без него. Вернулись растерянные. Шептались в коридоре, шикали друг на лдруга. Потом зашла дочь.
- Слуншай, тебе надо поехать. Маму успокоить. Она в истерике.
- Почему? – безразлично спросил он, разглядывая потолок.
- Девочка родилась странная.
- Урод чтоли? Так я тогда не пил…
- Не урод, - девушка помялась, тиская в руках какую-то бумажку. – Тебе на нее посмотреть надо. Она… Она, в общем…
Поехал. Валентину глянула так, что он отвернулся и потребовал показать ребенка. Повели по белому коридору, остановили у ячейки с номером.
- Вот, папаша, пожалуйста. Отличная девочка, я не понимаю, чего мамаша психует. – Веселая медсестра средних лет поправилда на детской головке ситцевую косынку, чтобы было лучше видно. – Красивенькая, вырастет, артисткой станет.
Из ячейки, мз вороха сероватого казенного белья, глядели глаза, знакомые, шоколадные, в длинных ресницах, огромные и ясные; они останавливались то на Алексее, то на сестре, то на потолке. Родинка на правой щеке, похожая на слезу, была еще бледной, бежевой, но обещала в будущем стать такой, как надо. Все было хорошо.
- Привет, Маринка! – Алексей улыбнулся и ребенок пискнул.
- Ну, что? – весело прищурилась сестра. – Берете?
- Беру, - покивал он. – Как раз то, что я хотел.
- Ну, и ладненько.
« Обязательно надо бросить пить, - подумал он. – И медведя найти, черт бы его побрал. Где я его последний раз видел? На антресолях, вроде. Сейчас приеду, поищу. И купить надо столько всего, одежек… Боже мой, сколько теперь забот. Как это здорово…»
Он постоял еще, посмотрел. Хмыкнул и пошел на выход, думая обо всем сразу.


Анастасия Климская