Ох уж эти американцы! Наивные романтики с извечными улыбками. Что они знают о России? Неужели больше, чем мы сами? Что хотят они от нас, эти довольные жизнью янки?

Парадокс, но сознательные американцы хотят возрождения православной России. Факт: к православной церкви в Соединенных Штатах проявляется большой интерес. Сотни и тысячи американцев приходят к православию. Объяснимо это духовным кризисом Америки. Так, западные люди пытаются найти нравственную опору, когда вокруг, благодаря либерализму, стираются границы добра и зла, добродетели и греха. И закономерно: обкушавшись сладкой свободы, испортивши желудок, непременно побежишь в больницу за горькими лекарствами и строгой диетой. В нашем случае, больницей (правильнее сказать, Врачебницей) становится Русская Православная Церковь.
Но оставим американцев: они не так важны сами по себе, сколько их отношение к нам, РПЦ и России. Далее рассказывать буду, опираюсь на беседы игумена Германа (Подмошенского), друга и сотаинника иеромонаха Серафима (Роуза), редактора журнала "Русский паломник", между прочим, все-таки русского, хотя и живущего в Калифорнии с детства. Отец Герман приехал в Россию Великим постом и проводил встречи-беседы в православном кафе "Альфа и омега" в г.Железнодорожном МО (бывшее "Ямское поле" на м.Белорусской).
Начну издалека. В молодости, уже в Америке отец Герман, а тогда просто Глеб Подмошенский, понял одну истину и следовал потом ей всю жизнь. Истина была следующей: если хочешь вести добродетельную жизнь, нужно не давать себе спуску, нельзя быть расслабленным и жить, как хочется. Надо заключить всего себя в духовные рамки. И такие выводы были сделаны, когда в Америке зарождались движения "битников" и хиппи.
Вскоре в жизни будущего игумена появились двое - архиепископ Иоанн Шанхайский и Юджин Роуз. Будущий святитель ходил босиком, не брился и ничего не одевал под рубашку или мантию. Спал под иконами, а когда его будили на утреннюю службу, окатывал себя с головы до ног прямо в рубашке бочкой холодной воды и шел так в алтарь. При этом с него стекали настоящие ручьи. В алтаре архиепископ Иоанн горячо молился и от этого высыхал.
Молодой Роуз, коренной янки, не признавал автобусы и вообще общественный транспорт, кроме поезда. Ходил пешком даже в дождь, с зонтиком. Не позволял себе носить свитер без галстука и всегда чистил ботинки. Еще он любил Баха и искал безмолвия.
Архиепископ Иоанн представлял собой древнее благочестие, а Юджин - истинное аристократическое благородство. А Глеб Подмошенский был смиренным помощником и того и другого.
И тогда...
- У нас будет миссионерский монастырь, - в задумчивости бродя из стороны в сторону, произнес архиепископ.
- У нас будет миссионерский монастырь! - подтвердил он сам свои же мысли.
Монастырь появился. В Калифорнии по молитвам. Небольшой, но издательство в нем было.
Через некоторое время с кипой номеров "Русского паломника", с горем пополам отпечатанных в монастыре, отец Герман приезжает в долгожданную Россию, к которой все трое стремились и для которой и предназначался журнал. И что же видит американский игумен в постсоветской родине?
Кислые унылые лица, бутылка пива в руке как необходимый атрибут, казино и игровые автоматы, попкультура, американская попмузыка, забвение... А где же?.. Стойте, а где же Тихон Задонский? Не знаете такого? А Паисий Величковский? Неужели не знаете? - Не знаком. - Ну а Феофана Затворника знаете конечно? - А кто это? - М...Неужели и Тургенева не знаете? Он у вас в городе жил, когда "Записки охотника" писал. - Не разу не встречала. - А как вас зовут? - Катя. - Екатерина? А отчество? - Зачем оно? Не хочу и вспоминать о своем отце.
Игумен был в ужасе. Вот тебе и Святая Русь! Вот тебе и древнее благочестие! Это невозможно, это было похоже на страшный сон. В России столько святых, такая культура, такая история, - и все это богатство, которым не обладает никакая другая страна, было похоронено и забыто. В самом деле, какой Паисий Величковский, если семью кормить не на что.
У нас вырвали почву из под ног. Но вместо того чтобы вернуть забытые ценности, мы пытаемся утопить в вине свои скорби, которые оттого и происходят, что не на что опереться в огромном жизненном океане. У нашего корабля нет якоря, нет и берега, к которому он могу бы пристать. Вернее, берег, конечно, есть, только мы не знаем о его существовании. Вот так, живем, как некто, ходящий по земле и не знающий, что в ней спрятаны несметные сокровища.
- Мы ждем от России нового слова, - говорит отец Герман. Но какое слово, о чем речь? Нам бы самим как-нибудь выжить. Страна вымирает, культура гибнет под гнетом западноевропейских и их же, американских, ценностей, а они будто издеваются, слово им подавай! "И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме" (Мф 5:15) А мы ставим. Мы зарываем свой талант в землю.
Каждый христианин – миссионер. Это его долг. Как выполняем мы свой долг, если даже не помним о том, кто мы есть на самом деле?
Человек не может существовать в отрыве от мира. Всякая культура погибает, когда перестает опираться на свое прошлое. Если мы даже не хотим знать своих родителей, что от нас можно ожидать? Между тем, среди наших предков могут оказаться святые. К примеру, новомученики.
Что касается духовного мира, помним ли мы о том, что мы – православные христиане, что мы потенциальные небожители? Никогда вам в голову не приходила мысль о том, что в духовном мире рядом с нами обитает целый сонм святых? Наш Ангел-Хранитель, наши святые-тезоимениты? Когда игумен Герман искал Феофана Затворники и Тихона Задонского, он не ошибался в формулировках вопросов: эти святые находились рядом, достаточно было вспомнить о них.
То есть, если мы помним о святых, в окружении которых мы живем, о Царствии Небесном, о своих святых предках, о людях, которые знали святых (например, о том же игумене), - как мы в таком случае можем печалиться?
- Мы не имеем право унывать! – заявляет отец Герман. Э-эх, скажете вы, хорошо ему, американскому монаху, живет себе в монастыре, ни забот ни хлопот, да к тому же американцы – все народ очень оптимистичный, всегда улыбаются. А что нам, русским-то, делать, у которых в менталитете вместо улыбки заложена «страсть противоречить»? Почему, например, приходя в магазин, мы спрашиваем: «Нет ли у вас хлеба?», будто заранее знаем, что хлеба – нет?
Первое, говорит отец Герман, ничего не надо бояться. Нужно действовать. Всеми своими умениями служить на благо ближнему. Вспомним старую пословицу: «Каждый человек – кузнец своего счастья». Ах, как ее любят американцы применять на практике! Этому нам стоит у них поучиться.
Второе – понять, что каждый из нас в отдельности представляет нечто особенное. Каждый – небожитель. Рядом с каждым из нас полно святых. У нас и у нашей страны – святые корни.
Отсюда вытекает третье: нужно все-таки нам, ребята, знать свою историю и свою культуру. Хотя бы для того, чтобы не было стыдно перед американцами. Они, хитрые люди, не имея ничего своего, но, узнав, что в России столько духовных ценностей, примыкают к Русской Православной Церкви. Более того, потрясающе то, что американцы, которые приходят к православию, начинают бороться с… Америкой. То есть с американской массовой культурой, с попмузыкой, либеральными ценностями, которые ведут не к чему иному, как к распущенности нравов и расслаблению душ. Игумен уверен в том, что современная культура закрывает нам врата Царствия Небесного, она нас делает нас безликими, одинаковыми, толпой. В то время как святые совершенно отличны друг от друга, каждый яркая индивидуальность.
И вот, по милосердию и любви к нам, эти же американцы приезжают в Россию спасать русских от массовой культуры. Но что они в силах сделать в нашей огромной стране?
Кто же тогда спасет Россию? Кто, кроме нас самих?