Монах-бенедиктинец, писатель, ученый и преподаватель Йельского университета Эйдан Кавано однажды позволил себе ставшее знаменитым замечание, что конфирмация — это обряд в поисках своего богословского обоснования. Я не знаю, как обстоят дела с конфирмацией в Риме и не возьмусь об этом говорить. Но как лютеранин я готов присоединиться к его словам, считая их справедливым описанием статуса и неоднозначной истории обряда конфирмации.

 

Общеизвестно, что Лютер хотел полностью отказаться от конфирмации. Он критиковал не столько на обучение, сколько тщательно проработанный обряд, призванный дополнить Крещение чем-то недостающим самому Таинству. Лютер никогда не оспаривал необходимость ни обучения (потому и написал Краткий и Большой Катехизисы), ни покаяния и отпущения грехов, которые были неотъемлемой частью обряда. Наибольшее возмущение у него вызывали «выкрутасы» в виде церемониальных аспектов конфирмации, которые, по всей видимости, приписывали духовный смысл тому, что не опиралось ни на явное повеление, ни на явное обетование Господа.

 

Однако большинство проблем, с которыми столкнулись лютеране, проистекают не из этого. Никоим образом. Да, мы восстановили некоторые церемонии, но по сравнению с тем, как изменились сами наши цели и намерения, эти церемонии безобидны. Некогда Краткий Катехизис Лютера был sine qua non лютеранской идентичности. Когда бы человек ни становился лютеранином, в детстве или путем обращения во взрослые годы, Краткий Катехизис был основной формой обучения, призванного подготовить человека к совместной жизни с другими верующими в Церкви. Теперь же с Кратким Катехизисом конкурируют всевозможные другие учебники, и он сделался лишь одной из многочисленных возможностей, предлагаемых учителям и ученикам в лютеранской церкви. По существу, вопрос, традиционно задаваемый юным и взрослым катекуменам, утратил актуальность: «Исповедуешь ли верным и истинным учение Евангелическо-лютеранской церкви, открытое в Священных Писаниях, как ты усвоил его из Краткого Катехизиса?»

 

Наставление верных в христианской веры было психологизировано теми, кто видит в нем путь духовных поисков, и сентиментализовано теми, кто придает большее значение обряду, нежели наставлению. По существу, мы обобрали своих детей и позаботились о том, чтобы они не знали надежные лютеранские ответы на многочисленные вопросы, перед которыми их непременно поставит жизнь в подростковые и юношеские годы. Не в этом ли причина того, что многие уходят из церкви как раз на этом жизненном отрезке?

 

Вдобавок мы стали делать акцент на самом Первом Причастии, не уделяя внимания приготовлению к нему, в результате чего задача привести ребенка к алтарю стала более приоритетной, нежели наставить его в здравом учении. Мы совершенно точно не должны выбирать между плохо обученным причастником и хорошо обученным конфирмантом (и наоборот), однако, судя по всему, мы обрекли себя на этот выбор из двух зол. В наши дни уже никто, похоже, не готов откладывать первое причастие до тех пор, пока не будет завершено конфирмационное обучение (особенно если это затянется до окончания средней школы), и никто не испытывает радости от запоминания катехизиса наизусть, которое должно быть главной задачей обучения. Хуже того, церковь вынуждена конкурировать с родителями, школьными мероприятиями, уроками танцев и музыки, занятиями спортом и технологическими развлечениями, которые позволяют родителям и ученикам жаловаться на то, что изучать катехизис слишком сложно, слишком долго и требует слишком больших усилий.

 

Обряд конфирмации как таковой — это адиафорон (иными словами, он может присутствовать, а может отсутствовать), а конфирмационное обучение безусловно заповедано Господом, но на практике мы относимся к обряду как к более важному аспекту конфирмации, утешая себя мыслью о том, что человек возрастает в вере всю жизнь, а конфирмационное обучение — лишь крохотный отрезок этого пути. Именно в этом и кроется корень проблемы: то, будет ли человек всю жизнь возрастать в вере, зависит от того, что мы делаем с ним в юности, когда он еще в наших руках (дома и в церкви). Возможно, именно поэтому учебные занятия во время конференций Higher Things стали так популярны — вместо того, чтобы до смерти мучить наших детей развлечениями, мы настаиваем на том, чтобы обогатить их диету чем-то более питательным и твердым.

 

Итак, вот, что я хочу сказать: мы уже вступили на путь недогматического лютеранства, и то, как мы подходим к конфирмационному обучению, лишь приближает развязку, которая вполне может стать концом лютеранства и конфессионального христианства вообще. Но это вовсе не неизбежно. Я обнаружил, что наши дети хотят знать больше, чем мы их учим, и в действительности жаждут Слова Божьего как действенной и объективной силы, которая неизменна вчера, сегодня и вовеки. Они хотят знать факты, но они также хотят, чтобы мы помогли им окрепнуть в вере, чтобы они смогли противостоять всему, что бросает и будет бросать в них мир. Если мы не будем их верно учить, мы лишим их всякой возможности остаться верными.