Этот доклад был написан в ходе подготовки к предстоявшей конференции «Вера и порядок» в Эдинбурге (1937). Зассе в то время было запрещено путешествовать, как и ранее в том же году, когда он участвовал в заседании оргкомитета конференции в лондонской резиденции архиепископа Темпля. Много душевных и физических сил у него отнимал открытый раскол в Исповедующей церкви. Стресс, который он испытывал, когда писал эту работу, трудно себе представить.

Если законничество приводит к такому итогу, разве это не служит некоторым оправданием антиномизму? Всякий, кто считает антиномизм альтернативой законничеству, должен понимать, что он смешивает Закон и Евангелие. Тертуллиан обратил внимание на это смешение в учении Маркиона. Однако мы должны спросить себя: разве не прав был Маркион, если суть Евангелия — прощение грехов, а Иисус не является законодателем? Тогда нам придется предоставить антиномистам эпохи Реформации презумпцию невиновности. Разве не правы они были, когда утверждали, что закон является достоянием мирской жизни, т. е. прерогативой правительства? Они могли даже процитировать Лютера: «Десяти Заповедям место в городской управе, а не на кафедре»[1].

Они пользовались такой характеристикой Закона в обоснование своего мнения, что нет другого Иисуса, кроме «сладчайшего» Христа. Всякий раз, когда Закон и Евангелие отделяются друг от друга, когда теряется связь между Законом и Евангелием, Лютер оказывается прав: когда теряется либо Закон, либо Евангелие, второе также полностью уничтожается. Любая форма антиномизма непременно уничтожает и Евангелие. Там, где проповедь Закона не производит признание грехов, как можно получить или осознать прощение грехов [Евангелие]? Уже Маркион утратил понимание того, что искупление означает прощение грехов. Если в наши дни Церковь пренебрегает проповедью Закона, провозглашением неизменных заповедей Божьих странам и народам, однажды Евангелие неизбежно будет утрачено. Нынешняя опасность практического антиномизма невыносима. Как просто Церкви в любую эпоху громогласно запретить проповедь Божьих заповедей и формулировать окончательные правила всякого человеческого поведения на основании источников, которые предлагает сам мир, а затем обратиться к Евангелию, словно Церкви дано поручение провозгласить, что Бог прощает мир, который даже по собственным стандартам утопает во грехе. Нет, прощение грехов можно проповедовать только кающимся. Никакая церковь не может сослаться на Реформацию или даже не Лютера, чтобы избавить себя от обязанности проповедовать Закон каждому гражданину страны и государства. Хотя бы потому, что реформаторы неизменно утверждали, что проповедь Закона состоит в гражданском применении Закона, usus legis elenchticus, а также в usus legis in renatis, применении Закона к возрожденным. Возрожденные познали, что Евангелие — это нечто большее и иное по сравнению с божественным Законом, потому что в Евангелии Бог делает не чужое дело, но Свое собственное дело, посредством которого Он оправдывает грешников и оживляет их.

Между Сциллой законничества и Харибдой антиномизма тянется узкая и опасная тропа, которой Церковь должна следовать в своей этической мысли. Найдет ли Церковь этот путь, зависит от чистоты ее проповеди, а от этого, в свою очередь, зависит само ее существование. Как бы я хотел, чтобы заседание Всемирного Совета Церквей в Оксфорде оказалось настолько плодотворным, чтобы церкви христианского мира стали своего рода маяками на этом пути. Каждая из церквей должна найти собственный путь. Но найти свой путь они могут, лишь отвернувшись от соблазнительного голоса сирен этого мира и прислушавшись — средь этого погруженного во мрак века — к голосу Того, Кто возвещает христианскому миру ту же самую весть, которую Он возвещал апостолам и реформаторам, и в которую они уверовали: «Я есть Путь».