Как лютеранские богословы, в своем богословствовании, а также в учении и проповеди, мы должны следовать примеру Аугсбургского Исповедания и никогда не начинать с одного общего учения о средствах благодати или Таинствах, но рассматривать конкретно и по отдельности каждое из средств благодати: Проповедь, Евангелие, Крещение, Исповедь и Отпущение грехов, Таинство Алтаря. Только в таком случае мы сможем понять всю полноту того, что Бог делает для нас, разные пути, которыми Он приходит к нам, и всю уникальность каждого отдельного средства благодати и таким образом прийти к должному применению каждого из них (обратите внимание на порядок артикулов в Аугсбурсгком Исповедании, а также на то, что глава об исповеди в Кратком Катехизисе помещена между главами о Крещении и Вечере Господней).

Даже когда речь идет только о Крещении и Вечере Господней, если мы всегда пытаемся проводить между ними параллели и утверждаем, что то, что справедливо в отношении одного Таинства, должно относиться и ко второму, это порождает одну лишь путаницу. И потому в последнее время в рамках экуменического движения даже лютеране начинают говорить: раз церкви признают Крещение, совершенное в других церквях, должно быть и взаимное признание Вечери Господней. Как они выражаются, «общение Алтаря» по определению должно следовать за «общением Крещения».

Однако Крещение и Вечеря Господня — попросту не одно и то же, каким бы неизмеримым ни было величие каждого из этих Таинств, и как бы близко они ни были связаны друг с другом (1 Коринфянам 10; вспомните также, что в древней Церкви Крещение совершалось в канун Пасхи, а в Средние Века существовал обычай сразу после Крещения давать младенцам Вечерю Господню, хотя бы в виде освященного вина). О том, что представляет собой Таинство Алтаря, рассказал нам Сам Господь; о том, что такое Крещение, мы узнаем от Его апостола. Мы знаем, когда была установлена Вечеря Господня, из рассказа об установлении. Установление Крещения — по общему мнению древней Церкви, а также Лютера («К Иордану пришел Христос, наш Господь») — произошло в результате того, что Господь позволил Иоанну крестить Себя («Там Он учредил омовение для нас»), и не тождественно заповеди крестить. Крещение в апостольскую эпоху совершалось «во имя Иисуса» (см., напр., Деяния 2:38; 10:48; 19:5; ср. заповедь крестить в Матфея 28:19 согласно варианту Евсевия в аппарате разночтений Нестле; 1 Коринфянам 1:13), а впоследствии с использованием тринитарной формулы. Апостолы часто предоставляли другим христианам совершать крещение, и Павел говорит, что Господь послал его не крестить, а проповедовать Евангелие, вовсе не из желания принизить значение Таинства. При всей свободе и при всем разнообразии его совершения Крещение остается баней возрождения, полным, завершенным Таинством, и оно не нуждается в завершении посредством конфирмации, как утверждает современное англиканское богословие (не без последствий для протестантских церквей).

Здесь мы не можем углубляться в рассуждения о том, что нам сегодня нужно рассказывать о Крещении в наших приходах. Мне представляется, что наставление о Таинстве, в котором мы сегодня столь остро нуждаемся, должно происходить посредством библейских классов и проповедей на великие тексты Нового Завета, в которых говорится о Крещении. Кроме того, в лекциях и обсуждениях следует затрагивать четвертую главу Краткого Катехизиса. В особенности это касается вопроса о крещении младенцев.

Мы должны сознавать, как невежественно новое поколение верующих — даже в лютеранской церкви. Слишком редко мы отдаем себе отчет в том, что никакое религиозное и конфирмационное обучение, никакая воскресная школа не могут дать нынешним верующим то, что предыдущие поколения узнавали, изучая Библию у себя дома, и через наставление благочестивых родителей.

Сегодня лютеранская церковь более всего нуждается в том, чтобы вновь стать учащей церковью. Рим, секты и коммунизм в значительной мере обязаны своим успехом тому, что они учили людей, учили их неустанно. И наши приходы жаждут наставления больше, чем мы можем себе представить. Почему же мы не даем им хлеба, которого они алчут? Как часто, когда мы совершаем Крещение в собрании или в небольшом кругу верующих, у людей возникает ощущение, что совершается opus operatus? Кто из присутствующих знает, какое чудо совершилось у них на глазах под невзрачным покрывалом внешнего Таинства? Кто сознает, что здесь решается вопрос жизни и смерти, спасения и осуждения человека, потому что это Таинство простирается в вечность? Сознают ли наши прихожане, что они со всей серьезностью должны молиться за вновь крещеных? Лютер считал, что столь многие крещеные отходят от веры именно потому, что за них не молились (WA 19, 537f.; BKS, "Taufbuchlein," 536, 20ff.). Если бы к этой молитве относились серьезно, разве это не означало бы также начала возрождения служения крестных родителей, которое превратилось в совершенную формальность? Неужели мы действительно верим, что наши прихожане выносят из нескольких часов торопливого катехизационного обучения — в конце которого что-то говорится о Таинствах, хотя на самом деле эта тема должна задавать тон всему катехизационному обучению, — достаточно, чтобы жить этим всю жизнь, оставаясь людьми, которые ежедневно возвращаются к своему Крещению?

— Зассе. Письма к лютеранским пасторам 42