я катила его перед собой, "объезжая" идущих мимо людей и грязные следы и чувствовала себя скарабеем. только северным.
когда он стал больше меня, как если бы я присела на корточки, я уже не могла толкать его вперед, я уперлась в него щекой и плечами. ноги скользили и разъезжались. все это чудо, я, хлопья снега, летящие с вышины, смеющиеся Флибустьер и Тата, повергло в истинно детский восторг выходящих со здания факультета американцев. взрослые мужчины, задыхаясь от счастья, принялись кидаться снежками и фотографировать первокурсников, катающих большие снежные комья.
а началось все с того, что вместо логики мы пошли смотреть СНЕГ. просто и без изысков, мы пошли смотреть СНЕГ.
меня замело в сугроб, на берете скоро образовалась горка пушистого и белого. он обтекал, прилипал к тебе, как будто вис на шее как кисейная барышня "ах, не бросайте меня!" он нагонял густой белый туман, в котором различались хорошо только те, кто рядом. он навевал спокойствие. устойчивое спокойствие, которое, увы, вместе с ним и таяло.
стало мокро и грязно. перчатки "снеговичные" от воды стали как резиновые и их невозможно стало натянуть на руки. но я иду и улыбаюсь. потому что на моем дворе все еще двадцатый век. потому что лебедино-нежные белые хлопья осели не только на шапке и пальто.