Я расплющил её умирающее тело, когда стоны и писки ещё вырывались из кровоточащей пасти маленькой вкусной грудастой пробляди. Чтобы сделать всё наверняка, чтобы довести начатое до конца, чтобы вдыхать поменьше шумов впредь.

Когда змеюга её вскрытой грудины шипела, изрыгая потоки гнилой крови, насквозь поражённой серостью и проказой, я вошёл и вышел через левое лёгкое. Было больно и скверно - и оттого бесподобно. Хорошо и незабываемо.

Спящий на левом плече ангел испачкался кровью и семенем. Когда он открыл свои прозрачные всевидящие очи, кровь и семя уже сделали своё дело - они прожгли насквозь белоснежные крылья и вошли скорпионами в сознание совершенной птицы.

Теперь и я подобен совершенной птице. А эта некогда белоснежная дрянь жрёт говно во дворе отца Владимира, чем несомненно помогает отцу Владимиру, а следовательно, и всему приходу - ибо чище и спокойнее сельчанам теперь ходить по ночам сраться кровью и кишками.

Её расплюснутое холодное тело замолчало...