Вырождалось, скудело блестящее совсем недавно рыцарство. Тот, кому остатки чести и достоинства не позволяли разбойничать, продавал свой меч и копье любому, кто желал их купить, и становился наемным воином. Все чаще обедневшее сословие, становившееся все более жалким, служило ишенью для насмешек со стороны крепнувшего купечества и горожан.

Вышучивались кастовость рыцарей, их гордость, даже торжественные обряды. В одной из сатирических поэм того времени воина посвящают в рыцари следующим образом: возводят на кучу навоза, оружие приносят в дырявых корзинах, на голову надевают шлем, который ри года пролежал в закладе ростовщика. Боевая лошадь, которую подводят рыцарю, оказывается жалкой клячей, "спина которой похожа на рыбий скелет".
Правда, такие жалкие, готовые закладывать доспехи и едва ли не побираться рыцари и в самом деле встречались в ту пору. По представлениям тех, что еще сохранял возвышенные идеалы чести, достоинства, они унижали рыцарское звание. И вот в XIV веке появился особый обряд разжалования.
Рыцаря, подлежащего разжалованию, одетого в длинную рубаху, возводили на подмостки, окруженные толпой веселящихся зрителей. На глазах у лишаемого на куски разбивалось его оружие, с сапог срывали шпоры, щит привязывали к хвосту жалкой клячи. Герольд трижды вопрошал, обращаясь к другому герольду:"Кто это?" Второй отвечал:"это рыцарь". И тогда первый герольд трижды повторял:"Нет, это не он! Это не рыцарь, это негодяй, изменивший своему слову!"
Затем священник читал псалом:"Да будет дни его кратки, и достоинство его да возьмет другой. Да будут дети его сиротами, и жена его вдовою. Да не будет сострадающего ему; да не будет милующих сирот его. Да облечется он проклятьем, как ризою, и да войдет оно, как вода, во внутренности его, и, как елей, в кости его". Потом разжалованного рыцаря на носилках, словно мертвеца, несли в церковь и служили по нему панихиду...