Раз, два, три.
Четыре.
Четыре нехитрых движения, которые могут стоить мне жизни.
Раз - делаю петлю вокруг шеи и защелкиваю первый замок. Два - провожу цепь зигзагообразно по всему телу и закрываю второй замок вокруг лодыжек. Три - стягиваю руки и слышу легкий щелчок последнего замка. Четыре - прыгаю в воду.

Я - Гудини в женском обличье, обитательница странствующего цирка уродов, я - русалка для старых пердунов в дорогих костюмах.
Перед прыжком я набираю огромную порцию воздуха, пока не почувствую, что мои легкие готовы разорваться от полученной смеси кислорода и углекислого газа. Я отталкиваюсь ногами от бутафорской доски и погружаюсь в огромный чан с водой. Иду ко дну, теряя по пути маленькие пузырики, наполненные спасением, и открываю глаза, смешно надувая щеки. Я вижу зрителей в первых рядах, завороженно следящих за моими действиями. Я вижу на лицах страх и разрывающее их желание увидеть мою смерть, увидеть меня, корчующуюся в агонии, в нераспутанных цепях и с выпученными глазами. Я слишком профессиональна, чтобы дать им хоть малейший повод получить капельку адреналина. Этим занимается толстая Мэри,весящая около 400 кг и глотающая еще живую рыбу на потеху зрителям, этим занимается карлик-акробат Джонни, иногда для смеха падающий с качелей под куполом цирка. Он ломает себе все конечности, но никогда не разбивается, такой везучий малый попался, а за эксперименты директор добавляет ему пару долларов к общему жалованью,ведь за пару долларов можно и убить.
Вода в чане чуть теплая, кожа быстро покрывается мурашками, а воздух в легких стремительно кончается. Значит, надо поспешить. С первым замком на руках я уже разобралась, это самый важный замок из всех трех, которые нужно открыть. Не откроешь руки - не сможешь развязать ноги и освободить затянутую шею,а значит - умрешь, как умерли пара моих учеников. Хотя мне их и не жалко вовсе, они сами подписались на скорую смерть, не слушая моих уроков и не учась сначала на малом, типа распутывания рук в собственной ванне.
А этот лысый черт так и не перезвонил. Ведь обещал, ведь клялся, записывал мой номер в свой новомодный телефончик размером со спичечный коробок. Я с лысым в пабе познакомилась, в Дублине, куда приехала навестить родителей, жалких и скучных клерков. Моя ирландская кровь сразу дает о себе знать, особенно при общении с обычными американцами. Это даже смешно, как они напрягают слух, просят повторить по нескольку раз,а все потому, что не понимают мой акцент. Когда я прихожу в любой бар в Нью-Йорке, самом разнонациональном городе на всей планете, я без труда могу определить, кто из посетителей - ирландец, а кто нет. Ирландец, пусть и находящийся вдали от дома всего пару часов, всегда ищет глазами кого-то из своих мест,а при удачном завершении поисков покупает земляку спиртное, распевает "Холмы Донегала" и вспоминает все движения танца "Стены Лимерика". Надеюсь, вы понимаете, почему мне так нравится сидеть в барах с ирландцами, - они и развеселят и за выпивку заплатят. А этот лысый черт, продавец компьютеров из Ратфармхэма. так и не перезвонил, будто бы я девка какая-то, что будет волочится за ним целый месяц. Хотя я бы поволочилась, уж больно он смахивает на обритого Колина Фаррелла из какого-то фильма с его участием. Я фильмы не смотрю - не успеваю, наш цирк постоянно переезжает из одного города в другой, да и телевизора даже нету в наших трейлерах. У директора наверняка есть, но разве пойдешь к нему в трейлер по дороге в Алабаму и попросишь включить для тебя шоу типа "Кто хочет стать миллионером" ?. Поэтому я коротаю свое время за прочтением глупых журналов и новых рассказов Чарльза Буковски. Но должна сказать, Буковски - это не самое гениально чтиво, что можно приобрести в магазинах.
Второй замок, что на шее, тоже раскрыт, осталась самая малость, и я смогу вновь задышать во всю грудь. Но первый вдох, как и первая затяжка, должен быть маленьким, чтобы сжавшиеся легкие начали понемного раскрываться. И самое главное - выпустить весь углекислый газ, которые распирает твою грудь, еще под водой, как это делают обычные ныряльщики. Тогда от первого вдоха и не зашатает.
Я так курить начинала, мелкими затяжками за гаражом, втайне от отца. Мать бы не сделала ничего, она всегда была забитой серой мышкой, которая без мужа и слова лишнего не пикнет,а отец впечатал бы меня в стенку, только бы узнав о курении. Братья мать никогда не уважали, обращались с ней так же, как и отец, а я все таки иногда сидела с ней, слушала ее тихие рассказы о студенческой жизни, которую я уже никогда не познаю. Они с отцом работали клерками в банке, она младшим,а он старшим, и познакомились, около туалета для сотрудников банка, где он сильно затягивался и раскатисто хохотал над пошлыми шутками коллег,а она восхищенно на него смотрела. И так всю жизнь - он что-то порывисто делает,а она лишь смотрит и восхищается. Братья же, как ни хотели походить на отца, не пошли по его стопам. Мой отец, хоть и властный и жестокий человек, но все таки границу закона никогда не переступал. Что до братьев, то младший - Люк - сидит сейчас за распространение наркотиков,а старший - Гарв - уже даже и не помню, за что сидит, его список нарушений начался еще со школы и до сих пор продолжается, так что не думаю, что его невеста, Бриджит, когда нибудь увидит его на воле и сможет охомутать.
А курить я бросила сразу же, как меня взяли в цирк. Сначала недельку покурила, тоже прячась за трейлерами, только от директора, а потом поняла, что мои легкие не выдерживают уже долгого нахождения в воде без воздуха, и бросила. Молоко пила для очищения, а потом прочла где-то, что это чушь и женский миф.
Воздуха влегких уже не хватает, я судорожно вставляю ключик в последний замок. В висках ешенно бьют молотки,а сердце едва не выпрыгивает, я так и не научилась не волноваться во время своих выступлений. Все таки на кону не несколько долларов, что я тут же получу,а моя жизнь. Жизнь обычной ирландской девушки, которая пыталась когда то убежать от скуки повседневности, а прибежала ко всему тому же.
С замком на ногах тоже покончено, сейчас три мощных рывка, и я окажусь на поверхности, приветливо махая рукой зрителям, заплатившим по пятьдесят центов за три минуты моих мучений.
А завтра начнется все сначала, раз, два, три.
Четыре.
Четыре нехитрых движения, которые могут стоить мне жизни.