...Саша, столь сильно увлечённый размышленьями своими, и не заметил, как Аня, некоторое время следовавшая за ним, повернула уж совсем в ином, отличном от его, направлении. "Неужели и к ней не могу испытывать я те светлые чувства, что предписал каждому из нас Господь, сколь далеко бы уж не ушли мы в сердцах своих от чистой, полный добра и сострадания любви, любви, в наше безрассудное и лишённое коей-либо нравственности время всё более и более опошляемой, низведённой до того уровня, что может принять современный человек, той любви, что, порою, и является для каждого из нас единственным спасением: от праведного, открытого и честного человека в момент вновь нахлынувших на него нравственных, душевных переживаний до чёрствого и сухого, в котором ничто, кроме любви, не пробудит уже светлых, давно забытых им, чувств.". Виною ли была гордость его, явно указывающая на его нравственное, духовное превосходство над ней, или же робость и нерешительность, но, несмотря ни на всё желание нравиться Ане, ни на всю, столь очевидную, симпатию к ней, Саша никак не мог признаться себе в своих искренних чувствах к этой красивой девушке. "Но неужели не могу я проявить хоть малейшее внимание к ней, сколь бы ни мала была надежда на ответную симпатию её, неужели так, когда-нибудь, навсегда попрощаюсь я с ней, так и не разобравшись ни в чувствах моих, ни в том, достоин ли я её, ни, даже, есть ли у меня хоть малейший шанс на взаимную с её стороны любовь.".
Однако, по мере мыслей этих, всё ближе и ближе становилось видно ему то пристанище, на которое так недавно были устремлены все надежды его, где, возможно, обретёт он, наконец, освобождение от мучивший его душу тяжёлых размышлений. Вот видны уж стали купола церкви, к которой он держал свой путь, вот и вход с глухой, туго открывающейся дверью. Осенив себя крестным знамением, Саша вошёл под своды столь близкой и родной для него церкви.
Не обращая внимания ни на усталого попа, монотонно дочитывающего свою молитву, ни на собравшуюся здесь и с содроганием слушавшую его паству, Саша медленно опустился на колени напротив старой и плохо сохранившейся уже иконы Спасителя. После тихой и умиротворенной молитвы на душе его, наконец, стало спокойнее.