Сегодня в люстре перегорела еще одна лампочка, оставшиеся – общим числом две штуки – не справляются. Ничего символичного, до конца света еще далеко, а лампочки можно новые вкрутить. Тут я как в крепости – вместо ущербной люстры колышутся огоньки свечей, и тени скользят по каменным стенам. Крепость той самой породы, которая расположена где-то между тюрьмой и убежищем. Здесь всегда холодно и всегда открыто окно. Тут царит абсолютная монархия, так же имеются Судья и Подсудимый, и все в одном лице. Кто-то извне пытается проникнуть в крепость. Не разуваясь, залезть в душу (из лучших побуждений, разумеется). Пусть человек этот уже почти год живет рядом, нереально создать атмосферу абсолютного доверия на отдельно взятой площади, при всем желании участников представления. Нереально сегодня, нереально завтра, послезавтра – посмотрим.
Меня нет и какое-то время не будет. Самоустранение без самоубийства, и все относительно довольны. Я добровольно уволился из жизни, прежде всего из своей, при этом никуда не исчезнув. Гениальностью идея и не пахнет, зато никто особо не пострадал.
Привык ни о чем не сожалеть, а от древних привычек, как известно, непросто отказаться. Значит, это что-то иное – чувство вины? Власть несбывшегося?
Да ну ее к черту.
Странно жить в мире людей, для которых чувство тепла внутри немедленно объясняется изжогой. Странно жить в мире людей. Странно жить в мире. Странно жить.
Да и вообще странно, честно говоря. Прогуливаясь по владениям своим, пытаясь отыскать звезды на ночном небе, нередко при взгляде наверх я вижу (или кажется мне?), что что-то не так. А потом смотришь вперед, и понимаешь – все не так. Вообще все. Не тот город, не те стены, не та дорога, даже небо – чужое. И вместо поезда летишь почему-то в самолете, так что и выпрыгивать на ходу несколько небезопасно. А куда летишь – фиг его знает.
В любом случае нужно будет собрать себя с пола и уехать однажды. В этом городе нет выхода к морю.
Нет выхода.