Так странно вышло, что я прочитала часть "Отверженных" и думала, что дочитала их до конца.
Для тех, кто тоже читал и Гюго, и меня сейчас, скажу точно на каком моменте.
Когда начинается революция в Париже, Мариус руководит защитой баррикады, а Жан Вальжан читает письмо Мариуса Козетте и уходит в направлении баррикады.

Так вот. Приняв этот решительный поворот сюжета за конец, я во-первых очень обиделась на Гюго. Во-вторых меня осенил один огромный вопрос.

И до того, как я дочитаю книгу и узнаю, что об этом думал сам Гюго, я хочу высказаться.
Кто ж из них, блин, любил?
Понятно, что любили все, но кто из них любил так, как было угодно судьбе, Господу Б-гу и самому Гюго?
Ну и его преданному читателю соответственно.

Любила ли Эпонина? Это жалкое, при этом чистое существо, которое, может, и испытало в жизни единственное светлое чувство? Которая хотела погубить Мариуса из-за ревности, однако спасла его ценой собственной жизни? Жалко даже немного, что лучшее в ней вознеслось над худшим в самый последний момент. В смысле жалко, что ей пришлось умереть после такого-то озарения.

Ну или же Жан Вальжан, который в любовь вкладывал самого себя. Любивший однажды и так сильно, что не имел ничего кроме этой любви. Но и не готовый расстаться с Козеттой, как он был бы не готов расстаться с самим собой.

Или Мариус, который в любви обрел прозрение, решившийся на жертвы, обретающий смелость и волю к жизни через эту самую непорочную любовь.
В нем она была как сама жизнь, оживляющая и свежая, молодая и сильная, как он сам.

Ну или Козетта, которая принадлежала своей любви как и принадлежала ей когда-то ее мать Фантина. Безотчетно влекомая неизвестными для нее, но глубокими чувствами.

Такие вот пирожки.