Сказка.
Сыр.

Он никогда не любил сыра, особенно по утрам.
Обычно, он вставал довольно рано и умывался клюквенным соком.
Полотенца всегда были чуть влажными от росы, собирающейся на лилиях, заточённых в его ванной. Солнце улыбалось лукаво, глядя под углом, равным одному мгновению до.
Он вычислял совесть. Это была его работа. Сколько она весит, что предпочитает из напитков, какое время суток её любимое, какой тип людей наиболее для неё привлекателен…
От этого занятия у него стала проявляться особая чувствительность к кудрям и ямочкам на щеках. И вот, однажды, он влюбился. Да, да, в ту самую кудрявую девушку, что жила среди подсолнухов уже триста тысяч лунных вдов.
Он гладил её ногти, смотрел на веснушчатые пятки, поил жемчугом. А она всё ждала единорога. Он должен был появиться с минуты на минуту, но минуты складывались в часы, часы в сутки, сутки в месяцы, а месяцы в годы… его всё не было.
И вот однажды она надела перстень из ржаного колоса, вплела волосы в гнездо пролетавшей рядом ласточки и побежала навстречу своему дыханию.
Она долго бежала, так долго, что он не успел её догнать. А ей было легко, так легко, что даже в коленках щекотно. И тогда, впервые в жизни, он заплакал солью. Её кристаллы, гранёные, как алмаз, разбивались о голубой кафель его шалаша.
К нему не шел сон.
Днём он кормил обезьян молодыми звёздами, а ночью выращивал на окне герань.
Сон не шел.
И опять не шел.
Да, определённо не шел.
Тогда он перестал его ждать, и её заодно.
Он просто сел напротив себя самого и улыбнулся одними только бровями. Его сердце стало совсем маленьким, просто крохотным.
Потом, чуть погодя, когда руки собирали тыкву, оно вдруг начало желтеть.
Время шло, а сердце всё желтело и вспоминало веснушчатые пятки той, что жила среди подсолнухов.
А потом оно стало кусочком терпко-сладкого сыра Мааздам.
Дырка за дыркой появлялась в нём пустота.
Время всё ещё шло, а дырки всё появлялись, одна за другой.
И вот однажды дырок стало так много, что не осталось самого сердца.
А он.., он никогда не любил сыра, особенно по утрам.