Как-то раз после спектакля я шла по коридору мимо его гримерной. Дверь была приоткрыта, и меня охватило непреодолимое желание узнать, здесь ли он еще. Бесшумно, как в детстве, я подкралась к входу и на секунду бросила беглый взгляд в комнату. Он сидел перед зеркалом наедине с собой, не подозревая о моем тайном присутствии. От этой странной близости закружилась голова, по жилам потек небесно-голубой восторг. Я не решилась войти к нему, но продолжала наблюдать, вкушая сладость запретного. Он находился в той же задумчивости, слегка уставший после выступления, а потом внезапно оживился и весело улыбнулся своему прекрасному отражению, любуясь им. Завороженная этим взглядом, я сама стала, как зеркало, отражающее его. Безупречные черты, будто нарочно созданные рукой божественного живописца, чтобы разбивать сердца. Сколько в них молодости, нежности, природного аристократизма! Прекрасный принц, Жюльен Сорель, Феб де Шатопер, юный Эдмон Дантес. Слегка прищурил глаза, и от этого их бархатная темнота стала еще прекраснее. Вечерний свет, плававший в зеркале, придавал ему необычайное сходство с водной гладью, а справа в нем отражалось что-то желтое. Боже, маленький букетик нарциссов, скромно стоявший на столе! И тогда меня вдруг озарило: самовлюбленный Нарцисс, прекрасный и холодный, горделивый и равнодушный к чужой любви. Да, у тебя ее было слишком много, что ты разучился ее ценить. Я вспомнила, как на сцене он наслаждался своим успехом, как гордился своим талантом, как часто тайно чувствовал себя гением и богом, под шагами которого земля превращается в цветы. Он знал, что красив, и умел этим пользоваться, завораживая магнетизмом своей улыбки и покоряя магией взгляда. Я не хочу осуждать тебя, любимый, знаю, что всего ты добился сам, что твоя волшебная красота и обаяние даны тебе от Бога, что я сама попала в их сети, но тайно живущий в тебе Нарцисс убивает меня, безжалостно раня сердце. Тогда я чувствую себя настолько маленькой и беспомощной, что, кажется, недостойна даже думать о тебе. Но, несмотря на свое ничтожество, не могу запретить себе любить тебя. И зачем, обреченная на нелюбовь, снова рвется к тебе душа моя? «О, Нарцисс, Нарцисс!» -- воскликнула скорбная нимфа Эхо, беспомощно протягивая руки в пустоту, а потом отошла от гримерной.