(1994, 2000 гг.)

В аэропорту Бен Гурион встречает жара, как в парной. Оттуда до Иерусалима около получаса. Еду к тёте в гости. Меня встречают знакомые на машине – супружеская пара. Они возбуждены, всё время разговаривают на повышенных тонах (темперамент такой). Посередине дороги в машине кончился бензин. Проезжий араб поделился. Уже почти на месте они долго расспрашивали, где нужная мне улица (я на иврите не говорю, ничего не понимаю, правда, захватила с собой разговорник, который недели за две до поездки пыталась штудировать). Запомнилось что-то обрывочное, вроде «шалош лахманийот» - три булочки; «хайом йом ришон» - сегодня воскресенье. Ещё отдельные слова: «р’хов» - улица, «тахана» - остановка. Все автобусы из аэропорта и других городов едут на центральную автобусную станцию – «тахана мерказит».

Тётя живёт в съёмной квартире вместе с соседкой – Ирэной, бывшей преподавательницей консерватории из Петербурга. Половина вещей так и остались нераспакованными, хотя приехала она в Израиль уже несколько лет назад. Прежде жила у племянницы, но потом отделилась. В этом был свой резон: квартира чужая, хотя и был заключён договор на срок съёма. Однако при мне (я жила целый месяц) вскоре выяснилось, что у хозяйки изменились планы и она надумала квартиру продать, Надо было срочно искать новую. Дочка соседки с мужем нашли подходящую квартиру по объявлению, в том же квартале района Гило – окраинного района Иерусалима. Переезжать надо было сразу: здесь надо всё делать быстро, пока не раздумают.

Дома в Иерусалиме стандартные: все белого цвета (будто бы в своё время так распорядился губернатор, ещё до плучения Израилем независимости), четырёхэтажные. Без лифта. Тут своя хитрость: местность в Иерусалиме пересечённая и дома расположены на склонах холмов. Часто вход в дом оказывался не с первого этажа, а со второго, а лифты положены, если в доме 4 этажа и больше. Благодаря входу со второго этажа можно обойтись и без лифта. Квартиры стандартные: холл и две спальни. Тётя делила с соседкой холл. За телефон и за все услуги плата начисляется по факту расхода. Все телефонные разговоры тётя и соседка фиксируют по времени и записывают каждая свои. Центрального отопления нет. Горячая вода за счёт солнечной батареи на крыше каждого дома. Специальный балкон для сушки белья, без дна, с протянутыми верёвками (или струнами). На прежней квартире у тёти был ещё один балкон – настоящий, с дном.

Вход из холла в спальни не слишком удобен для проноса вещей: небольшое расстояние между дверями обеих спален, расположенных под углом. У Ирэны – пианино, которое никак не пролезало. Грузчики – местные ребята, говорившие только на иврите, никак не могли его пронести (его надо было тащить на специальных ремнях). Они просто хулиганили: бренчали по клавишам, гоготали. В конце концов, их прогнали и Ирэна позвонила в Питерское землячество. Прибыли русскоязычные грузчики: скромные, интеллигентного вида. Один из них представился: Лазарь.

Из комнаты виден прекрасный горный пейзаж. Утро. Женский голос долго зовёт на одной ноте: - Ронииииит! Рониииит! (имя соседки с верхнего этажа). У нас бы кричали с другой интонацией: - c повышением и понижением тона, по гласным, как по ухабам. Открывается форточка: - Макара? (Что?)
У соседки – худой, ещё молодой женщины уже четверо детей, целый выводок. Она религиозна, а в таких семьях помногу детей.

Иерусалим – город на горе. В него не просто въезжаешь – поднимаешься. Отсюда слово «алим», «алия» - иммигранты. Не просто прибывающие, но восходящие. Гило, район, где жила тётя – на другой горе, более высокой. С неё открываются великолепные виды: вечером на спираль огней вдоль шоссе, днём – на противоположную сторону с распаханными террасами – арабскими селениями. (Когда я была, ещё не обстреливали). Рядом – современная синагога (они в каждом квартале). Интересно было наблюдать, как по субботам (в шаббат) мамаши ведут в синагогу своих разряженных детей: праздник. Поздравление: шаббат шалом! Шаббат начинается ещё в пятницу, после захода солнца, с первой звездой. Те, кто строго соблюдает обычаи не имеют права ничего делать. У племянницы сын ревностно соблюдает обычаи. Они в шаббат даже не гасят свет в доме: он отключается автоматически. Праздничные свечи должны зажигать женщины, при этом читают молитву. За столом, перед общей трапезой, преломляют хлеб – халу.
Племянница тёти и её муж - музыканты. Они дают много уроков и ездят по разным районам Иерусалима. Когда племянница едет в религиозную семью, обязательно надевает длинную юбку до пола: религиозные женщины носят длинную одежду, чулки (даже в самую жару), закрывают волосы шляпкой или носят парик. Нерелигиозные, особенно молодёжь, ходят в брюках, шортах.

В синагоге женщины молятся отдельно от мужчин, на балконе. Мужчины – в партере. Раввин читает что-нибудь из Торы, а в перерывах все встают и поют субботнюю песню. Как мне рассказали, субботу сравнивают с невестой, призывают её встретить радостно. Перед нами пюпитры, на которых лежат молитвенники. Девочка школьного возраста трогательно ухаживает за старушкой, тётиной сестрой. Она перелистывает ей страницы, указывает на тот отрывок, который читается. Молится, смешно по детски быстро кланяясь, словно клюёт носом.

Все пешие экскурсии начинаются у стены старого города, у Яффских ворот. Стена возведена турками в XV веке. Она из светлого песчаника, сложена из блоков, между которыми пробиваются разные вьющиеся растения. Жду начала экскурсии. За воротами множество ювелирных и сувенирных лавок и их хозяева, завидев меня начинают тут же предлагать свой товар. С трудом от них отделываюсь, говоря по-английски, по-французски, что у меня нет денег. Меня спасает только экскурсия. Мало того, они меня встретили на обратном пути и я удирала от них в город. Исторический центр – самая древняя и экзотическая часть Иерусалима. Там расположены 4 квартала: арабский, христианский (греческий), армянский и еврейский. Арабский квартал – прямо, напротив входа, это сплошной базар: узкие улочки с колеями для повозок и ступеньками (местность пересечённая), переходящие в крытые галереи. Между арабским и хрстианским кварталом – Виа Долороза, скорбный путь Христа. Теперь там вовсю торгуют сувенирами, посвящёнными Христу. По этой улице можно дойти прямо к Гробу Господню – церкви с гробом Христа. Там можно приобрести крестик и освятить его, опустив в специальное углубление. Экскурсовод – женщина из Питербурга родом, худая, загорелая, ведёт группу, поднимая вверх подобие флага: цветной платок на палке. Жарко, поэтому она останавливается для рассказа в тени. Рядом снуют смуглые цыганистые дети, торгующие открытками, зазывают на разных языках, в том числе и на ломанном русском: - Три шекель! Три шекель! Мы уже накупили всё, что можно и отказываемся от их услуг. Тогда один пацан лет 10-12 вдруг стал рядом с группой и начал нахально свистеть. Никак не унимается, а слушается он только своих. Наконец кто-то из взрослых его увёл.

Стена плача. На входе и выходе проверки, как и во всех местах массового скопления людей. Слева молются женщины, справа – мужчины. Кланяются и суют в стену бумажки – с желаниями. Сама стена была также достроена уже турками, от времён Ирода остался только нижний слой.

По городу спокойно бродит множество кошек – гладких и худых. Они чувствуют себя здесь вольготно.

В Иерусалиме климат особый: 700 м над уровнем моря, поэтому жара сухая, в пот не бросает. Нас, однако, предупреждают, что надо пить несмотря на отсутствие жажды. Все носят с собой минералку, соки и понемножку пьют, по нескольку глотков. Если не пить – может быть обезвоживание.

Гуляла по центру. На улице жара, а в магазинах и автобусах прохлада: кондиционеры. Маленькие магазинчики безлюдны, поэтому входящий сразу привлекает к себе пристальное внимание продавца (а может и хозяина). Захожу из любопытства, смотрю брюки. Продавец тут же подлетает, называет цену. Говорю, что мне слишком дорого. Он называет другую. Потом отвлёкся и я вышла на улицу, но не тут-то было! Он догнал меня и продолжал сбавлять цену. Наконец, не выдержала и купила брюки. Муж, кстати, был доволен.

В центре Иерусалима есть огромный рынок - шук, настоящий восточный базар на целый квартал. Торговцы кричат, зазывают. Там принято торговаться, даже считается хорошим тоном. Купить можно всё: от продуктов до посуды и вещей. Магазины, особенно супермаркеты дороже.
Есть и специальный магазин, где репатриантам можно купить продукты со скидкой. Стоят банки, всё написано на иврите - и вдруг: "солёные огурцы", по-русски. (Остальные, видимо, маринованные). На коробке: "гречневая крупа" - тоже по-русски.

Объехать Израиль на автобусе можно за день: страна небольшая. Проехали через Иерихон – город палестинских арабов. Палестинские флаги, милиция (в 1994 г. ещё было всё спокойно), но даже тогда на обратном пути, вечером, пришлось делать лишний крюк и объезжать город: могли забросать камнями.

Понравился парк, разбитый Ротшильдом, с невиданными деревьями: ветки, достигая земли, врастают и дают жизнь новым деревьям. Не дерево – целый лес! И специальная клумба с пахучими кустарниками. Сад для слепых. Каждый куст со своим запахом. Можно потрогать руками и понюхать. Надписи на латыни и азбукой для слепых.

На Средиземном море – север Израиля – развалины Кейсарии или Цезареи: римский амфитеатр, колонны. И остатки замка крестоносцев.

Наконец добрались до пляжа. Купаться! Все наши рванули к буйкам (вернее, флажкам). В рупор кричат: - ГевЭрэт, гевЭрет! (госпожа, госпожа!)…Куда там! Госпожи и господа дорвались и кинулись в заплыв.

Наконец месяц пролетел, пора возвращаться. Поехала в центр города заказывать такси – и вдруг с ужасом поняла, что забыла телефон тёти, где я жила.
А ведь я подготовилась: не надеясь на своё английское произношение, не стала заказывать такси по телефону, написала всё на бумажке. Забыла первые три цифры напрочь, остальные помнила приблизительно. Смуглый мужчина арабского вида, принимавший заказ, когда я написала ему то, что помнила, отрицательно покачал головой. Что делать? Возвращаться далеко, а на завтра у меня билеты на самолёт. Меня аж пот прошиб. Мужчина, улыбаясь, ободряюще погладил меня поруке, от самого плеча до кисти, в голове что-то щёлкнуло – и я вспомнила! Написала снова. Он закивал уже утвердительно. Может, он маг?

Такси – микроавтобус. Объезжает по кварталу и собирает всех, кто заказывал. Рядом со мной оказался один скульптор, который приехал в Израиль с семьёй и едет теперь в гости к родственникам в Москву. Он рассказывает, что в ортодоксальном квартале чуть не забили женщину камнями: муж заподозрил измену. Древние обычаи оказались живучими. Полиция еле отбила. Дикость!

В аэропорту пришлось пройти строгую проверку. Меня об этом проинструктировал скульптор в такси. Ко мне подошёл с переводчиком служащий и начал задавать вопросы: - Нет ли у вас чужих вещей, не везёте ли с собой чужих писем? Я отвечала отрицательно, хотя чужие письма и вправду были: на концерте накануне мне надавали кучу писем незнакомые мне, но знакомые тётиной племяннице люди. По приезде я обзвонила всех и письма раздала. Такой обычай.
А в 2000 г. был вообще казус: тётя сунула мне по доброте душевной аж 4 плитки шоколада, так в аэропорту эти плитки заинтриговали таможенников. Их у меня взяли, что-то с ними делали минут 7, но потом вернули. Может, дали понюхать собаке?

Вернулась, сохранив на некоторое время аромат страны и людей.

Прощай, Иерусалим, город контрастов! До свидания!
[600x450]