1. Пир.
Последний корпоротив у суффета Гамилькара как-то сразу не задался… До такого еще надо было суметь додуматься – устроить банкет для солдат на заднем дворе, заколотив при этом клозеты дабы не воняло. Впрочем, вначале до клозетов никому не было никакого дела - все были поглощены мыслями о трапезе. А что оставалось делать, если есть эти мичуринские ночные кошмары не представлялось возможным?
К столу в ту ночь были поданы шелкобрюхие тушканчики в собственном соку, морские ежи-альбиносы, запеченные под шкурками морских зайцев-гермафродитов, лысые муравьеды, запеченные изнутри посредством раскаленного вертела, сивые мерины и – особое лакомство! – фиолетовые бабуины, заваренные в медовухе. По мордам бабуинов было видно, что варили их, вероятнее всего заживо. Некоторых недоварили и они все еще пытались размножаться.
Солдаты, смотря на эту благодать и думая, с какой стороны к ней подступиться, вдруг обнаружили, что выданные им две цистерны самогона скоропостижно закончились…
Военачальник Гискон, придя, поглядев на ошалелую ватагу и получив вслед волшебный пендель, гордо удалился.
Тем временем те, кому досталось поменьше самогона, начали думать, чем бы закусить. «Ну что за праздник без рыбалки!» – решили они.
Вломившись с заднего двора на самый что ни на есть передний, они принялись вылавливать из царского бассейна жирных рыбок в цацках, со скабрезным намерением сварить из них уху… Рыбки были непростые, а волшебные и, пока варились, успели обложить солдат трехэтажным матом.
Заодно солдаты освободили из соседних бараков отряд гастарбайтеров, чьи паспорта были нагло изъяты Гамилькаром. Чтобы они тоже порадовались и поели ушицы… Ведь после двух цистерн самогона все люди – братья.
При этом у котлов с ухой началась давка. Один наемник-галл, отпихивая в сторону черного наемника, заявил ему:
- Вали отсюда, негра нечесаная!
На что тот глубокомысленно отметил:
- Это неполиткорректно! Надо говорить афро-карфагенянин!
Завязалась драка, в результате которой восемь из десяти котлов с ухой оказались перевернуты, один – уцелел, а один – надет на чью-то голову.
Но вдруг все стихло. Все взгляды оказались устремлены к парадной лестнице дворца, по которой спускалась дочь суффета – прекрасная Саламбо. Одежды ее, легкие, как чешуя мурены, вились, извивались, колыхались, трепетали вокруг ее дивного, стройного, гордого и пока еще непреклонного девичьего стана. Ее пышные косы, посыпанные ультрафиолетовым тальком, фосфоресцировали в лунном сиянии, а нити жемчуга, обвешанные по окружности головы, покачивались, явно ловя сигналы от богини Танит.
Разумеется, прекрасная Саламбо не могла доверяться лишь нитям и иногда вступала с богиней в непосредственные сеансы связи, путем воскурения и курения благовоний.
Как раз после такого сеанса прекрасная Саламбо и вышла в сад, дабы нести варварам весть о мире во всем мире.
- Ребята… - протянула она, сладко улыбаясь. – Ну, давайте жить дружно… А то что же это – напились, разбуянились, весь дворец перебудили, слонов изнасиловали, рыбок моих… Уй, изьверги!
Лишь тут Саламбо заметила, что же приключилась с ее чешуйчатыми любимцами. Горько причитая, она принялась называть рыбок по именам, потом – по номерам, а затем – по позывным. Не дозвавшись своих корюшек, она отправилась вглубь сада говорить с деревьями.
Тем временем два гарных хлопца – Мато и Нар Гавас – наблюдали за ней во все свои горящие от похоти глаза. Из них двоих красавица заприметила Мато, который, как и положено настоящему мужику, был могуч, вонюч и волосат. И тут же предложила ему выпить с ней на брудершафт.
Подвыпившие солдаты принялись кричать «Горько! Горько!» А обиженный Нар Гавас стал кидаться в Мато посторонними предметами. Завязалась разборка в стиле салунов на Диком Западе. Солдат с котелком на голове, пришедший было в себя, увидел, что творится вокруг, снова одел котелок на голову и прикинулся валенком.
Под шумок Саламбо смылась докуривать благовония. Мато рванул следом, в ее пентхауз. По дороге Спендий, один из освобожденных гасторбайтеров, уговаривал его пошариться по здешним сейфам, которые он знал наперечет и убеждал, что они срубят здесь нехилые бабки.
Но ни бабок, ни девки они в ту ночь не поимели.
Все войско наемников за галдеж, грабеж и хулиганство, было торжественно выдворено из Карфагена. Чуть поотставшим и наименее везучим наемникам жителями города была устроена «темная» в масштабах народного гуляния.
Остальная же часть войска продвигалась вперед, наслаждаясь красотами Северной Африки и тихим постаныванием распятых на кактусах хамелеонов…
Но это уже совсем другая история.