[500x500]
Настроение сейчас - СуперррОборотни
Так бывает: воет собака, воет всю ночь, тоскливо,
заливисто: -- Чья такая? Выйдут, посмотрят.
Свои собаки все по местам и всегда в такую ночь притихшие,
куда-нибудь подальше забились. Видно, что боятся.
Ну, прислушаются люди, откуда вой, тихонько проберутся,
чтоб не спугнуть, и увидят. Большею частью где-нибудь на
задворках, в бурьяне, в огороде, где поглуше, лежит собака,
морду к луне закинула и воет.
Собака, на первый взгляд, будто и настоящая, но человек
опытный живо поймет, в чем дело. Такая собака бывает очень
большая, непременно белая, но до полспины у нее темная, либо
рыжая, полоса, широкая идет, начиная от лба, будто коса
распущена. И главное, к чему надо приглядеться -- такая собака
тени не бросает. Если это замечено -- тогда все ясно. Перед
вами -- оборотень.
Часто встречаются еще оборотни-кошки. Те норовят,
наоборот, шмыгать к людям поближе.
Кошка-оборотень всегда очень большая, черная и непременно
с отметиной: либо лапа белая (это чаще всего), либо на спине
полоса. Шея у такой кошки очень длинная, и вся она худая,
жилистая. И тоже, конечно, тени не бросает.
Оборотни эти, которые по чужим дворам шляются -- большею
частью женщины и приходят либо из ревности какую-нибудь гадость
сделать, либо от злости, но также и от большой тоски. От
большой злобной тоски принимают они чаще всего облик собаки,
потому что тогда можно выть на луну, а им свою тоску избыть,
извыть надо.
Кошки-оборотни, те больше что-нибудь выслеживают,
высматривают, чтобы потом в человечьем виде наплести и
напортить.
От такой кошки укрыться трудно. Да и придет ли в голову?
Зарыл, например, старичок кубышку в саду под липкой.
Нарочно ночь выбрал самую черную. И знает, что никто его видеть
не мог. Кошка, действительно, мимо ног шмыгнула...
А на другой день встречает за воротами бабу. -- Что,
старичок, -- говорит баба, -- землю-то нынче копать весело, аль
не весело? А сама смотрит и не моргнет. Ясное дело -- знает
что-то. А откуда дозналась?
Вот тут голову и поломаешь! Вспомнишь кошку -- откуда
такая взялась? Никакой кошки в доме нет, у соседки маленькая
рыженькая, а эта огромная черная. Почему ночью в сад шмыгнула
как раз в такое время?
И начнет обеспокоенный старичок за бабой примечать. Шепнет
словечко одному, другому, а там и пошлое Поймают.
Была такая баба на подозрении (дело было в Белоруссии). И
вот идут все в поле на работу, а она не выходит. Заглянула
соседка в ней в избу. Лежит баба на печке, стонет. "Вечером, --
говорит, -- пошла овцу запирать, да на борону споткнулась, ногу
перешибла, мало не сломала".
Рассказала соседка по селу, а там уже знают: -- Слыхали,
що она зюкает! "Зюкает" значит "говорит".
-- Знаем мы ее борону! Ночесь Максимке кошкой под ноги
кинулась, тай он в нее поленцем швырнул, лапу перешиб. Вот ее
борона.
Чуть бабу не убили, да помещик помер, беду отвлек. Самые
зловещие оборотни -- волки. Они всегда на человека несчастье
наводят.
Оборотень-волк тоже редко бывает мужчиной. Поэтому часто
это не волк, а волчиха. Такие волчихи завлекают охотников,
заводят их осенью в топлые места, зимой в полынью, или в ту
усадьбу, где лучше бы этому охотнику не показываться, где будет
от его появления горе или гибель ему самому, либо его близким.
О таких волчихах-оборотнях существует у западных народов
много легенд. Встречаются в этих легендах волчихи и
беззлобивые, а только свободолюбивые. Из строгого и унылого
рыцарского замка, запертая под суровый надзор злым и нелюбимым
мужем, рвалась женская душа на свободу, на дикую волю, рыскать
и кружить по полям, по лесам, вольным диким зверем. Не шкурку
трусливого зайца или осторожной лисы и даже не сильного, но
добродушного медведя выбирала себе ее рвущаяся из гнета
фантазия, а именно клыки, когти, могучую злую силу, быстрые
ноги, зловещий вой. Именно это и было любо душе запертой --
вырваться, к месту прикованной -- бежать, мчаться безудержно,
запуганной -- пугать, загубленной -- мстить и губить.
* * *
Была я когда-то в гостях у друзей. Купили они именье у
купца. Купец владел этим имением недолго, отстроил новый дом,
почти там и не жил и решил продать. Думал было пустить дом под
дачников на лето, но место было глухое, не особенно живописное,
городишко по соседству маленький, у горожан свои сады, никто на
лето не уезжал и в дачах не нуждался. Вот он и продал.
Усадьба была довольно странная -- вся какая-то кривая. Дом
новый, небольшой, двухэтажный, деревянный, под ярко-зеленой
крышей, перед домом круглый луг, а на лугу две огромных елки, к
дому боком.
За лужком великолепный парк и тоже все аллеи, все дорожки
не вдоль, а поперек. Что за странность?
Не желая обидеть хозяев, я нашла, что это очень
оригинально. Но тут хозяева объяснили, что старый помещичий
родовой дом стоял когда-то как раз против елок ели ему подъезд
сторожили. Но дом давно был заброшен, разрушен, и купец, начав
новую стройку, набрал с него только камни на фундамент, а дом
пожелал перенести на новое место, потому что старое считалось
несчастливым. Там когда-то, как будто еще в екатерининские
времена, помещик жену из ружья убил. Его судили и не то
казнили, не то сослали, а усадьбу с тех пор забросили никто там
и не жил. И парк такой запущенный был, что зимой в нем волки
бегали. Это уже купец расчистил под в дачников,
Те места, где когда-то разыгралась драма, всегда носят на
себе особый отпечаток. Неспокойно в них, не веришь в их ясное
солнце, в их тихую ночь. Что-то нарушено в них, оборвано,
сдвинуто, пульс земли, эманации вещей перебиты и не могут войти
в прежний темп... Я ночевала в этой усадьбе. Ночь была лунная.
Сильная луна чувствовалась сквозь штору, мешала спать.
Я подошла к окну: через лужок тихо бежала большая горбатая
не то собака, не то волк. Бежала, припадая на переднюю лапу, и
лапа эта была белая. Жесткая шерсть иголками блестела в луне.
Чудище завернуло за елки туда, где был прежде старый дом, и
сгинуло.
Утром все весело подтрунивали над моим "волком с белой
лапой". -- Не было ли на нем ошейника? -- Или намордника?
Однако в усадьбе такой собаки, как я описала, не было...
Остался у меня какой-то неприятный привкус и от этой
кривой усадьбы, и от тоскливой, какой-то чрезмерной луны, и
главное, от странного горбатого полуволка.
Я больше там не бывала, но, встретив владельцев кривой
усадьбы уже зимой в городе, услышала от них легенду старого
дома, которую они тогда, летом, еще и не знали.
Легенда была следующая: жил в этой усадьбе законный
наследственный помещик, отставной гусар. Жену себе взял
откуда-то из Литвы, -- как всегда в легендах говорится --
красавицу писаную. Нрава гусар был тяжелого, жену ревновал,
держал взаперти и никому не показывал. А когда ездил в гости
или на охоту, ее с собою не брал и даже особого сторожа завел
из бывших своих солдат, чтобы за барыней следил, глаз не
спускал. А барыня была тихая, покорная, воле мужа подчинялась,
только он почему-то все ей не верил.
Вот раз поехал он к соседям на охоту и поздно ночью
возвращался один домой. И вот чувствует -- конь под ним чего-то
беспокоится. Пригляделся и видит -- здоровенная волчиха бежит
краем леса, по его же дороге. Он за ней. Она от него, а не
сворачивает, а бежит прямо к усадьбе. Он схватил ружье,
выпалил. Смотрит -- она на переднюю лапу припадать стала,
однако, бежит. До забора добежала, как собака присела (видно,
там какой-то лаз знала) и сгинула в парке. Гусар прискакал
домой. Во дворе тихо, собаки не воют. Отдал лошадь конюху,
поднялся в спальню, разбудил жену. Рассказывает ей про волка,
она удивляется, прямо верить не хочет.
-- Да что ты? -- говорит. -- Быть этого не может! Это тебе
все показалось.
А сама лежит бледная-бледная и одеялом по горло закрыта.
На утро проснулся он -- а жена и не встает. Не здоровится
ей. Испугался гусар:
-- Да что же, говорит, с тобой такое? Одеяло-то сдернул и
видит -- у нее рука тряпкой перевязана.
-- А я, говорит, вишни собирала, лесенку подставила,
ступенька обломилась, я себе рученьку ободрала.
Ну тот поверил, пожалел. А потом стало на него сомненье
находить. "Какие же, -- думает, -- она вишни рвала, когда
теперь осень на дворе?"
Пошел в сад, лесенку отыскал, смотрит -- все ступеньки
целы. Думает, думает -- понять ничего не может. А тут опять
позвали его соседи на охоту. Уезжая, велел жене из дому не
выходить и сторожу, что из бывших солдат, приказал
строго-настрого дом караулить.
Поехал. И опять поздно ночью едет домой. Едет, а сам все
по сторонам посматривает. И вот видит, что не в стороне, а
прямо перед ним бежит та самая волчиха бежит, хромает, на лапу
припадает, а лапа у нее белой тряпкой перевязана.
Он и понимает и понимать не смеет. Коню шпоры дал, мчится,
дух захватывает, а та все перед ним, и догнать он ее не может.
И вот уже усадьба видна. Лошадь храпит, из сил выбивается.
Подлетают к парку, присела волчиха, хочет в свой лаз шмыгнуть,
а гусара тут и осенило: схватил ружье, сам себя не помня,
перекрестил дуло, нацелился и пальнул. Рухнула волчиха, да
вдруг как застонет.
Спрыгнул он с коня, бежит к ней, нагнулся -- ночью-то
плохо видно. Нагнулся -- а перед ним лежит его жена, тихенькая
такая, горькая, платьице на ней рваное. Посмотрела на него с
укором, ничего не сказала и глаза завела. Умерла. На суде ему
не поверили. Судили как убийцу.
Если Вам понравилось начало,то можете прочитать всё остальное здесь