Это цитата сообщения AmYulija555 Оригинальное сообщение

Из ФИЛЬМА: Living with Michael Jackson - ОТРЫВКИ в ПЕРЕВОДЕ



[491x699]

– Ты помнишь, как ты впервые обнаружил, что у тебя есть особый музыкальный талант?

– Моя мать однажды застала меня, когда я застилал свою постель и пел. И она сказала отцу, что я умею петь, но он не хотел об этом слышать, он сказал, что главный певец в группе – Джермен. Мать сказала: «Джо, тебе действительно надо послушать, как он поёт». Он сказал: «Нет, в группе поёт Джермен, и точка». Она всё-таки заставила его послушать меня, и с тех пор я стал певцом в группе. …Всё время в детстве, я помню, люди говорили обо мне – «это сорокадвухлетний карлик». Сперва я не понимал этого, но они имели в виду то, как я двигался на сцене, мастерство, с которым я пел…


Семейное фото Джексонов




– Кто-нибудь учил тебя этому?

– Нет. Этому не научишь. Это должно идти изнутри, это дар…Я прекрасно помню, как я ходил на студию Мотаун записываться, а прямо через улицу, напротив студии, был парк. Я слышал, как дети там веселились, играли в футбол, волейбол, бейсбол… Я помню, как много раз оглядывался, и просто закрывал лицо руками и плакал… Я так хотел поиграть иногда, но не мог. Просто не мог, я должен был идти на студию.

– Когда ты тренировался, твой отец придерживался очень строгой дисциплины. В чём это выражалось?

(Пауза)

- Хм!.. (еще пауза) …Мне не доставалось так сильно, потому что меня он использовал как пример. Он говорил: «Делайте, как Майкл». И он тренировал нас с ремнём в руке. Если ты ошибаешься, то жди, что тебя… (изображает свист ремня).



– Значит, ты говоришь, что когда ты репетировал танцевальные движения, твой отец вёл репетиции с ремнём в руке?

– Да. Он мог просто разорвать тебя, если ты ошибался. И мы не только практиковались, мы еще нервничали во время репетиций. Потому что он сидел в кресле, в руке у него был ремень, и если ты не сделаешь всё как полагается, он тебя разорвёт. Получишь по полной. Мне доставалось много раз, но я думаю, что мой брат Марлон получал больше всех, потому что ему не так легко было репетировать, и он очень старался. Отец всегда говорил: «Делай, как Майкл, делай, как Майкл». И все остальные нервничали, и я нервничал тоже. Потому что он был очень суров.

– Он бил тебя?

– Очень много.

– Только ремнём?

– Зачем ты это со мной делаешь? (Закрыв лицо рукой).. Нет, не только ремнём….

– Чем еще?

– Верёвкой… всем, что попадётся. И так сильно, как мог.

– Но ты же был всего лишь ребёнком.

– Я знаю…

– Ты был малышом, и ты создавал успешные записи...

– Я знаю… Он просто выходил из себя. Я помню, как моя мать кричала: «Джо, ты его убьёшь, остановись, ты же убьёшь его!..» А я был очень проворным, и иногда он не мог поймать меня, но если ловил – о, Боже… Это было ужасно.

Я смотрел на экран и не мог не думать о том, какой эффект оказала на маленького Майкла эта жестокость.

– Мы были в ужасе, просто в ужасе. Думаю, он до сих пор не понимает, насколько напуган -- НАПУГАН – я был. Меня просто выворачивало.

– Тебя рвало?

– Да.

– Что вызывало такую реакцию?

– Его присутствие. Один взгляд на него. Иногда я терял сознание, и мои телохранители подхватывали меня.

– Когда он бил тебя, ты ненавидел его?

– Да… Страшно ненавидел… И потому сейчас я и пальцем не трогаю моих детей, я не хочу, чтобы они когда-либо чувствовали то же самое по отношению ко мне. Никогда. И он не любил, когда мы звали его «папа», а я так хотел звать его папой… Он говорил: «Я тебе не папа, я – Джозеф», понимаешь. И я полностью простил его за всё это, так было нужно. Но я не люблю, когда мои дети зовут меня «Майкл». Я говорю – я папа. Всё наоборот теперь… И когда люди говорят – «плохое обращение», это неправильно, совершенно неправильно.

Тридцать лет спустя воспоминания были всё так же свежи. Но на размышления было мало времени. Был конец лета, и Майкл Джексон покидал Нэверленд. (Съёмки в Лас-Вегасе).

************
О детях

– Когда я однажды говорил с Принсом, он сказал мне, что у него нет мамы.

– Он сказал, что у него нет мамы?

– Да. Я сказал – Принс, а где твоя мама, и он сказал, «у меня нет мамы».

– Правильно.

– Это ты ему велел так говорить?

– Нет.

– Как по-твоему, что он имеет в виду, когда говорит, что у него нет мамы?

– То, что он сказал – что у него нет мамы.

– Не кажется ли тебе всё-таки, что детям было бы лучше поддерживать контакт с матерью?

– Нет, потому что она не… это частная информация. Она не… она не может справиться с этим.

– Она не может справиться с её собственными детьми?

– Она предпочитает, чтобы они были со мной, а не с ней.

– Ты знал, что она не хочет общаться с детьми, когда женился на ней?

– Да… Она сделала это для меня. Сделала это для меня. Она чудесный человек.

– Значит – понял ли я всё правильно: она знала, что Майкл Джексон любит детей, и знала, что Майкл Джексон хочет иметь детей…

– Да, вот поэтому. Она сказала – «тебе нужно быть папой».

– Верно, она сказала, что ты нуждаешься в том, чтобы быть папой, больше, чем она нуждается в том, чтобы быть мамой?

– Да. И она хотела сделать этот подарок мне.

– Подарок – что ты имеешь в виду?

– Подарок; я порой ходил с кукольными младенцами на руках.

– Правда?

– …потому что ужасно хотел иметь детей.

– И ты только что сказал, что твоя жена родила тебе двоих детей в подарок, потому что хотела, чтобы ты был отцом?

– Да. Это прекрасный поступок.

– Это невероятный поступок.

– Да, и есть суррогатные матери, которые делают это каждый день. В мире это происходит каждый день – это происходит и прямо сейчас.

– И так был рождён Бланкет?

– Я воспользовался суррогатной матерью и моей собственной спермой. Мои собственные клетки есть и в моих других двух детях. Всё это мои дети, но я взял суррогатную мать, и она не знает меня, я не знаю её. Так он был рождён.

– И как же ты выбрал мать?

– Для меня ничего не имело значения, кроме её здоровья. Мне неважно было, какой она расы, если она здорова, если у неё хорошее зрение… И её интеллект – я хотел знать, насколько она умна.

– Ты зачал ребёнка с чёрной женщиной.

– Конечно.

– Но я видел Бланкета, и, по-моему, можно с уверенностью сказать, что его мать была, вероятно, белой.

– Нет, ты не прав.

– Я не прав?

– Ты не прав.

– Значит, мать Бланкета чёрная. Но он такой светлый?

– Чёрных людей называют еще цветными, потому что мы бываем любого цвета, от очень белого – как мои руки – до очень тёмного, как твоя рубашка. У моего отца голубые глаза. И когда люди видят Пэрис, они всегда говорят о Дебби, но это могут быть и гены моего отца, знаешь.

– Правда?

– Конечно…

– И когда ты хочешь завести следующего ребёнка?

– Я бы хотел иметь его уже сегодня.

– Правда?

– Я думаю о том, чтобы усыновить по два ребёнка с каждого континента в мире.

– Девочку и мальчика с каждого континента?

– С каждого континента. Это моя мечта.
И вот мы вернулись к нашей встрече в Нэверленде с 12-летним Гевином. Для меня это был самый тревожащий момент за все последние восемь месяцев.

– Вот когда ты говоришь о детях; мы встретились с Гевином – и это была большая честь, встретиться с Гевином, потому что в его жизни было немало страданий – когда здесь был Гевин, он говорил о том факте, что он спал в твоей спальне.

– Да.

– Ты понимаешь, почему людей это беспокоит?

– Потому что они невежественны.

– Но следует ли 44-летнему мужчине спать в одной комнате с ребёнком, который не имеет к нему никакого родственного отношения?

– Это прекрасно.

– И это не должно беспокоить?

– Почему это должно беспокоить, в чём преступление… кто здесь Джек Потрошитель? Просто человек пытается помочь ребёнку выздороветь… Я в спальном мешке, на полу. Я уступил ему кровать, потому что с ним был еще его брат по имени Стар, и вот он и Стар заняли кровать, а я спал в спальном мешке.

– Ты когда-нибудь спал с ним в одной постели?

– Нет. Но я спал в одной постели со многими детьми. Мы спали в одной постели, когда Маколей Калкин был маленьким, Киран Калкин спал на одной стороне кровати, Маколей Калкин на другой, и еще его сёстры… мы просто все вместе валялись в постели. Мы просыпались на рассвете, надували воздушные шарики горячим воздухом, снимали всё это на плёнку, у меня есть все эти записи…

– Но правильно ли это, Майкл?

– Это совершенно правильно. Это проявление любви, это то, в чём мир нуждается сейчас – больше любви, больше сердечности…

– Мир нуждается в человеке, которому 44 года и который спит в одной постели с детьми?

– Нет, ты представляешь это… нет, ты всё это представляешь неверно.

– Ну расскажи мне, помоги мне понять…

– Ну потому что, что неправильного в том, чтобы разделять любовь? Ты не спишь вместе со своими детьми? Или с каким-нибудь другим ребёнком, который нуждается в любви, у кого не было хорошего детства…

– Нет, я бы даже не подумал…

– Это потому, что твоя душа никогда не бывала там, где бывала моя…

– Но что, по-твоему, сказали бы люди, если бы я заявил – «Я пригласил в гости нескольких друзей моей дочери или моего сына, и они будут спать в моей постели»?

– Это прекрасно!

– А что, как ты думаешь, сказали бы их родители?

– Если у них есть этот заскок, они скажут, «Нет, ты не должен», но если ты близок этой семье, если почти что член этой семьи, и ты хорошо их знаешь, и…

– Но Майкл, я бы не хотел, чтобы мои дети спали в чьей-либо постели.

– Ну, я был бы не против, если я знаю этого человека хорошо. Мы очень близкие друзья с Барри Гиббом – Пэрис и Принс могут оставаться с ним в любое время; мои дети то и дело спят вместе с другими людьми.

– И тебе это нравится?

– Всё замечательно. Это честные, очень добрые люди. Это не Джек Потрошитель.

– Полагаю, для многих людей проблема в том, что случилось в 1993 году. Или то, что тогда не случилось.

– То, что не случилось.

– Просто чтобы ты вспомнил – каково это было, когда ты впервые услышал обвинения, выдвинутые против тебя?

– Это был шок, но мне нельзя говорить об этом по закону, так что…

– Но что ты чувствовал? Я не прошу тебя говорить о том, что тогда было сказано.

– Я был в шоке, потому что… Господь знает, что я всем сердцем обожаю детей.

– Не в этом ли вся проблема, что когда ты приглашаешь детей в свою кровать, ты никогда не знаешь, что произойдёт?

– Когда ты говоришь «кровать», ты думаешь о сексе, и они говорят о сексе. А в этом нет ничего сексуального. Мы просто ложимся спать, я подтыкаю им одеяло, включаю тихую музыку, читаю книжки. Мы ложимся спать, горит камин, я приношу им горячее молоко, мы едим печенье, это очень мило, очаровательно, весь мир должен делать это…

– И ты тогда не попал в тюрьму потому, что было достигнуто финансовое соглашение с семьёй?

– Да, я не хотел, чтобы это превращалось в длинную такую теле-историю, как с О-Джеем Симпсоном, весь этот вздор, знаешь. Это было бы неправильно. Я сказал, слушайте, давайте покончим с этим. Я хочу продолжать свою жизнь. Это нелепо, с меня хватит, всё.

(Я расспрашивал его и дальше, но по соглашению о сохранении конфиденциальности, мы не можем показать вам эту часть интервью. Мои вопросы глубоко огорчили его).

– Люди больше не садятся за стол со своими отцами и матерями (Со слезами) … Семейные узы были разрушены, это отчаянно требует внимания. Почему дети приходят в школу с оружием? Они бы не… Они хотят, чтобы к ним прикоснулись, чтобы их обняли, но родители весь день заняты на работе, и оставляют их дома за компьютером, и они делают все эти безумные вещи. И это разрушает наш мир. Нам нужны эти узы снова, это очень важно, Мартин.

– Почему для тебя это так много значит?

– Просто я очень чувствителен к их боли, я очень чувствителен к семье, к состоянию людей, понимаешь. Этот вопрос значит для меня много, и я хочу помочь. Всем, чем я смогу помочь, я говорил это и прежде миллион раз, и я не боюсь говорить это. Если бы на земле больше не было детей, если бы кто-то объявил, что все дети умерли, я бы бросился с балкона немедленно – меня бы не было.

И вот я покинул Майкла Джексона, он собирался обратно в Нэверленд. Я понял, что Нэверленд – это не просто дом неподалёку от Лос-Анджелеса, это мир Майкла Джексона. Место, где его огромное богатство позволяет ему делать всё, что он хочет, когда он хочет, и как он хочет. Он создал это место и жил там с тех пор, как был ребёнком, и было ясно, что он его никогда не покидал.