Посвящяется одному человеку, нет, скорее даже ребенку, другу...

***

Мне всегда было интересно, а что будет, если просто взять и удалить все, все, что было до. Просто взять, и … раз стереть все, уйти не оглянувшись, просто удалить все…
И вот невозможное стало возможным. Как будто жизнь началась снова, с чистого листа. Я посреди пустыни, наверное, даже и не пустыни, даже в пустыне что-то да есть, просто оказалась посреди какой-то космической пустоты. И вроде бы и нет ничего, совсем ничего: ни источника света, ни того, что люди называют опорой… Но, как ни странно, эта пустота как будто светится изнутри и держит тело, почти как антигравитационное поле. Хотя, это точно не к5лосмос: вес тела не потерян, он ощущается. Как будто лечу куда-то помимо воли, меня как будто держит кто-то на весу, как умелый кукловод поддерживает на ниточках почти живую марионетку…Память… Что это?... Нет, память не потеряна, ее будто и нету вовсе. Не было ни прошлого, ни того, что это, ни даже намека, почему и зачем я здесь. Этого всего вообще нет. Исчезли сами понятия «прошлое», «настоящее», «будущее», «время» - есть только абсолютное пространство… Вечное, необъяснимо-бесконечное пространство… И это пространство тождественно и со временем, и с местоположением, и с законами физики – и вообще со всеми понятиям и знаниями, приобретенными человечеством за вековые мытарства…
Здесь не действуют законы людей: потеряны законы логики, как впрочем, и нравственные законы. Хотя если вдуматься, зачем они здесь?... Зачем в абсолютной пустоте мораль?... Зачем здесь нравственность, если здесь никого. Эта пустота моя, моя и только моя. Здесь нет никого и ничего… Ни кого и ничего, кому мои действия могли бы помешать, доставить неудобство, причинить боль... Да и действий то особых совершить здесь невозможно. Хм… разве только попробовать крикнуть? Бесполезно и бессмысленно: кроме меня здесь некому и нечему слушать и слышать. Весь звук, как будто тает, глушится, скорее, просто остается где-то на подсознательном уровне….
И вот… когда пришло истощение самих мыслей, усталость думать,… когда все ответы были разгаданы, а вопросы придуманы,… когда появились липкие сомнения: а может и меня здесь нет? Может эта абсолютная пустота и породила те импульсы, которые «я» приняла за «себя»? …. И тогда… как будто из самой пустоты появилась тонкая светлая полоска. Что самое странное: я точно понимала, что это не просто полоса света, а материальное, не воображаемое… Это явь. Это острие ножа. Оно не блестело и не светилось – оно просто было. Оно взялось ниоткуда и было порождением ничего, но при этом оно было, существовало… Этот клинок не был даже опасен в том буквальном смысле опасности стали. Хотя, не думаю, что понятие боли и опасности существовали здесь. И тем не менее сталь обладала какой-то непреодолимой, неразгаданной и неразгадываемой, неподдающейся пониманию силой. Она притягивала и манила, буквально испуская вокруг себя какие-то неизведанные силовые волны, заставляя приблизится и прикоснуться к клинку….Где-то в глубине внутренний голос истерично пытался доказать опасность стали, но не желая вслушиваться и не в силах противостоять неведомому зову – я медленно, как будто двигаясь по застывающему бетону начала приближаться… Неведомо почему все еще «осознавая» необходимость понятия времени я поняла, что сердце успело совершить шестьсот шестьдесят… пять ударов, прежде чем я достигла острия. И по-людской природе, не в силах заглушить свое любопытство я прикоснулась к холодной, гладкой, как отполированное стекло, стали……
И как только я прикоснулась к клинку, все что было забыто и потеряно вернулось. Сталь как будто вспорола швы, закрывшие память. Нахлынуло, обрушилось лавиной и затопило мое сознание. Все от чего я бежала, и все, что было до этого забыто – все вернулось, и горькой волной разочарования и безысходности захлестнуло всю меня. Вспомнилось все: вспомнились обиды и разочарования, вся жестокость окружавшего меня мира, вся бескомпромиссность и несправедливость – все, что так хотелось забыть. Вернулись и вопросы, от которых люди, казалось, могли сойти с ума, могли, но не сходили…Вернулась самая жестокая боль – боль души, когда самый близкий человек ломает твои крылья...Но вместе с этим пришло что-то новое…Знание…Оно было пугающе и прекрасно одновременно. Знание, дающее выход сразу из обоих миров: и из мира пустоты, и из мира сломанных крыльев. Знание, которое, казалось веками, ждало и подстерегало, и от него нельзя было ни уйти, ни отказаться, и отвернуться. Оно было такое же бескомпромиссное, как и мир от которого я бежала. Но вместе с тем я понимала, знала, чувствовала, что то, что диктует это знание – единственный выход и конец. И я согласилась, согласилась на такой выход…Уходя из обоих миров, я уже не думала о том, что этот выход самый жестокий и эгоистичный, я только, как провинившийся ребенок, оправдываясь твердила, что другого выхода быть не могло ….