Я помню ее пятнадцатилетней девчонкой. Когда она входила в школу, мне казалось, солнце тускнело: она затмевала его. Она словно несла свою неимоверную красоту с неподражаемым достоинством. Каждый взгляд, каждая улыбка, все в ней было неповторимо! Вокруг было множество девчат: симпатичных и не очень - но она была красивой. Она словно светилась вся, словно самим своим появлением говорила: я лучшая! И таковой и была.
Помню ее красивые руки, тонкие пальчики. Еще улыбку...эту волшебную улыбку. И смех. То тихий, почти неслышный, а то звонкий, заливистый! Когда она хохотала, мне казалось все знали по ее смеху, над чем. И глаза помню. Выразительные и глубокие. Порой смотрю на нее на уроке, а она вдруг повернется, глянет и обожжет этим мгновенным взглядом. А потом смеется надо мной. Она была именно красивой, в самом глубоком смысле этого слова. В ней было что-то непохожее ни на кого, что-то тайное, волшебное. То ли она казалась чуть взрослей, то ли была чуть выше нас всех. Но не ростом, нет. Наоборот, она была маленькой, хрупенькой...Со спины ее можно было принять за кого-то другого. Но стоило заглянуть ей в глаза и казалось: даже закаты не могут быть прелестней. Раньше я никогда не замечал этой безумной привлекательности. В начальной школе она была не то чтобы хорошенькой. Даже можно сказать нелепой: слишком черные брови, слишком пылкий румянец во все щеки и кругловатое лицо. А потом она вдруг изменилась...незаметно лицо обрело правильную форму, румянец стал не ярким, а мягким, брови аккуратно легли над веками, ничуть не мешая красоте глаз.
Каждый день она будто играла какую-то новую роль. И играла так превосходно, что невозможно было понять, какая из масок настоящая, какая она на самом деле. Та веселая, безудержная, как вчера, или та холодная, спокойная, как сегодня? Казалось, она была актрисой театра своей жизни.
Но был у нее один недостаток: любовь. Почему недостаток, спросите вы? Потому что любовь ее была безответной. Потому что рядом с Ним, с человеком которого любила, она становилась совсем иной. Щеки вспыхивали тем детским румянцем, улыбка то появлялась на лице, то исчезала. Она вся расцветала, только глаза темнели под длинными ресницами. И тогда она словно роняла всю свою красоту, теряла всю свою силу, становилась маленькой, беспомощной. В эти редкие моменты, когда она не могла сдержать своих чувств, она снимала все свои маски, подчинялась Ему. Мало кто замечал эти мгновения, мало кто улавливал эти короткие, но ослепительные вспышки искренности в ней. Их видели только те, кто неустанно следил за ней то ли из любви, то ли из ненависти. А потом она вновь брала себя в руки, улыбалась и нельзя было и представить, что какую-то минуту назад она была слаба и безвольна.
Потом мы окончили школу. И встретились только через двадцать лет. За это время я так и не обрел семьи. Были у меня девушки, и симпатичные, и умные, и добрые. Были девушки гораздо лучше ее: тихие, искренние, честные, добрые. Которые были готовы на все ради меня. Только я не любил их. В них не было того огня. Они не умели бросаться такими вроде бы обычными, но острыми, обидными словами. Они не умели так смотреть и обжигать сердце одним только взглядом. Они не умели так вовремя и так едко произносить дерзкие шутки. Они не умели вызывать восхищение одним только поворотом головы, игрой локона, движением плеча. А она умела...
Помню, как она вошла в тот день в кафе... взрослая, усталая, как сняла капюшон, и как сердце мое дрогнуло. Прическа стала совсем другая, но ничуть не портила ее. Румянец вовсе пропал, но это не старило ее. Улыбка была все та же искренняя, движения все те же неповторимые, шаги все те же легкие. Она подошла к столу, поздоровалась со всеми, села недалеко от меня. Вечер шел полным ходом, мы ели, пили. И, когда произнесли тост, она протянула бокал, чтобы чокнуться со мной. Я поднял взгляд и мы встретились глазами. Какую неистовую боль я в них увидел! То, что я замечал в ней тогда только при Нем, сейчас было в ее глазах. Нельзя описать словами: испуг, отчаянье, крик, слабый смех...
Потом она отвернулась и все стало на свои места. Все тот же красивый профиль, все тот же звонкий смех, все то же непонятное свечение.
На следующий день я узнал, что она живет одна, замуж не выходила. Как со школы была одна, так и осталась. Позвонить бы, прийти бы...увидеться...может я ее всю жизнь ищу? Нет, нет. Она слишком для меня красивая, слишком сильная, слишком божественная. И я ей непара.