Настроение сейчас - склонное к рассуждениям

Нет, рассказать все же надо. Правда, кажется, я вчера в мельчайших подробностях пересказала это всем, кому только посчастливилось попасть под горячую руку, но мне все равно мало. Поэтому вот тебе, дорогой дневник, сон, который поразил меня аж до самых фибр, или что там обычно поражается от таких снов.
Начало идиллическое. Мы с кое-кем рыжеволосым, чье имя я не упоминаю, но вы же, черт побери, меня знаете как облупленную, обменялись любимой одеждой - на память. Он мне отдал свою красную кофту с белыми полосками, а я ему - черную футболку, которую мне позапрошлым летом подарила одна старая хиппи. Так вот, ему эта футболка оказалось немного маловата, а его красная кофта на мне висела, но мы все равно были как-то так неимоверно счастливы и довольны друг другом, что это нас только еще больше грело. Фетишизм? Да, наверное, но о боги, какой фетишизм... Осталось какое-то такое чувство, абстрактное ощущение теплоты, что ли. Но снилось не только это. Вот что было дальше.
Были кабинки какие-то стремные, напоминающие душевые. Кабинки эти отбирали даже не душу, а именно человеческую суть,точнее самые ярко выраженные качества. Однако после этого человек настолько обесточивался, терял себя, и зарастал пустотой, что факт наличия души у него уже никак не заподозришь. Казалось бы, какая гадость, ну кто в здравом рассудке на такое согласится?! Однако на дворе кризис, многие терпят бедственное положение, нуждаются в деньгах - а за лишение сути дают очень большие деньги. И вот семья Сокола решилась на этот страшный шаг. Я наблюдатель, более или менее бесстрастный - просто смотрю, как входит в кабинку папа Сокола, потом выходит - теперь он больше не будет подкалывать продавцов в магазинах, шутить над учителем рисования ГенГенычем, и доводить нас с Соколом до смешливых истерик. У него отобрали его замечательное чувство юмора. Следующей в кабинку должна войти Сокол, но я предпринимаю благородный шаг: мол, ты иди, отвлеки родителей, а я влезу в кабинку вместо тебя, деньги потом отдам, не беспокойся. Она соглашается, я залезаю. И вот оно, дико реалистичное, невероятно неприятное ощущение рентгеновских лучей, выжигающих из меня нечто важное, нужное, нечто мое. Я не выдерживаю, и на половине процесса сбегаю, прячусь за шкафом. Но черное-то дело уже сделано, я вспоминаю эпизод с обменом одеждой - и никаких эмоций это во мне не вызывает. А значит, существо за шкафом кто угодно, но никак не я. От этого хочется рыдать долго, навзрыд. Ухожу потайными ходами с места преступления, надеюсь, что не поймают - и попадаю в странное место, немного похожее на заброшенную стройку. И стою я высоко, где-то на сваях, а вокруг меня сугробы, и снег сверху падает, красиво так. В этот миг отчетливо приходит понимание: я боюсь высоты, люблю снег, и еще кое-что на ум приходит, но это мое личное, так сказать, тоже из разряда "люблю". И это все - моя суть, ее не задушишь, не убьешь - дикое чувство эйфории от этого. Я вернулась, черт подери. Потом было о мирах и свободе выбора, но это уже привет Лукьяненко, "Танцы на снегу". А так самое главное - я проснулась и поняла, что пустоте во мне не место. И это просто замечательно.