В активе у британского драматурга Тома Стоппарда несколько десятков пьес, с успехом идущих на лучших театральных подмостках мира, работа над сценариями ко многим кино- и телефильмам (в их числе, "Влюбленный Шекспир" Джона Мэддена, "Отчаяние" Райнера Вернера Фассбиндера, "Империя Солнца" Стивена Спилберга и "Бразилия" Терри Гиллиама) и единственный режиссерский опыт - фильм "Розенкранц и Гильденстерн мертвы", поставленный по одноименной пьесе 1967 года, за которую Стоппард получил одну из трех своих "Тони". Пожалуй, лучшего режиссера для данной экранизации и придумать было бы сложно. Кто еще, как не автор, мог так бережно сохранить уникальную гармонию языка, особый внутренний ритм пьесы. Не поддаться на соблазн все упростить, сделать фильм более доступным и понятным, встроить в сюжетное полотно пару избитых, банальных, но неизменно срабатывающих ходов, и получить на выходе выхолощенную адаптированную версию (сколько раз уже подобное случалось при экранизации отменных книг).

          Стоппард буквально вывернул наизнанку "Гамлета", предоставив главные роли двум второстепенным шекспировским персонажам, Розенкранцу и Гильденстерну, в оригинальном произведении английского классика имевшим от силы реплик двадцать на двоих. Спустя три десятка лет Апдайк заставил читателей сочувствовать основным антигероям трагедии - Гертруде и Клавдию - но первым был именно Стоппард. Тотально обезличенные, путаемые всеми у Шекспира, Розенкранц и Гильденстерн в пьесе Стоппарда, а затем и в фильме (блестяще сыгранные Тимом Ротом и Гэри Олдменом), обретают голос и индивидуальность. Кем они были? Бесчестными шпионами на службе у Клавдия или просто случайными жертвами неудачно сложившихся обстоятельств?

          Основное действие вписано в пространство между практически дословно воспроизведенными сценами из "Гамлета". Стоит ли пересказывать сюжет возможно самого знаменитого после Библии литературного произведения западного мира? В новых сценах герои Стоппарда безуспешно пытаются освоиться в окружающей их неразберихе дворцовых интриг и смертоносных игр сильных мира сего, в которые впутаны поневоле. Ждут чего-то или кого-то в надежде на прояснение собственного предназначения и смысла происходящего вокруг. Философствуют, как бы невзначай, задаются вопросами о предопределении и свободе, случайном и закономерном, жизни и смерти. Больше о смерти - как о последнем отрицании, "бесконечном времени, в течение которого нельзя вернуться" (холодок по коже). Просто убивают время различными способами. И никак не могут отойти от замкнутой траектории прописанного Шекспиром сюжета - он мертвой хваткой держит их. Зритель прекрасно знает, чем все должно закончиться. Кажется, герои тоже чувствуют приближение неизбежной развязки. В какой-то момент проскальзывает мысль, что "должно быть, был момент, когда они могли сказать - нет", освободиться от власти рока, пойти иным путем. Но, увы…

          Розенкранц и Гильденстерн вынуждены покинуть сцену так ничего и не поняв, ни в чем не разобравшись и не получив ответа ни на один из мучивших их вопросов. И пьеса, и фильм, балансирующие где-то между театром абсурда и постмодернистской игрой в классику, подталкивают к мысли о том, что причина неудач героев кроется скорее не в беспорядке, царящем в Эльсиноре, а в хаосе более высокого порядка, в глобальной абсурдности мира и человеческого существования в нем. Любые попытки постигнуть действительность, лишенную смысла и логики, по определению обречены на провал. Иллюзию смысла дает лишь театр, в котором, по крайней мере, есть что-то бесспорное и определенное - текст исполняемой пьесы. Эту идею развивает один из ключевых героев - Актер (Ричард Дрейфус). Впрочем, и театр теряет значение в отсутствие зрителей.

          Актерская труппа играет в фильме почти мистическую роль. Финальная сцена (этого не было в пьесе), в которой актеры трогаются в путь с того самого места, где произошла их первая встреча с Розенкранцем и Гильденстерном, ставит под сомнение реальность всего предшествовавшего действия. Был ли Эльсинор? Был ли Гамлет? Были ли Розенкранц и Гильденстерн? Или только представление, разыгранное бродячими трагиками.

          Боюсь, после всего вышесказанного может сложиться впечатление, что фильм безнадежно серьезен. Это не так. Да, формально все необходимые трагедийные элементы шекспировского первоисточника сохранены - все та же бойня с восемью трупами и нелицеприятной подоплекой изо лжи и предательства. Да, в новых философских размышлениях не много оптимизма. И все же юмор, пусть абсурдный, сдвинутый по фазе, в " Розенкранц и Гильденстерн мертвы" присутствует в избытке, делая фильм невероятно смешным зрелищем. И смех, и слезы. Стоит отдать должное и игре в высшей степени колоритной пары трагиков/комиков Рота и Олдмена, и великолепному тексту Стоппарда. В этой связи не могу не сделать последнее замечание. Серьезно подпортить впечатление от "Розенкранц и Гильденстерн мертвы" может некачественный перевод, который для фильма, полного оригинального юмора почти как смертный приговор. В такой ситуации можно только посоветовать продираться сквозь халтурную работу отечественных прокатчиков, вооружившись текстом в переводе Бродского (отличный вариант). Или же штурмовать фильм в оригинале, на английском языке.