«Пожалуй, пора что ли!» – приказал себе Парасолька, поцеловал сладко спящую Симу, резко встал с кровати и зашлёпал босыми пятками по линолеуму.
Уже через несколько секунд он оказался в ванной, где первым делом освободился от малой нужды прямо в раковину, после чего влез под душ, намылил подмышки, лобок и ноги между пальцами, трижды сменил температуру воды с горячей на умеренно ледяную, почти буквально представляя себе, как ускоряют своё движение внутри его тела крошечные красные шарики под струями контрастного душа. «Хор-рошо!, – радовался майор, – ух, хорошо! Сейчас кровь-то моя разгонится, как к мозгу-то притечёт, как мысли-то мои завертятся, как пойму я наконец всё про этот грёбаный мир! Ух, хорошо!»
Он вышел из ванной, наскоро вытер свой атлетический торс и уже в красных вьетнамских шлёпанцах потопал на кухню. «Что же всё-таки делать с люком? – размышлял он, машинально проглатывая последнюю третью сосиску, – вот-вот начнётся война, придут на нашу землю враги, а где бордовая кнопка я так и не знаю. А они будут злорадствовать, а потом и вовсе возьмут нас всех в плен. И Симу, наверняка, изнасилуют!» Парасолька хотел уж было встать из-за стола, но в последний момент решил съесть ещё одну сосиску, вспомнив, что Александр Васильевич Суворов рекомендовал всем своим чудо-богатырям завтракать поплотнее, а потом уже смотреть по обстановке.

В 6.59 Парасолька был уже на плацу. «Здоровеньки булы!» – сказал ему танк.
– Здорово, ТанкО! – ответил майор. – Как боевой дух?
– Согласно уставу бронетанковых войск, товарищ майор! Пункт 4.1.1. «Утро в военной части»! – отчеканил танк и бодро качнул стволом, демонстрируя свою идеальную выправку.
– Как там с пластилином? – спросил Парасолька, не переставая думать о люке.
– Порядочек, товарищ майор! Васильевне вчера зарплату выдали. Есть пластилин. Правда, оранжевый – ну так ещё и не война!
– Как оранжевый? – возмутился майор, – Они что там, в штабе, все с ума посходили? Сегодня же рапорт стану писать! Это ж они что там о себе думают! Они думают, Директивы на них не найдётся? Да я самому Георгию Константинычу Жукову на тот свет маляву накатаю, если потребуется! Совсем охамели!
– Гм-гм-гм… – сказал танк. – Поедемте, что ли, товарищ майор?
И они поехали.
Уже на подъезде к полигону Парасолька снова заговорил о штабном самоуправстве, но уже более спокойно.
– Ну ты-то хоть меня понимаешь? Понимаешь, что я-то прав? – спросил он у танка. Тот снова кивнул стволом. – Ты же ведь зелёный, значит, и пластилин должен быть зелёный! Маскировка! Понимаешь это хоть ты?
– Конечно, товарищ майор.
И они принялись маневрировать.
Где-то во втором часу дня к майору подлетел почтовый воробей в тёмно-синей пилотке.
– Чик-чирик, вам письмо, товарищ майор! – шепнул он ему на ухо и выпустил из клюва оранжевый конверт.
– Да что ж это такое! – вскричал в сердцах Парасолька. – Что, зелёный цвет вообще отменили?!. Что-то я не понимаю! Не пролетарский он что ли?
Удостоверившись, что депеша не секретная, он сунул конверт за пазуху и продолжил свою работу. «Потом почитаю» – подумал он, по всей видимости.
Вон за той высоткой лесок есть уютный! – обратился он уже к танку, – Там бы нам остановочку сделать. Надо подрулить кое-что.
– Есть! – ответил танк.
– Едь-ка потише! – попросил майор. – Я дальше без пластилина поеду. И башней-то не верти особо, я сзади на бак присяду, почитаю чуток.
– Хозяин-барин! – весело отозвался танк.
– Не выступай, Танко! – сказал Парасолька.

Письмо, доставленное почтовым воробём, начиналось так: «Здравствуй, моя любимый! (Интересно, усмехнулся он и принялся читать дальше) Да, ты был прав (Интересно, когда это, – подумал майор, – и главное, в чём?), сложность действительно бывает двух видов. Одна плохая, мешающая постижению истины, которая всегда проста. Это такая сложность-сумбур, когда на самом деле всё просто, а нагорожен целый таки огород. И всё это для того, чтобы запутать следы или и вовсе по дурости. (ЧуднО выражается! – подумал Парасолька и хмыкнул.) Но бывает и иная сложность. Как и любая другая истина, на самом деле, это не сложность, а высшая простота, которая воспринимается как сложность только тупицами, просто неспособными к некоторым, опять же, элементарным логическим операциям. Ведь когда мы смотрим в микроскоп, мы видим ту же самую реальность, которую видим и так, но только в деталях. Поэтому вторая сложность – это, в первую очередь, сложность подробностей, тогда как первая – сложность тупых и ленивых. (Эко заворачивает! – мысленно присвистнул майор.) Как говорят у нас в Германии, каждому своё. («Ага-а, – зевнул Парасолька, – лысому – расчёска, как говорят у нас в России. Да и у кого это у нас, в Германии?» Он заглянул в конец письма, но подпись «твоя маленькая» ни о чём не говорила ему. «Гм-гм-гм. ЧуднО!» И он снова пожал плечами.) Любимый мой («Ну вот, опять!»), пожалуйста, не забывай меня никогда-никогда! Сейчас всё сложно, страшно, да и человек всегда выбирает, где и как ему лучше, а потом уже легко придумывает сложные объяснения. Я тоже знаю всё это, и не раз так было и со мной. Только… («Что только? Ага-а, интонационная пауза» – Парасолька немного пожевал собственную нижнюю губу в знак уважения к автору и продолжил чтение.) Я хочу, чтобы ты просто знал одну вещь («Легко!» – прокомментировал майор.): что бы ни случилось; сколь ни ужасным тебе покажется то, что ты непременно обо мне скоро узнаешь; и вообще, даже если перевернётся с ног на голову весь этот мир – знай, что я люблю тебя, что ты половинка моя, и я – твоя часть. Пожалуйста, знай это, мой любимый! Знай это, несмотря ни на что! Пожалуйста, не забывай меня, хотя возможно мы больше никогда не увидимся. Знай, что я буду любить тебя даже мёртвой. И ещё одно... Я никогда никому не говорила таких слов, которые только что сказала тебе…
Твой Маленькая»
«Интересное кино!, – подумал Парасолька, – Да от кого ж это письмо-то? На Симку вроде непохоже. Не её, как его, ну этот, – стыль! И конверт оранжевый и пластилин зелёный Ванятка извёл. Германия какая-то. Одним словом, чертовщина мохнатая!» Вдруг прямо у него над головой пролетел одинокий лебедь, едва не задев крылом майорову пилотку. Ему даже послышалось какое-то странное, незнакомое слово «диэсЫре». «Это ж надо! – удивился Парасолька, – Лебедь, один, без стаи, без лебедихи, да и лопочет ещё не по-нашему. Казах он что ли, или монгол какой?»
В этот момент прогремел выстрел, и одинокий лебедь упал прямо под левую гусеницу, что было весьма прискорбно, поскольку рана его, в принципе, была не смертельной, но то, чего не сделала глупая пуля, довершил шибко умный ТанкО. Таким образом, колесо Сансары повернулось, согласно штатному расписанию. «Кто стрелял?» – хотел крикнуть майор, но тут в трёх метрах от танка разорвалась граната. «Любить их в душу! Научил на свою голову! – усмехнулся он, – Молодцы! Войну встретим не с пустыми руками!»
Как раз к этому времени они въехали в «уютный лесок».
– Глуши моторы, ТанкО! – приказал Парасолька, – Всё равно мы условно подбиты. И вообще, снимай-ка ты… гусеницы! Я сейчас буду на тебе люк искать.
[450x292]
Продолжение следует...