( Б.Рубашкин — Мурка)




Вершиной блатной песенной классики является знаменитая «Мурка».






Мария Климова

Изложенной в песне истории о трагической судьбе Марии Климовой насчитывается никак не менее восьмидесяти лет, и за долгие десятилетия своего существования старая блатная песня "Мурка" стала воистину народной. Ее надрывный, щемящий душу мотив-танго звучал с подмостков различных эстрад и экранов телевизора, ее с чувством "лабали" в ресторанах и пели под гитару в подворотнях, в той или иной интерпретации ее слушал или напевал весь бывший Союз. Не последнюю роль в этом процессе сыграл фильм "Место встречи изменить нельзя", ассоциации с "Чёрной кошкой" и незабвенный Промокашка…





Короче говоря, ее знают все. Вариантов текста насчитывается множество, легче установить, кто не пел эту песню, чем перечислить всех исполнителей.
Не случайно Валерий Леонтьев именно ею открыл новогоднюю программу НТВ-2000, посвящённую самым популярным песням двадцатого века. История «Мурки»
драматична и таинственна.



"Нераскрытые тайны": Секрет песни "Мурка"




МУРКА
(классический вариант)

Светит в небе месяц, тихо спит малина, (1)
А в малине собрался совет:
Это уркаганы, злые хулиганы,
Собирали срочный комитет. (2)

Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и ловкая была;
(Даже злые урки все боялись Мурки —
Воровскую жизнь она вела): (3)

Мол, пошли провалы, начались облавы,
Много стало наших попадать;
Как узнать скорее, кто же стал шалавой, (4)
Чтобы за измену покарать?

Как чего узнаем, как чего услышим,
Как чего пронюхаем о нём —
В тёмном переулке перышком попишем
Или дуру вынем и шмальнём! (5)

Раз пошли на дело, (6) выпить захотелось,
Мы зашли в шикарный ресторан. (7)
Там сидела Мура с агентом из МУРа, (8)
А из кобуры торчал наган. (9)

Мы решили смыться и не шухериться, (10)
Но позорной Мурке отомстить:
В тёмном переулке, где гуляют урки,
Мы решили Мурку завалить. (11)

«Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухерила (12) всю нашу малину —
И теперь, шалава, отвечай! (13)

Мурка, в чём же дело, что ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты
Разве я тебе не добывал? (14)

Раньше ты носила туфли из Торгсина,
Лаковые туфли на «большой»,
А теперь ты носишь рваные калоши,
Рваные калоши на «босой»! (15)

Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину —
И теперь маслину (16) получай!»

Чёрный ворон грачет, (17) моё сердце плачет,
Моё сердце плачет и грустит:
В тёмном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит.

Вот лежишь ты, Мурка, в кожаной тужурке,
В голубые смотришь облака;
Что ж тебя заставило снюхаться (18) с лягавыми (19)
И пойти работать в губчека?


предполагаемое место её предполагаемой гибели

Первоосновой песни о Мурке стала знаменитая в 20-е годы одесская песня о Любке-голубке. Некоторые исследователи приписывают её авторство одесскому поэту Якову Ядову. Однако с полной уверенностью утверждать этого нельзя. Константин Паустовский, в 20-е годы работавший с Ядовым, писал в «Повести о жизни»: «Даже всеведущие жители города не могли припомнить, к примеру, кто написал песню «Здравствуй, моя Любка, здравствуй, дорогая...»

ЛЮБКА

Тихо ночью тёмной, только ветер воет,
Там, в глухом подвале, собран был совет:
Злые уркаганы, эти хулиганы
Собирались ночью в тёмный кабинет.

Речь держала юбка, её звали Любка,
Гордая и смелая была.
Даже наши урки все её боялись –
Любка воровскую жизнь вела.
Помнишь ли малину, шухерную жилу?
Любка уркаганов продала.

Здравствуй, моя Любка,
Ты моя голубка,
Здравствуй, моя Любка, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину,
А теперь маслину получай.

Разве тебе плохо, Любка, было с нами?
Разве не хватало барахла?
Или не носила лаковые туфли,
Шёлковые платья и атлас?

Как-то шли на дело, выпить захотелось,
И зашли в фартовый ресторан.
Там она сидела с агентом из МУРа,
У неё под лифом был наган.

Здравствуй, моя Любка,
Ты моя голубка,
Здравствуй, моя Любка, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину,
А теперь маслину получай.

В последнее время также появилась версия о том, что автором, музыки к «Мурке» является замечательный композитор Оскар Строк, - что, впрочем, пока ничем не подтверждено.

МУРКА (на иврите)





В ранних вариантах песни «героиня» вовсе не выведена в качестве «авторитетной воровки», каковой является в «классической» «Мурке». Наиболее близкий к первооснове текст в этом сборнике - «Маша». Главный персонаж, Маша, помимо «бандитки первого разряда», рисуется как любовница уркаганов («маша», «машка» на старой фене и значило «любовница»). Однако в песне повествуется лишь о совместных кутежах, нет даже упоминания о «воровской жизни» и о «речи» на «совете», а также о том, что «бандитку» «боялись злые урки». Всё это пришло позже. Текст «Любки», приведённый в нашем сборнике, по отношению к «Маше» является более поздним - и ни в коем случае не первоначальной одесской «Любкой»! Оба текста - и «Маша», и «Любка», - записаны в 1934 году студенткой Н. Холиной (хранятся в Центральном Государственном Архиве Литературы и Искусства). К середине 30-х, таким образом, ещё сосуществовали «Любка» и «Маша», позже, переименованная в Мурку. Метаморфоза произошла тогда, когда, песня из Одессы вышла на широкие просторы, СССР и попала в столицу. Я привожу здесь и «московский» довоенный вариант песни. Скорее всего, выбор нового имени подсказала тема. В 20-е-40-е годы «мурками» называли работников Московского, уголовного розыска (МУР). Существовала даже поговорка - «Урки и мурки играют в жмурки», т. е. одни прячутся, другие ищут. В то же время Мурка - вариант имени Мария, Маша. Таким образом, для уголовников имя Мурки стало воплощением гнусности и подлости, которое в их представлении связывалось с коварными «ментами». (Впрочем, вообще имя Мура в блатной среде, было чрезвычайно популярно).
Вадим Козин упоминает о питерском поэте-куплетисте Вадиме Кавецком, написавшем такие строки:
«Мурку хоронили пышно и богато,
На руках несли ее враги
И на гробе белом
Написали мелом:
«Спи, Муренок, спи котенок,
сладко спи!..»
Видимо, тот куплет можно считать прообразом позднего припева, растиражированного Михаилом Гулько:





«Мурка, ты мой Мурёночек,
Мурка, ты мой котёночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого!»
Не исключено, что и фамилия Климова могла принадлежать реальной чекистке, погибшей от рук бандитов.

МАША (1)

Кто слыхал в Одессе банду из Амурки? (2)
В этой банде были урки, шулера…
Часто занимались тёмными делами
И всегда сидели в Губчека.

С Машей повстречался раз я на малине —
Девушка сияла красотой -
То была бандитка (3) первого разряда
И звала на дело нас с собой.

Ты ходила с нами и была своею,
Часто оставались мы с тобой вдвоём,
Часто мы сидели вместе на малине —
Полночью ли летней, зимним вечерком...

Я в тебя влюбился, ты же всё виляла,
А порой, бывало, к чёрту посылала.

И один раз наша собралась малина:
Стали часто шмары залетать.
Ты зашухерила всю нашу малину,
Стала агентуру посещать!

И один раз в баре собралась малина, (4)
Урки забавлялися вином.
Ты зашухерила, привела легавых,
И они нас продали потом! (5)

И с тех пор не стала больше Маша с нами,
Отдалась красавцу своему.
Позабыв малину, вместе с легашами
Брала нас на мушку и в Чеку!

Там, на переулке, в кожаной тужурке,
Восемь ран у парня на груди -
Был убит лягавыми за побег с кичмана,
А теперь мы мстить тебе пришли!

Здравствуй, моя Маша,
Здравствуй, моя Маша,
Здравствуй, а быть может, и прощай.
Ты зашухерила всю нашу малину,
А теперь маслину получай!

Разве тебе плохо, Маша, было с нами?
Или не хватало форсу-барахла?
Что ж тебя заставило связаться с легашами
И пойти работать в Губчека?

Дни сменяли ночи с пьяными кошмарами,
Осыпались яблоки в саду.
Ты меня забыла в тёмное то утро,
Отчего и сам я не пойму.

Разве было мало вечеров и пьянок,
Страстных поцелуев и любви
Под аккорд усталых, радостных гулянок
И под пьянство наше до третьей зари?

И в глухую полночь бегали до Маши,
Прикрывая трепетную дрожь.
Уходила Маша с пьяными ворами,
Приходила Маша пьяная домой.

Пусть же будет амба, пусть зашухерила,
Пусть же вся малина пропадёт,
Но живая Маша от одесской банды
И от нашей пули не уйдёт!

В тёмный тихий вечер, там же, на Амурке,
Грянули два выстрела подряд:
Там убита Маша, что зашухерила, —
Урки отомстили за ребят.

Через день в Одессе пронеслось молвою:
Машу мы убили за ребят.
Пронеслися быстро чёрны воронята (6) -
Легаши нас брали всех подряд.

(1) Пока, видимо, самый ранний из известных нам вариантов. Текст корявый, много ненужных деталей, повторений, нарушение размера и проч. В дальнейшем текст подвергался шлифовке многими арестантскими поколениями, в том числе, несомненно, людьми, имеющими неплохие литературные навыки.
(2) Видимо, в то время — один из районов Одессы (что подтверждает и дальнейший текст). Певец Михаил Гулько поёт: «банда из Амура», — что звучит несколько нелепо.
(3) Упоминание бандитов и хулиганов в положительном контексте, позволяет отнести рождение песни к 20-м годам, поскольку с появлением в начале 30-х «воровского закона» хулиганы и бандиты стали рассматриваться воровским миром как «недостойные» представители «благородного шпанского братства».
(4) Здесь малина в смысле – уголовная компания.
(5) В двух куплетах последовательно перечисляются грехи Маши: сначала она «стучит» на приятельниц уркаганов, на своих уголовных подруг, а потом в одном конкретном случае сдаёт уголовников милиции. В более поздних обработках уголовные барды решили обойтись без лишних подробностей: «зашухерила всю малину» - и не нужно деталей!
(6) Чёрный воронёнок – автомашина милиции; по размерам разделялись на «воронов», «воронков» и «воронят».

Гриць Драпак - Мурка





В результате многочисленных переделок «Любки» сначала в «Машу», потом - в «Мурку» поздний текст песен оказался полон тёмных мест и противоречий. Например, речь идёт о событиях, которые произошли не позднее 1922 года. Несколько раз упоминается губчека, то есть губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Известно, что ВЧК с её отделениями на местах приказала долго жить 6 февраля 1922 года. Её функции были переданы ГПУ. Но в начале 20-х годов не было Торгсина (магазинов по торговле с иностранцами, упоминаемых в некоторых вариантах «Мурки»). Не было и «воров в законе». Между тем в песне специально подчёркивается, что уркаганы боялись Мурки, потому что «воровскую жизнь она вела». Кроме того, по воровским «законам», женщины не могли играть ведущей роли в уголовном мире, а уж в сходках им вообще запрещалось участвовать, не говоря о том, чтобы там «держать речь». Московский вариант с привнесением в текст агентов МУРа вообще вносит, казалось бы, сумятицу: какой в Одессе МУР? Тут, впрочем, по иронии судьбы оказывается, что даже позднейшая вставка Московского уголовного розыска не нарушает исторической правды. Как вспоминал участник белогвардейского движения В. Шульгин в своих мемуарах, в 1919 году «одесская чрезвычайка получила из Москвы 400 абсолютно верных и прекрасно выдрессированных людей».
Вот тот самый вариант, когда Любка-Маша впервые была названа Муркой. Совершенно определённо можно сказать, что в 30-е годы в песне долгое время сосуществовали наравне все три имени. Но в конце концов Мурка всё-таки выдавила все остальные. Вообще имя «Мура» почему-то было чрезвычайно популярно в уличной и уголовной среде, а также в блатных песнях (причём с оттенком нежности).

МУРКА
(московский вариант)

Тишина ночная, спит везде живое.
На малину собрался совет.
Это хулиганы, злые уркаганы
Выбирали новый комитет.

Речь держала баба, звали её Муркой,
Хитрая и ловкая была;
Даже злые урки, и те боялись Мурки —
Воровскую жизнь она вела.

Цели намечала, планы составляла,
Как московским уркам промышлять.
Нравилися Мурке все делишки эти,
Нравилося Мурке воровать.

Но однажды ночью Мурка из малины
Спрыгнула без шухера одна.
К лягашам проклятым Мурка прибежала,
Воровские планы передала:

«Ой, сыны Советов, братья-комиссары,
Не хочу с урканами я жить!
Надоели эти разные малины,
Я хочу секреты вам открыть».

Шли мы раз на дело, выпить захотелось,
Мы вошли в хороший ресторан.
Там она сидела с агентом из МУРа,
У него под клифом (1) был наган.

Мы решили смыться, чтоб не завалиться,
А за это Мурке отомстить.
Одному из урок в тёмном переулке
Дали приказание — убить!

Как-то в переулке увидал я Мурку,
Увидал я Мурку вдалеке.
Быстро подбегаю, за руку хватаю,
Говорю: «Пройдём наедине.

Вот что ты, зараза, убирайся сразу,
Убирайся сразу поскорей.
И забудь дорогу к нашему порогу,
К нашему шалману блатарей!

Помнишь, моя Mypкa,
Помнишь ли, голубка,
Как сама ходила воровать?
А теперь устала и лягавой стала,
Потихоньку начала сплавлять! (2)

Ты носила кольца, шёлковые платья,
Фетровые боты «на большой»,
А теперь ты носишь рваные калоши,
Но зато гуляешь с лягашом!»

Шёл я на малину, встретилися урки,
Вот один из урок говорит:
«Мы её убили — в кожаной тужурке
Там, за переулочком, лежит».

«Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,
Дорогая, здравствуй и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину,
А теперь-маслину получай!

Или тебе плохо было между нами?
Или не хватало барахла?
Что тебя заставило связаться с лягашами
И пойти работать в Губчека?

Вот теперь лежишь ты с закрытыми глазами,
Лягаши все плачут над тобой.
Ты уже не встанешь, шухер не поднимешь,
Крышкою закрыта гробовой.

Хоронили Мурку очень многолюдно:
Впереди лягавые все шли.
Красный гроб с цветами тихими шагами
Лягаши процессией несли.

Тишина ночная, только плач оркестра
Тишину ночную нарушал.
Красный гроб с цветами в могилу опускался
И навеки Мурку забирал. (3)

На кунцевском поле шухер был не страшен,
Но лягавый знал, когда прийти.
Сонных нас забрали, в «чёрный» (4) посадили,
И на «чёрном» всех нас увезли.

«Чёрный ворон» скачет, сердце словно плачет,
А в углу угрюмый мент сидит.
Улицы мелькают, фонари сверкают –
Что нас ожидает впереди?

На допросе в МУРе очень мент старался
Всем он нам по делу навязать.
Я и Сашка Куцый «дикан» (5) получили,
Остальные «драйки» (6) и по пять.

Есть еще близкий к московскому одесский вариант, который знают лучше всего, потому что его пел Леонид Утесов и позднее - исполнитель городских и блатных песен Аркадий Северный. Своеобразие его - лирический припев.





Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась темными делами,
И за ней следило Губчека.

Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и смелая была.
Даже злые урки - и те боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.

Темнота ночная, только ветер воет,
А в развале собрался совет -
Это хулиганы, злые уркаганы,
Собирали срочный комитет.

Мурка, ты мой Муреночек,
Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого!

Ведь пошли провалы, начались облавы,
Много стало наших пропадать.
Как узнать скорее, кто же стал шалавым,
Чтобы за измену покарать?

Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в шикарный ресторан.
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
А из-под полы торчал наган.

Мурка, в чем же дело, что ты не имела?
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты
Разве ж я тебе не добывал?

Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая,
Здравствуй, моя Мурка, и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину,
А теперь маслину получай!

Мурка, ты мой Муреночек,
Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого!

Мурка. Сергей Пенкин





Есть еще ростовская и днепропетровская "Мурки".
Сегодня "Мурку" исполняют многие профессиональные певцы. Недавно спел ее в передаче "В нашу гавань заходили корабли" сам Гарри Каспаров. У него одна строка точнее, чем в других вариантах "Даже злые урки остерегались Мурки..."

МУРКА
(подцензурная)

Как-то было дело,
Выпить захотелось —
Я зашел в шикарный ресторан.
Вижу, возле бара
Там танцует пара —
Мурка и какой-то юный франт.

Я к ней подбегаю,
За руку хватаю (1)
«Мне с тобою надо говорить!»
А она смеётся,
Только к парню жмётся:
«Не о чем, — сказала, — говорить!»

«Мурка, в чём же дело,
Что ты не имела,
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты,
Шляпки и жакеты
Разве я тебе не покупал?

Здравствуй, моя Мурка,
Здравствуй, дорогая,
Здравствуй, моя Мурка,
И прощай!
Ты меня любила,
А теперь забыла —
И за это пулю получай!»

Высоцкий: "Ночью было тихо (Мурка)..".




"MURKA"
(вариант англоязычного перевода, со словами "Раз пошли на дело, я и Рабинович...")

Now I tell the story how all this happened.
Murka was the girl and girl allright.
And in our district everybody missed her
When she was arrested late at night.

Once we went on business, me and Rabinovich,
Then we dropped at nearest restaurant-hall.
There was Murka sitting with Tommy, bloody bastard,
And she had a brouning, black and small.

First we wonna-gonna 'cause we were alone,
But suddenly a revenge came to mind.
In the dirty park-lines, where the people drink wine,
Our lovely Murka, you shall die.

How do you do, my Murka? How do you do, my darling?
How do you do, my darling, and goodbye...
You was sold forever all our malina
And it is a reason you must die.

Rabinovich fired, but he missed of target.
Me was that who made a little shot.
I was brought to doctor but Rabinovich, sterva,
Quickly took the girl to drink on spot.

Blacky voronochek, and my heart is crying,
And my heart is crying in the night.
In the dirty park-lines where the people drink wine
Murka's body lying still but fine...

Мурка на немецком языке





Именно в эпоху «раннего реабилитанса», в 1958 году, «либерально-прогрессирующий» молодой поэт Евгений Евтушенко не только заметил эту тягу культурных людей к «блатняку», но даже оперативно осудил ее в известном стихотворении «Интеллигенция поет блатные песни»:

Интеллигенция
поет блатные песни.
Поет она
не песни Красной Пресни.
Дает под водку
и сухие вина
Про ту же Мурку
и про Енту и раввина.
Поют
под шашлыки и под сосиски,
Поют врачи,
артисты и артистки.
Поют в Пахре
писатели на даче,
Поют геологи
и атомщики даже.
Поют,
как будто общий уговор у них
или как будто все из уголовников.

С тех пор,
когда я был еще молоденький,
я не любил всегда
фольклор ворья,
и революционная мелодия —
мелодия ведущая моя.
И я хочу
без всякого расчета,
чтобы всегда
алело высоко
от революционной песни что-то
в стихе
простом и крепком,
как древко.

М-да… Последняя строка говорит сама за себя. Сравнить стих с древком — все равно что сравнить его с поленом. При этом как-то не особо верится, что писал стихотворец «без всякого расчета». Уж очень торопился побыстрее отмежеваться от интеллигентствующих собратьев. Погромче возопить: я — свой, я совейский! Ну, так, на всякий случай…

из книги "Русский шансон" Фимы Жиганца (Александр Сидоров)- "Здравствуй, моя Мурка..."