Стена – как отражение мира за окном. Окном, которого нет. Которое ненужнó. Вместо него есть она – Стена. Если достаточно долго смотреть на нее, можно увидеть дальние страны. Дальние, теплые, чужие, манящие страны. Страны, где можно увидеть большие, шикарные, великолепно поставленные шоу. Шоу, пробирающие до костей, выдирающие душу актеров и бросающие ее на растерзание толпе. Разумеется, такое действо гораздо великолепнее того, что можно увидеть в небольшом помещении, которое становится тесным, когда в него набивается тридцать человек. Человек, готовых несколько часов стоять на цыпочках, вытягивая шею и затаив дыхание, чтобы смотреть выступление. Маленькую пьесу, театр четырех актеров, играющих в жизнь на клочке пространства, в отблесках искусственной зари и звезд, мерцающих под потолком.
Страны смотрят на их игру, слушают их слезы, чувствуют их стихи, что рождаются в полном боли и любви сердце. Они смотрят и, наверное, не понимают, отчего же так молчалива маленькая толпа, отчего зрители жадными глазами следят за движением фигур, отчего напряженно вслушиваются в их голоса? Почему губы презрительно кривятся при виде капризной красотки? Почему жалостливый взгляд провожает сгорбившуюся от тяжкой ноши тайны фигуру? Ведь это мелкое представление и рядом не стоит с тем, что могут показать они!
Но люди приходят. Стоят. Ждут. Смотрите, какую сказку могут показать наши актеры не на Сцене, но просто перед зрителями. Смотрите, и постарайтесь понять.

Свет открывает суть вещей. Чистый, ясный, дивный дневной свет. Но стекло искажает его. Извращает. В свете, прошедшем через цветное стекло, суть меняется. Она уже совсем не та. И оживает то, что обычно скрывается. Прячется под завесой дня.
Стекла бросают блики, пляшущие на нитях в руках Мастера. Едва шевелятся пальцы, и куклы поднимают нарисованные лица, оживающие, когда падают нити. Тонкая паутина шелка касается пола и рассыпается беззвучным всплеском, давая шанс жить, шанс открыть то, что, быть может, скрывается в глубине кукольной груди. И три образа, три таких разных создания, таких четких души… пусть две из них пусты – не тронет их голос, тихий, идущий из глубин ватного кукольного сердца, оттуда, где томится, трепещет, живет… любовь… Слишком чистая, слишком яркая, слишком безрассудная. Слишком… слишком, чтобы они смогли понять. Но все, что они могут понять – то, что с этим живым сердцем можно играть…

Коломбина… прекрасная Коломбина… ты как прогоркшая конфета в цветной обертке – прекрасна снаружи, но внутри тебя лишь горечь и желчь, отравляющие душу. Ты мнишь себя непревзойденной, ты присваиваешь себе все, что восхваляет красоту. Услышав слова о преданности, ты тут же блаженствуешь в море гордыни, будто они восхваляют твою пустую душу. Красотка Коломбина, кукла с куском ваты в груди… не тронь чужих строк, не тронь душу, выплеснутую на бумагу, не тронь мир, целый мир в этой простой тетради! Но тебе нужно, обязательно нужно вырвать, бросить на землю и растоптать своей крошечной, прекрасной ножкой чужое сердце. О Коломбина, если бы ты знала с самого начала… Бедная Коломбина, пытающаяся хоть как-то заполнить пустоту в груди…

Арлекин… о вечно скучающий Арлекин… твоя душа черна, как небо, которое в ужасе покинули все звезды, как недра бездонного космоса, самые дальние его уголки, куда не может достать своим светом ни одно солнце. Ты можешь добиться всего. Силой – сжатой в кулак ладонью, пальцами на горле, палкой в руке. Сила может дать тебе все. И, быть может, потому тебе так скучно. Быть может, потому ничто не радует тебя, потому все вызывает лишь зевоту. Ты так отчаянно пытаешься развлечь себя, так отчаянно пытаешься впрыснуть в кровь хоть каплю огня… Но все тщетно. Вырви и ты душу, брось ее в пыль, сожги дотла и станцуй на пепле – быть может, это развеселит тебя? Тщетно, все тщетно. Ты не в силах изменить это, ты просто не знаешь как. Ты обречен на вечную скуку…

Пьеро… Прекрасная, бессмертная, открытая душа… Какая же воля, какой же бушующий океан вынес тебя сюда, под эти холодные стекла вместо звезд? Что заставило тебя открыть клетку сердца, выпустив на волю крылатые чувства? Если бы довелось знать, что крылья эти не смогут помочь вырваться из холодных прекрасных пальцев, осталась бы дверца закрыта? Но тяжко руке находиться в покое, сама ищет она карандаш, сама выводит на бумаге мысли, мечты, желания и святые клятвы. На бумаге, которую так легко порвать, уничтожить. Даже сжечь. Но рукописи не горят, так ведь? Почему же тогда мелькают тени в безумном танце вокруг огня, почему порывы ветра уносят прочь пепел? Легкий, невесомый пепел – все, что осталось от слез. Таких непонятных для них, таких искренних и живых. Открой свою душу – пусть они заглянут в нее, увидят, как можно любить, поймут, что нужно лишь сбросить маски, чтобы увидеть, кто перед тобой, протянуть навстречу руку…

Смешны твои капризы, Коломбина. Жалок ты, Арлекин. Ты терпишь рядом вздорную девицу, пустую куклу, вы как два грифа, скованные короткой цепью – она досаждает вам, трет кожу изо дня в день, делая их похожими один на другой, и не давая отойти дальше, чем на протянутую к шее руку. Не грозись уйти, Коломбина, он не пойдет вслед за тобой, зная о цепи. Не пытайся найти нежность там, где тебе не место. Не мог ты думать, Арлекин, что для тебя все эти покрытые строчками листы. Листы, что обратила в прах пустышка пред тобой. Пьеро… сбрось маску, покажи им, как можно видеть мир! Но вот конец игры, сыграны роли, на которые взирает Мастер. Конец игры, последний дар – шанс выбрать. Тебе, тебе бесценный дар, о Арлекин. И что же? Жест один укажет, но что руководит им? Привычка, страх или сомненье? Все сняли маски, ты видишь, ты понял, так протяни же руку навстречу ей, переплетите пальцы… Вас жизнь связала, но поймите, что не стальною цепью, а шелком – мягким, нежным, прочным. Как любовь. А ты, Пьеро… отбрось, что было тебе обузой, и иди в восход. В восход, в начало новой жизни, где будет все, что дóлжно быть.
И не грусти ты, Мастер, не стирай ты грима, не плачь, не надо, пусть цветок уж сорван, мертв, засушен и обратился в пепел.
Ты все же – Мастер, взирающий на сцену.
Настало время и для тебя сорвать с лица пустую маску. И показать лицо – что много старше того, играющего жизнь, лицо, с глазами полными не скуки, а любви.

19.02-09.03.2011