Начало сверхъестественного лежит в нас и, выявленное тайными силами, противу всяческих ожиданий потрясающего недоумения страха, вводит лишь, правда не без сильного возбуждения, в привычную область в е р ы ф а к т а м. Чтобы понять это, достаточно представить ощущение человека, впервые попадающего под выстрелы или претерпевающего крушение поезда. Контраст факта разителен с обыденностью предстояния факту и, однако, что бы ни толковали люди л о г и ч е с к о й психологий, - не с т р а х сопутствует указанным фактам. О ц е п е н е н и е в о з б у ж д е н и я - вот, пожалуй, приблизительно верная оценка переживаний. Что стреляют в т е б я, - этому, пока оно не случилось, так же трудно поверить, как явлению демона.
"Клубный арап"

Как печальны летние вечера! Ровная полутень их бродит, обнявшись с устаым солнцем, по притихшей земле; их эхо протяжно и замедленно-печально; их даль - в беззвучной тоске угасания. На взгляд - всё ещё бодро вокруг, полно жизни и дела, но ритм элегии уже властвует над опечаленным сердцем. Кого жаль? Себя ли? Звучит ли неслышный ранее стон земли? Толпятся ли в прозорливый тот час вокруг нас умершие? Воспоминания ли, бессознательно напрягаясь в одинокой душе,ищут выразительной песни... но жаль, жаль кого-то, как затерянного в пустыне... И многие минуты решений падают в неумиротворённом кругу вечеров этих.
"Корабли в Лиссе"

Вам случалось, конечно, провести ночь в незнакомой семье. Жизнь, окружающая вас, проходит о т р ы в к о м, полным очарования, вырванной из н е и з в е с т н о й книги страницей. Мелькнёт не появляющееся в вечерней сцене лицо девушки или старухи; особый, о своём, разговор коснётся вашего слуха, и вы не поймёте его; свои чувства придадите вы явлениям и вещам, о которых знаете лишь, что они приютили вас; вы н е вошли в эту жизнь, и потому овеяна она странной поэзией.
"Сердце пустыни"

Лукавая, неверная память! Она клянётся не забыть ни чисел, ни дней, ни подробностей, ни дорогого лица и взглядом невинности отвечает сомнению. Но наступил срок, и легковерный видит, что заключил сделку с бесстыдной обезьяной, отдающей за горсть орехов бриллиантовый перстень. Неполны, смутны черты вспоминаемого лица, из числа выпадает цифра; обстоятельства смешиваются, и тщетно сжимает голову человек.ю мучаясь скользким воспоминанием. Но если бы мы помнили, если бы могли вспомнить в с ё, - какой рассудок выдержит безнаказанно целую жизнь в едином моменте, особенно воспоминания чувств?
"Крысолов"

Лучше всего мы помним те слова, которые произносим сами. Если эти слова рисуют что-либо заветное, они должны совершенно отвечать факту и чувству, родившему их, в противном случае искажается наше воспоминание и представление. Примесь искажения остаётся надолго, если не навсегда. Вот почему нельзя кое-как, наспех, излагать сложные явления, особенно если они ещё имеют произойти: вы вносите путаницу в самый процесс развития замысла.
"Серый автомобиль"

Вам знакома попытка оживить сон немедленно по пробуждении, когда его сцены ясно видимы ещё вами, и вы понимаете их, но не можете тотчас перевести понимание в мысль, меж тем смысл ускользает с быстротой взятой горстью воды, и улетучивается совершенно, как только полностью прояснится сознание?
"Серый автомобиль"

Я не верю в искренность футуризма. Всё это - здоровые ребята, нажимающие звонок у ваших дверей и убегающие прочь, так как им сказать нечего.
"Серый автомобиль"

Тогда я всё понял. Моё понимание не было ни расчётом, ни доказательством, и мозг в нём не участвовал. Оно явилось подобно горячему рукопожатию и потрясло меня <...> Это понимание охватывало такую сложную сущность, что могло быть ясным только одно мгновение, как чувство гармонии, предшествующее эпилептическому припадку. В то время я мог рассказать о своём состоянии лишь сбитые и косноязычные вещи. Но само по себе, внутри, понимание возникло без недочётов, в резких и ярких линиях, характером невиданного узора.
"Фанданго"