[показать]

Окна высоток гнездятся друг к другу близко-близко, как нахохлившиеся от холода птицы на жердочке. Холод гуляет по улицам. Громадный этот конгломерат хранит в себе тысячу и одну историю о судьбах обитателей квартир. Вот этажом ниже – чей-то персональный адок и такая беспроглядность, что хоть стены грызи.
Проходит женщина, в прошлом какая-никакая художница, с какой-то степенью шизофрении. Волосы растрепаны, худая-прехудая, а глазные впадины глубоки и чернота с синевой в них. Курит. Тень её длинной, сгорбленной и несуразной фигуры протягивается на асфальте. Вот тут и сын как всегда наркоман, сумасшедшая старуха-мать и люди шарахаются, деньги пихают – только иди с глаз долой, дети насмешничают.
Стены, как в кукольном домике, тонкие, не картонные ли? Вот глубокой ночью нет-нет, да попадешь на исповедь. А с утра у лифта неловко поднять на соседа глаза, потому что ведь всё знаешь: и почему так жизнь пошла, и перед кем на коленях помощи просил, когда отказали. И шкаф с хрусталем содрогался от нервных шагов.
А то в полдень сидишь и краснеешь от высокостильных фраз, которыми гонит мужчину соседка сверху, а потом зачем-то непременно пылесосит свой пол – мой потолок.
И как вспомнишь, что у всех у нас обои охристого цвета, турники и спортивные кольца остались, в шкафу - этот самый хрусталь, и родители дома, телевизор работает. Так и хочется кричать первородным криком и бежать без оглядки, но осекаешься – услышат...